— Моя драгоценная, моя любимая! А я думал, что потерял тебя.

— Ах, Галлен!

Она уткнулась лицом в его плечо, и слезы счастья потекли по ее щекам.

— Теперь все будет хорошо, моя дорогая. Теперь все закончилось. — Он поцеловал ее волосы. — Я так благодарен, так несказанно благодарен судьбе за то, что муки кончились и мы можем соединиться.

— Соединиться… — повторила она сквозь слезы.

Маркиз снова поцеловал ее — неторопливо и властно.

Они сидели за небольшим столиком, ели и пили, но Торилья как будто не замечала яств.

Она неотрывно смотрела на маркиза, такого молодого, счастливого и беззаботного. Горькие морщины исчезли, лицо его светилось, и свет этот отражался от ее собственного лица.

Им было трудно говорить. Они чувствовали себя воскресшими после смерти.

Торилья протянула руку и прикоснулась к маркизу.

— Ты действительно… здесь?

— Именно это я и хотел спросить у тебя, моя чудесная, моя прекрасная, моя совершенная, моя любовь.

По окончании трапезы они вышли во двор.

Там их ожидал его фаэтон; четверку запряженных в него великолепных гнедых она помнила еще по» Пелигану «.

Только конюха маркиза здесь не было, и коней держал под уздцы слуга из гостиницы.

Торилья завязала под подбородком ленты чепца и вдруг вспомнила:

— А мои вещи? Они были в дилижансе!

Маркиз улыбнулся.

— Мои слуги уже позаботились о них и отправили вперед.

Он помог Торилье подняться в фаэтон, а сам забрался наверх и бросил оттуда две золотые гинеи восхищенным слугам; фаэтон помчался по дороге, уходящей на север.

Дома закончились, и начались зеленые сельские просторы.

— Куда мы едем? — спросила Торилья.

— Сперва к моей матери, — ответил маркиз. — Должен тебе сказать, она уверена в том, что именно ее молитвы подняли Родни Марсдена из могилы и избавили меня от супружества без любви.

Торилья повернулась к нему.

— Надеюсь, ты поняла, что как только судьба или молитва спасла меня, я немедленно оставил Лондон, чтобы отвезти мать домой.

— Я не подумала… что ты… одеваешь это…

Маркиз казался удивленным.

— Тогда чем же, по-твоему, я был занят, моя дорогая?

— Я… боялась, что больше не… не нужна тебе, — нерешительно сказала Торилья.

— Насколько я нуждаюсь в тебе, ты услышишь от меня вечером, после того как мы обвенчаемся.

Торилья не на шутку испугалась.

— Ты должна понять, моя золотая, что нам придется некоторое время соблюдать осторожность и держать наш брак в тайне. Я не допущу, чтобы о тебе судачили.

— Неужели мы действительно… сможем обвенчаться сегодня?

Теперь глаза Торильи светились как звезды.

— Если ты будешь глядеть на меня подобным образом, — улыбнулся маркиз, — я забуду про дорогу и с нами что-нибудь случится!

Торилья счастливо засмеялась и припала щекой к плечу маркиза.

— Неужели мы действительно так скоро… поженимся? — спросила она вновь.

— Все уже устроено, — заверил ее маркиз. — Нас обвенчает мой капеллан в нашем замке, а единственным свидетелем будет моя мать. Несколько месяцев никто не должен знать о нашем браке.

— Это слишком чудесно! — воскликнула Торилья.

Потом они ехали, почти не переговариваясь, пока маркиз не остановил свою упряжку, и Торилья увидела замок чуть слева от них, за извилистой рекой, поднимавшийся из зеленой чащи.

Замок казался огромным, серый камень серебрился под солнцем, а на самой высокой башне развевался стяг маркиза.

Хэвингэм молчал, но глаза его были обращены к ее лицу.

— Только я не стану… блестящей хозяйкой салона, — тихо сказала Торилья.

— Неужели?

— Я не хочу быть… сложной… и остроумной.

— Неужели? — переспросил он.

— Мне… нечего дать тебе… кроме любви.

— Неужели ты думаешь, будто мне нужно что-то еще? — вымолвил маркиз, обнимая ее за плечи.

Губы его прикоснулись к ее губам, и Торилье передалось сжигавшее Хэвингэма желание.

Потом он хлестнул коней, и фаэтон помчался как ветер.

Прежде всего они отправились в Дувр-Хаус, расположенный в дальнем конце парка, окружавшего замок.

Грумы бросились к коням, маркиз помог Торилье спуститься и повел ее в дом.

