– Эта встреча, должно быть, действительно очень важна, – говорит он, – раз вы столь отвлечены, что даже не можете побеседовать с красивым мужчиной.

– Так и есть, – говорю я, отдаляясь от него ровно настолько, чтобы обойти женщину, выгуливающую пуделя. – Судьбоносная, я бы сказала. Это собеседование в «Кэррингерс».

– Ауч, – говорит он, в притворстве положив руку на сердце. – Так вы не хотите откусить кусочек красоты?

– Ох! – Смывайся отсюда, кусочек красоты, пожалуйста. Спасибо, Господи, за прохладный воздух. – Это не то, что я имела в виду. Просто...

–Так вы признаетесь, что находите меня привлекательным?

– Ни в чём я не признаюсь, – отвечаю смеясь.

Он усмехается:

– Мой тип девушки.

Я останавливаюсь перевести дух, когда мы оказываемся у великолепного фасада аукционного дома «Кэррингерс». Время распрощаться с мистером Очарование. Я бы солгала, если бы сказала, что не была слегка разочарована из-за его ухода.

Он улыбнулся, стоя со мной лицом к лицу и, О, Боже Милостивый, у него ямочки на щеках.

– Удачи на собеседовании.

– Спасибо, – говорю я, в последний раз бросая взгляд на часы. 8:54.

– Вы сразите их наповал, – говорит он.

Я киваю, стараясь нацепить на лицо уверенную улыбку.

Смотрю на двери, которые мечтала открыть всю прошедшую неделю – ну, вообще-то, последние двадцать лет – и снова ощущаю прилив надежды. У меня есть пять минут, чтобы зайти внутрь и собраться, дабы показать этим людям, из какого теста я сделана. Но сначала еще одна вещь:

– Вы уверены, что я не могу возместить вам ущерб за испорченный галстук?

– Вот что, – говорит он, его глаза мерцают. – Я буду околачиваться в этих местах на следующей неделе, так что, если будете работать, сможете купить мне кофе.

Наверное оттого, что он такой великолепный и заставил меня чувствовать себя лучше, и потому, что я, скорее всего, больше никогда его не увижу, во мне вдруг просыпается смелость. И я говорю:

– Не для протокола, я бы определенно назвала вас привлекательным, – подмигиваю ему, наслаждаясь удивленным выражением, появившимся на его таком-определенно-более-чем-просто-красивом лице, а потом делаю шаг, отдаляясь от него, ступая навстречу своему будущему.

Внутри моя храбрость испаряется: это место действительно впечатляет. Огромнейший вестибюль с отполированным до блеска мраморным полом, белыми мраморными колоннами, доходящими до потолка и, чёрт возьми, подлинная скульптура Родена в центре комнаты. Я с благоговением пялюсь на неё, пока не замечаю оживлённую маленькую женщину, держащую в руках папку. Нервно приближаюсь к ней.

– Здравствуйте, я Грэйс.

– Бэннет? Вы пришли последней. – Она выводит меня из вестибюля и подталкивает в сторону главного аукционного зала. Я поправляю свою юбку и убеждаюсь, что блейзер сидит на мне ровно.

– Я нормально выгляжу? – спрашиваю я, но она игнорирует мой вопрос и открывает двери.

Она загоняет меня внутрь, где женщина в строгом черном деловом костюме обращается к десяткам мужчин и женщин моего возраста, которые уже стоят за столами, на которых сложены стопки бумаг и блестящих глянцевых фотографий. Она прерывает свою речь и устремляет на меня взгляд, пока я направляюсь к единственному пустующему столику, ближайшему к ней.

– Извините, – шепчу я, но она игнорирует меня. Стоящий за соседним столом парень в костюме от Армани, на волосах у которого геля достаточно, чтобы смазать колеса, закатывает глаза.

– Как я говорила, – продолжает прерванную речь женщина, сделав паузу лишь для того, чтобы посмотреть на меня еще раз, – меня зовут Лидия Форбс, я начальник отдела кадров. Ну а поскольку это непосредственно вас касается, то делает меня госпожой Судьбой. Для одного из вас эта стажировка изменит ход всей дальнейшей жизни.

Спасибо, что напомнили. 

– Все остальные продолжат поиски неуловимой жемчужины, чтобы начать свою карьеру.

Я, наверное, надышалась свежим воздухом, но остальные кандидаты в своих дорогих нарядах одновременно кивнули, словно роботы.

Лидия продолжает говорить, расхаживая при этом по комнате:

– Перед собой вы найдете описания и фотографии десяти объектов, которые представляют различные типы изобразительного и декоративного искусства, аналогичные выставляемым на аукционах здесь, в «Кэррингерс». У вас ровно тридцать минут, чтобы идентифицировать и оценить каждый из них. После этого с вами проведут собеседование.

Мой пульс участился, словно я продолжала бежать, но причиной тому было волнение, смешанное с моей крайней обеспокоенностью. Я начинаю посматривать на красивые предметы искусства. И хотя я до сих пор нервничаю, все же знаю, что годы, проведенные за тренировкой собственных мозгов, чтобы получить достойный уровень знаний в области искусства (работая при этом полный рабочий день), наконец-то окупятся.

