Торквемада простер руки к распятию.

– Господи! – закричал он. – Господи, дай мне силы искоренить племя отступников и маловеров! Дай мне силу и власть, чтобы я мог всю Кастилию обратить в истинное христианство! Пусть в этой стране останется только одна религия и только один Бог. И пусть заживо сгорят все, кто не верит в Него.

Томасу де Торквемаде предстояло кровью искупить грехи своего деда – но не своей кровью, потому что сам он относился к числу избранников Божьих. Он должен был стать первым среди католиков Кастилии, безжалостным судьей всех евреев и ревнителем истинного христианства у себя в стране.

Фердинанд был у Изабеллы и вместе с ней принимал Алонсо де Охеду и Диего де Мерло.

Изабелла вежливо поздоровалась с монахами и попросила изложить суть дела.

Охеда тут же разразился пламенной речью, в которой обратил ее внимание на недопустимое количество «конверсос», обитающих в Севилье.

– «Конверсос» живут в каждом городе Кастилии, – спокойно возразила Изабелла. – Многие из них состоят у меня на службе, и меня радует то обстоятельство, что они стали христианами. Мне бы хотелось, чтобы все мои подданные последовали их примеру.

– Ваше Величество, мы хотели сказать, что большинство «конверсос» только изображают из себя христиан – а на самом деле по-прежнему исповедуют иудаизм.

– Такое положение дел меня не устраивает, – нахмурилась Изабелла.

– Ваше Величество, – вступил в разговор Диего де Мерло, – не следует ли нам заключить, что вам будет угодно положить конец безобразию, творящемуся в Севилье?

Изабелла задумчиво кивнула.

– Друзья мои, у вас есть какое-то предложение? – спросила она.

– Ваше Величество, некоторое время назад в Кастилии была отменена инквизиция. Мы просим вас вновь учредить эту организацию.

Посмотрев на Фердинанда, Изабелла заметила, как напряглись жилы на его висках. Ей вдруг стало грустно – сейчас она почти жалела о том, что так хорошо знала и понимала своего супруга. Слишком уж ему оказались ведомы человеческие слабости, различные мужские пороки. Она испытала величайшее потрясение, узнав о том, что он не только имел внебрачного сына, но и возвел его в сан архиепископа. И проступки его на этом не заканчивались. Выяснилось, что одна знатная португалка родила ему дочь, – следовательно, могли быть и другие дети, от других женщин. Как тут было не разувериться во всем на свете?

Сейчас у него блестели глаза, и она догадывалась, почему. В Арагоне инквизиторы работали не покладая рук, а их жертвы были, как правило, людьми обеспеченными – потому-то и не пустовала арагонская королевская казна. Вероятно, в эту минуту Фердинанд размышлял о деньгах. При мысли о них он всегда оживлялся.

– Я подумаю о вашей просьбе, – сказала Изабелла.

– Полагаю, возрождение святого трибунала в Кастилии – дело первостепенной важности, – вспыхнул Фердинанд. – Решение о его учреждении нужно принять как можно скорее.

Монахи тут же сосредоточили внимание на Фердинанде. Охеда, потрясая кулаками, принялся бранить евреев. Он осыпал их проклятиями, говорил об их нечистоплотности, о совершаемых ими ритуальных убийствах и несколько раз упомянул о неком четырехлетнем мальчике, который пропал из дома, а потом был найден в пещере – с вырезанным сердцем, распятым и расчлененным.

Выслушав, Фердинанд воскликнул:

– Чудовищное злодейство! Вы правы, расследование по этому делу нужно начать немедленно.

– Тела остальных детей уже найдены? – спокойно осведомилась Изабелла.

– Ваше Величество, эти люди хитроумны и предусмотрительны. Тела своих жертв они закапывают в потайных местах. Такова часть их ритуала.

– Нам потребуются неоспоримые улики против этих людей. Иначе мы не сможем вынести им какое-либо обвинение.

Фердинанд резко повернулся к ней, и Изабелла вновь заметила блеск в его глазах, на сей раз – гневный, почти фанатичный. Она нежно улыбнулась ему.

– Мне кажется, король согласен со мной, – сказала она. – Не так ли, Фердинанд?

– Расследование для того и начинают, чтобы доказать вину подозреваемого, – дрожащим голосом произнес Фердинанд.

– Вот о подозреваемых мне и предстоит серьезно подумать, – сказала Изабелла.

Она повернулась к монахам.

– Друзья мои, ваше дело будет рассмотрено. Благодарю вас за то, что вы обратили на него мое внимание.

С этими словами Изабелла взяла Фердинанда под руку. Она хотела, чтобы он проводил ее в королевские покои.

Когда они остались одни, Фердинанд сказал:

– Итак, мое мнение для тебя ничего не значит. Верно я тебя понял?

– Напротив, я всегда прислушиваюсь к твоему мнению, – улыбнулась она.

– Но при этом отказываешься основывать в Кастилии инквизицию!

– На этот счет я еще как следует не подумала.

– До сих пор мне казалось, что ты желаешь превратить Кастилию в оплот христианства.

– Ты не ошибался, это одно из моих самых сокровенных желаний.

– Вот как? Почему же ты настроена против истребления еретиков?

– Я вовсе не настроена против искоренения ереси. Как тебе известно, оно входит в наши планы преобразования Кастилии.

– Превосходно! Но кто же справится с этой задачей лучше, чем инквизиторы? У тебя есть какие-то другие кандидатуры?

– Дорогой мой, я не уверена в том, что мне хочется видеть инквизиторов у себя в королевстве. Для начала я желала бы убедиться в том, что, основав здесь святой трибунал, я не дам Его Святейшеству больше власти, чем он уже имеет. Кастилия принадлежит нам, Фердинанд. Почему мы должны делить ее с кем-то еще, пусть даже с Папой Римским?

