Наглухо запертый ящик. Темный лес. Лица, спрятанные за масками. Как она устала от всех этих секретов.

Настала пора их раскрывать.


— Мне надо поговорить с тобой.

Маршалл удивленно посмотрел на Атину. А она вдруг увидела его — человека, которого видели все, а она никак не могла разглядеть.

— Что-то не так?

— Да. Нет. — Ей вдруг стало не хватать воздуха. — Я не знаю. Здесь есть где-нибудь место, где бы мы могли поговорить наедине?

— Конечно. Пойдем со мной.

Он протянул ей руку, при этом золотые пуговицы и шнур на рукаве блеснули в свете свечей, и пропустил ее вперед.

Он провел ее по коридору в противоположный конец дома, где уже почти не были слышны ни музыка, ни шум разговоров.

Она осмотрелась. Они были в какой-то комнате, по-видимому, кабинете.

— Атина, с тобой все в порядке?

«Вы только посмотрите на него», — подумала она. Он беспокоится о ней. Такой красивый. Просто идеал.

Ей столько всего хотелось сказать ему, но она никак не могла начать. Голос ее не слушался. Впервые в жизни она не находила слов.

Вместо этого она подошла к нему и обвила руками его шею.

Ее ухо было прижато к его сердцу. «Не исчезай. Пожалуйста, не исчезай». Сукно мундира было шершавым, золотая шнуровка отпечаталась у нее на лице. Но она не могла его отпустить. И не отпустит.

Он обнял ее, хотя не так крепко.

— Что ты сказала?

Она и не поняла, что произнесла эти слова вслух. Но секрет был выпущен на свободу.

— Ты сказала «не исчезай», Атина? — Он отстранил ее и заглянул ей в глаза.

Непрошеные слезы затуманили ее зеленые глаза.

— Я… я люблю тебя. — Она впервые призналась в этом даже себе.

Выражение удивления, с которым он смотрел на нее, сменилось добротой и чем-то еще… ей непонятным.

— Я знаю.

— Как… после всего того, что я наговорила и натворила… как ты мог это понять?

Он улыбнулся.

— Очень хотелось бы узнать, почему ты так старательно это скрывала? — Он посадил ее на стул, а сам опустился перед ней на колени. — Тебе казалось, что маска скрывала шрамы от нанесенных тебе ран. Ты очень старалась их скрыть, но именно они делали тебя прекрасной. Все, что ты скрывала, на самом деле было сокровищем.

Еще ни один мужчина не был настолько смелым, чтобы увидеть то, что она так тщательно прятала.

— Почему только ты? Почему никто, кроме тебя, не пытался это увидеть?

Он пожал плечами:

— Наверно, во мне сидит пират. Все время ищу спрятанные сокровища.

Она хихикнула сквозь слезы.

— Как ты можешь смотреть на меня и видеть сокровище?

Голубые глаза встретились с зелеными.

— Когда я увидел тебя в первый раз, тот мир, который был мне знаком, вдруг исчез. Кем я был и что было потом — все перестало быть важным. Ты изменила то, что до этого имело для меня значение. — Он помолчал. — Я понимаю, что не очень хорошо могу все объяснить. Я могу сказать лишь одно: когда я тебя встретил, я захотел тебя полюбить. Это не имеет никакого отношения к каким-то эмоциям. Я просто почувствовал необходимость отдать тебе ту любовь, в которой тебе было отказано. Но потом ты начала меняться и стала прислушиваться к своему сердцу. В тот момент, когда твое сердце повернулось к моему, я в тебя влюбился.

Что бы он ни говорил, он говорил искренне. Она поднесла руку к дрожащим губам.

— Я боюсь.

— Чего?

— Сделать так, что ты уйдешь.

Настала его очередь хихикнуть.

— Ты не можешь заставить меня уйти. Если только кем-либо меня заменишь, а так — я никогда не уйду.

— Мне все равно страшно.

— Тогда отдай мне свой страх. Не бойся отдать его мне.

Она кивнула. Он подался вперед, и они коснулись друг друга лбами. Он прошептал ее имя, и его горячее дыхание обожгло ее губы.

Какое-то чувство промелькнуло в ее сознании, как забытый сон. Она не могла назвать его, но знала, что он был. Она повернула голову, и их губы встретились.

Нежное прикосновение переросло в страстный поцелуй. Ей уже было все равно, правильный ли этот поцелуй и все ли в порядке с техникой. Ее сердце молило: «Покажи ему то, что ты чувствуешь». А он отзывался так же безмолвно. Это был диалог, не имевший завершения, но обещавший его.

Для Атины этого было достаточно.

Глава 21

Часы пробили девять, когда дворецкий в парике и ливрее понес на подносе блюда для завтрака. Он шел медленным, размеренным шагом по дому, где все свидетельства вчерашнего приема были убраны. Бальный зал был пуст и тих, столовая приведена в порядок.

Дворецкий поставил серебряный поднос на столик у дверей комнаты для завтраков. Служанка, разжигавшая огонь в камине малой гостиной, понимающе кивнула и бросила на него предостерегающий взгляд, означавший «будь осторожен».