Лидия останавливается передо мной, барабаня ногтями с французским маникюром по краю моего стола.

– У каждого из вас отличное резюме, но только один может быть лучше всех остальных.

Она одаряет меня легкой насмешливой улыбкой, прежде чем отойти, и я чувствую, что моё сердце действительно может выпрыгнуть из груди, но тем не менее я знаю, что могу сделать это. Мама сказала бы мне сделать три глубоких вдоха и дерзать. Я слышу её голос у себя в голове: «Всё замедляется; ты можешь сосредоточиться».

Острые каблуки Лидии издают такой звук, словно кошка царапает когтями пол.

– Ваше время пошло.

Это твоя мечта, Грэйс. Я делаю три глубоких вдоха и погружаюсь.

– Прошлым летом я провела в Италии целых шесть недель, но теперь Рим кажется таким провинциальным, знаете ли? – говорит снобистского вида брюнетка с идеально прямыми блестящими волосами, сидящая рядом со мной.

Я уже примерно час находилась в гостиной – слишком роскошной, чтобы называться комнатой ожидания – у кабинета Лидии. Стены украшены произведениями искусства, каждое из которых определенно стоит не меньше моей зарплаты за сотню лет. Беспокойство всё сильнее скручивает мой желудок в тяжелый узел, по мере того как я слышу все больше и больше разговоров других претендентов об их фамильных поместьях на Кейп-Коде6 и общих друзьях из школ-интернатов и колледжей Лиги плюща.

Это словно окно в совершенно другой мир. Они даже используют слово «лето» в качестве глагола, например: «Где ты летничал»? – собственно так и начался разговор рядом со мной. Единственные места, где я когда-либо «летничала» – это в патио вместе с мамой, с лимонным соком на наших волосах, для их осветления, и редкие поездки в общественный бассейн.

– О, Челси, – говорит девушка номер два. – Только лишь из-за того, что парень, с которым ты встретилась во Флоренции, так тебе и не перезвонил, пребывание в Италии не становится ужасным разочарованием.

– Я тебя умоляю, Анжелика, ты едешь за границу лишь потому, что твой папочка сказал, что ты не можешь проваляться еще одно лето в его доме в Хэмптоне.7

– Он также заставил меня подать заявку на эту стажировку, – надулась Анжелика. – Какой-то его старый приятель знает тут кого-то и бла-бла. – Бла-бла – так эта девушка относится к связям, за которые я готова убить. Она даже не представляет, какая она везучая. – Папа думает, что мой диплом Йеля делает меня гением, но я же знаю, что только что провалила это задание. – Она приглаживает светлые, выбившиеся из пучка волосы. – Я даже не знаю, что это была за штуковина в виде стержня! По мне, так выглядело как сломанные щипцы для завивки.

Я старалась не думать о том, насколько это несправедливо. Мир искусства таков везде, все зависит от того, кого вы знаете, в каких кругах крутитесь и насколько богата ваша семья. У меня нет соседа-кинозвезды или трастового фонда, поэтому девушки вроде этих никогда не будут воспринимать меня всерьез, но это, к счастью, не повлияет на мое финальное собеседование. Я знаю, что успешно справилась с заданием. А та «штуковина в виде стержня» – немецкий скипетр семнадцатого века, а не аксессуар из салона красоты. Я еле сдержалась, чтобы не сказать об этом вслух.

Ассистентка Лидии со своей папкой появляется в тот момент, когда недавний засранец в костюме от Армани вышел из ее кабинета.

– Грэйс Беннет?

Я встаю и захожу в комнату. Мои руки вспотели, а горло пересохло. Я опускаюсь в одно из кресел напротив стеклянного рабочего стола Лидии. В отличие от остального здания, эта комната полностью современная, в стиле хай-тек, украшенная лишь парочкой античных китайских клуазоне ваз.8

– Мисс Беннет, – произносит Лидия, откинувшись на спинку своего белого кожаного кресла. Её идеально уложенные волосы не шелохнулись, пока она осматривала меня с головы до ног. – Здесь сказано, что вы учились в… Монклерском Общественном Колледже. – Она протяжно выговаривает последние три слова, явно забавляясь. – Не знала, что можно получить приличный уровень знаний в области изящных искусств в общественном колледже.

– Не все из них предлагают подобную программу, – отвечаю я, чувствуя, как сердце екает из-за этой неожиданно возникшей преграды. – Мне посчастливилось найти Монклерский Общественный Колледж, после того как я бросила учебу в Университете Тафтса.9

– Вы были студенткой Тафтса? – она выглядит удивленной.

– Я посещала занятия на протяжении года, училась на полную стипендию, до того как… по семейным обстоятельствам мне не пришлось вернуться домой.

Лидия ждет объяснений, но я больше ничего не добавляю. Болезнь мамы, ее последующая смерть – мне до сих пор слишком больно говорить об этом. Вскоре Лидия, сдвинув очки на кончик своего острого носа, просматривает следующий лист бумаги, находящийся у неё в папке.

– Вы очень хорошо справились с заданием.

Я выдохнула. Казалось, я не дышала с тех пор, как зашла в аукционный дом.