Немного поколебавшись, Фердинанд осторожно произнес:

– Убежден, мы смогли бы основать такую инквизицию, которая действовала бы обособленно от Ватикана. Но ты не понимаешь главного, Изабелла. Видишь ли, многие «конверсос» – очень состоятельные люди, а один из законов святого трибунала гласит, что имущество уличенных в ереси должно конфисковываться в пользу государства.

– Да, за последние несколько лет наша казна истощилась, – сказала Изабелла. – Мы очень нуждаемся в деньгах. Но я бы предпочла добыть их каким-нибудь другим способом.

– Так ли уж важен способ?

Изабелла смерила его холодным взглядом.

– Чрезвычайно важен, Фердинанд. Он смутился, затем поправился:

– Я хотел сказать, что мы будем действовать из самых благородных побуждений. Ведь наша конечная цель – спасти души людей, сбившихся с праведного пути. Разве Господу не будет угодно видеть их вернувшимися в лоно католической церкви?

– Именно этого я и хочу добиться. Но принимать решение впопыхах я все-таки не намерена. Мне нужно подумать.

– Если ты подумаешь, то поймешь, что без инквизиции тебе не удастся сделать Кастилию полностью христианской страной.

– Возможно, ты прав, Фердинанд. Ты ведь редко ошибаешься.

Она ласково улыбнулась. Не хмурься, Фердинанд, говорили ее глаза, давай будем друзьями. Наш брак принес разочарование нам обоим. Тебе не нравится моя властная натура – ты не ожидал, что я почти всегда буду поступать по-своему. С другой стороны, я не была готова к тому, что ты окажешься мужчиной, не способным хранить супружескую верность. Но ведь мы все равно никуда не денемся друг от друга – двое сильных людей, не желающих кому-то подчиняться. Так давай же довольствоваться тем, что у нас есть. Давай не будем жалеть о том, что нам не дано. Вообще, какое значение имеют наши чувства, обиды, разочарования? Разве не важнее думать о тех великих задачах, которые стоят перед нами обоими?

– Я хочу показать тебе наш новый девиз, – добавила она. – Думаю, он тебе понравится – по-моему, он удался на славу. Я приказала вышить его на знамени. Сейчас работа еще не закончена, но вскоре его увидят все кастильцы. После этого, мне кажется, они будут по-новому смотреть на нас с тобой.

Он немного смягчился, и она приказала одному из пажей принести образец нового государственного флага.

Когда ее приказание было выполнено, она развернула полотнище с незаконченной вышивкой и срывающимся от волнения голосом прочитала:

– «Изабелла и Фердинанд: единство силы и сила единства». Фердинанд просиял. Едва ли его жена могла более ясно сказать о том, как ценит своего супруга, как надеется видеть его правителем Кастилии – наделенным такими же правами, какими сама обладает.

И все же он понимал, что все наиболее важные вопросы она по-прежнему будет решать самостоятельно. При всех своих декларациях и девизах, при всей своей кажущейся мягкости останется властной, никому не подчиняющейся королевой. Кастилия все равно будет принадлежать ей одной.

Что касается инквизиции, думал Фердинанд, в свое время она согласится на нее. О материальных выгодах, которые сулит ее королевству святой трибунал, она уже знает. А о духовных нуждах Кастилии ей расскажет Торквемада.

Изабелла пригласила к себе кардинала Мендозу, заранее уведомив его о том, что аудиенция будет носить частный характер.

– Садитесь, кардинал, – поздоровавшись с ним, сказала она. – Мне нужно посоветоваться с вами по одному волнующему меня вопросу.

Мендоза вздохнул – он догадался, что разговор будет связан с визитом двух доминиканцев, вторую неделю гостивших при королевском дворе.

– Алонсо де Охеда и Диего де Мерло весьма озабочены поведением евреев в Севилье, – начала Изабелла. – Они говорят, что эти люди, цинично провозглашая себя последователями Христа, втайне исповедуют иудаизм. Мало того, они обвиняют их в ритуальных убийствах и осквернении христианских святынь. И – просят учредить в Кастилии инквизицию. Что вы об этом думаете, кардинал?

Помолчав, Мендоза решительно произнес:

– Ваше Величество, у нас слишком много фанатиков, и это заставляет меня усомниться в нашем благополучном будущем. Фанатизм подрывает основы правосудия и всего общества, история дает тому немало примеров. Евреев преследуют не одно столетие, однако еще никто не доказал, что эти гонения принесли хоть какую-то пользу странам, в которых они имели место. Как вам известно, Ваше Величество, еще в четырнадцатом веке Фернандо Мартинес читал проповеди, направленные против евреев, и даже объявил их виновными в эпидемии чумы, разразившейся тогда в Кастилии. Результат – погромы по всей Испании. Крови пролилось предостаточно, однако эпидемии и болезни лишь участились, поскольку никто не хотел убирать трупы истерзанных иудеев. Вот и эти давние слухи о якобы похищенных и распятых младенцах – кто их распускает, вот в чем вопрос. Не так давно Алонсо де Спина опубликовал целый трактат о злодеяниях тех, кого он называл «конверсос». Как ни странно, он сам был одним из этих «конверсос». Вот почему, читая его книгу, трудно избавиться от мысли, что больше всего на свете он хотел не опорочить евреев, а зарекомендовать себя добрым католиком – в той степени, в какой этого может добиться человек, истребляющий своих бывших единоверцев… Итак, сейчас снова заговорили о человеческих жертвоприношениях и прочих преступлениях, будто бы совершаемых евреями. Ваше Величество, зная ваше желание вернуть Кастилии законность и правосудие, я не сомневаюсь в том, что вы не примете решения, не удостоверившись в обоснованности этих слухов.