Он пожал плечами и, глубоко вдохнув, открыл двойную дверь.

Разговаривавшие на повышенных тонах Маршалл и Аквилла замолчали. Дворецкий расставил блюда на серванте.

— Спасибо, Хорнер, — сказала Аквилла своим обычным тоном хозяйки. — Мы сами все возьмем.

— Хорошо, миледи, — пробормотал он и, поклонившись, вышел, закрыв дверь.

Аквилла села за стол, положив себе на тарелку кусок холодной ветчины.

— Когда я думаю, что ты будешь навечно связан с этой вульгарной выскочкой… Это просто невозможно.

— Мы уже это обсудили, мама. Давай не будем бередить старые раны.

Но Аквиллу не так-то просто было заставить замолчать.

— Обычно при первой встрече человек старается показать себя в наилучшем свете. А она вела себя как вульгарная девка.

Маршалл решил начать с кофе.

— Мы должны сделать скидку на то, что она выросла на севере. Я знаю, что иногда она может казаться резкой. Но она говорит то, что думает. Она так привыкла.

— Я не имею в виду ее манеры. Яблоко от яблони недалеко падает. Ей недостает скромности, приличия, происхождения, красоты.

— Я нахожу ее красивой.

Аквилла тяжело вздохнула:

— Ты мужчина. Ты и виолончель счел бы красивой, если бы на ней было платье. Следовало поубивать всех шотландцев, когда у нас была такая возможность.

Он с такой силой поставил кофейник, что немного коричневой жидкости выплеснулось на скатерть.

— Эта шутка свидетельствует о плохом вкусе и недостойна тебя, мама.

— Как и твоя девица недостойна тебя.

Маршалл молча провел пятерней по волосам.

Аквилла поубавила тон.

— Я не прошу тебя избавиться от нее. Если она так тебя привлекает, оставь ее для своего личного удовольствия. Женись на Корделии, а шотландку сделай любовницей.

Маршалл в упор посмотрел на мать.

— Ушам своим не верю. Неужели тебя совершенно не волнуют чувства Атины? Да и Корделии, если на то пошло?

— Нет. Единственное, о чем я забочусь, это наша семья. Она будет еще больше процветать без Атины!

— Доброе утро. — Атина стояла в дверях. Ее рука замерла на ручке. За ее спиной стояла Жюстина. — Мы пришли не вовремя?

Маршалл смущенно провел по лицу ладонью.

— Нет, Атина. Входи, пожалуйста. Садись. — Он встал и подвинул ей стул.

Жюстина слегка поцеловала мать в щеку, будто опасаясь, что та взорвется от малейшего прикосновения.

— Доброе утро, мама.

Атина переводила неуверенный взгляд с Маршалла на Аквиллу.

— Вчера был замечательный вечер, миледи, — сказала она. — Спасибо за ваше гостеприимство.

Аквилла сидела на стуле, выпрямив спину. Ее светло-коричневое платье было негнущимся, будто деревянное.

— Мисс Макаллистер, прошу вас не обижаться на то, что я собираюсь вам сказать. Поскольку вы, конечно, слышали, что я сказала своему сыну, я действительно возражаю против этого брака, и по нескольким причинам. Не самым последним среди этих причин является отсутствие у вас богатства. Как всякая хорошая мать, я желаю своим детям выгодный брак, а в этом отношении вы — не лучший кандидат на роль жены.

Атина развернула салфетку и положила ее себе на колени.

— Как это замечательно, что в высшем обществе процветает такой романтизм.

— Вы говорите языком сарказма, мисс Макаллистер, а я говорю на языке реализма. Вы добавите — или нет? — что-либо материальное в этот союз, что может увеличить имущество моего сына и его наследников после него?

Атина опустила глаза, но сказала:

— У нас было поместье в Шотландии в графстве Эршир, но мой отец его потерял. Он продал все, что мы имели, чтобы приобрести около тридцати акров земли в горной части Шотландии незадолго до смерти.

— Земля плодородная?

Прикусив губу, она покачала головой.

— Значит, надо понимать, что ваше приданое состоит из нескольких акров гористой местности в отдаленном районе Шотландии? Вы это предлагаете моему сыну?

Атина выпрямилась.

— Это… и свою любовь.

Маршалл прикрыл ее руку ладонью.

— Которая бесценна.

— И бесполезна, — добавила Аквилла.

— Мама! — воскликнул Маршалл. — Атина будет моей женой. Не потому, что она может увеличить наше богатство, и не потому, что может добавить важную ветвь к нашему фамильному генеалогическому древу. Я знаю, что тебе трудно заставить себя это понять, но брак — это больше, чем союз богатств. — Он мельком взглянул на Аквиллу. — Я предпочитаю быть счастливым, а не богатым. Так что, пожалуйста, мама, или празднуй вместе с нами, или оставайся несчастной, если тебе это нравится.

Тишину нарушил голос Жюстины:

— Маршалл, я счастлива слышать то, что ты только что сказал о браке. — Атина напряглась. Она бросила обеспокоенный взгляд на Жюстину, мысленно призывая ее замолчать, но Жюстина продолжала: — Потому что я должна кое-что сообщить тебе, мама.