Она почувствовала смятение: ей предстояла встреча с матерью маркиза.

Что, если она не сочтет ее подходящей партией для своего сына? Что, если у нее появились собственные планы по отношению к нему теперь, когда он снова свободен?

Маркиз открыл дверь; в комнате возле освещенного солнцем окна сидела женщина, напомнившая Торилье ее собственную мать. Лицо ее казалось таким же ласковым, та же доброта светилась в глазах, губы приветливо улыбались.

Маркиза посмотрела на сына с надеждой.

— Мама, я привез к тебе Торилью, — сказал он, не скрывая гордости :за невесту.

— Я так долго ждала этого мгновения, моя дорогая, — ответила вдова, протягивая обе руки к девушке.


Торилья рука об руку шла с мужем по саду, среди великолепия дивных цветов, наполнявших воздух благоуханием.

Солнце припекало, и маркиз увел Торилью в тень деревьев, окруживших лужайку.

Дорожка вилась мимо серебристых сказочных буков. Лес становился все гуще, и солнце оставляло на земле крошечные золотые пятнышки.

— Куда ты ведешь меня, дорогой? — спросила Торилья.

Голос ее был полон нежности, каждое слово казалось признанием в любви.

— В совершенно особое место, — ответил маркиз. — Мама рассказывала, что там они с папой проводили полуденный отдых в свой медовый месяц.

Дом, где поселились молодые, они получили от маркизы в качестве свадебного подарка.

— Мы с мужем провели там медовый месяц, — объяснила маркиза причину такого решения. — И мы были так счастливы, что потом купили этот дом у друзей, сдавших его нам; мы нашли в нем наш собственный уголок, где так хорошо быть вдвоем.

Воспоминания затуманили ее взор.

— Когда отец Галлена уставал от множества дел, мы отправлялись туда вдвоем. — Она улыбнулась.

— Мы говорили только о любви и о нас двоих. Это для меня самое чудесное место на земле.

Спрятавшийся в саду старинный дом из теплого, приветливого красного кирпича, пленял своей райской красотой и дышал любовью.

Впервые увидев его, Торилья поняла, что он будет значить для нее не меньше, чем для родителей мужа.

Они провели здесь первую брачную ночь после того, как обвенчались в замке.

А потом уехали в свадебное путешествие, и маркиз сам правил своими резвыми гнедыми.

Каждая проведенная вместе минута была незабываемой. Если вечером Торилье казалось, что она просто не в сипах крепче любить маркиза, то на следующее утро обнаруживалось, что накануне она ошиблась.

Однажды, гуляя по лесам, они добрели до глубокого лесного озерца; в нем отражалась листва деревьев и покоились лилии.

На берегу, покрытом золотыми цветами, стояла заросшая жимолостью и розами беседка; Торилья увидела там уютный диван с горой подушек.

— Очаровательное место! — воскликнула она. — Здесь совсем не жарко.

Она опустилась на диван, положив на подушки усталые ноги.

Маркиз в это время стащил с себя облегающий сюртук, бросил его на землю и стал разглядывать рыбин, скользивших под листьями лилий.

Грудь его была прикрыта лишь тонкой летней рубашкой, и Торилья любовалась широкими плечами мужа, торсом, узкими бедрами, обтянутыми палевыми панталонами.

» На свете нет более привлекательного мужчины, — решила она, — он мой… и я принадлежу ему «.

Как всегда, словно прочитав ее мысли, маркиз подошел к жене и присел возле нее.

— И к какому заключению ты пришла? — спросил он.

Торилья рассмеялась.

— Я не хочу, чтобы ты зазнавался.

— Я — самый счастливый и гордый человек в мире, потому что ты любишь меня.

— Я не говорю это… я это… чувствую.

Я вся твоя.

— Моя дорогая, милая женушка!

Растроганный маркиз, взяв руку Торильи, припал к ней губами. Он прикоснулся к каждому пальцу и наконец остановился на мягкой ладони.

Вокруг царили вселенский покой и тишина, слышно было только жужжание пчел, собиравших взяток с роз и жимолости.

— Разве найдется более совершенное место?! — промолвила Торилья.

— То же самое можно сказать и о тебе, моя дорогая, — ответил маркиз. — Ты идеальна во всем. И я боготворю тебя! Ты единственная достойная женщина из всех, кого я знал.

— Не говори так, — возразила Торилья, — и совсем я не хорошая. Ты не представляешь, как тяжело было отказаться от твоего предложения убежать вместе, ведь без тебя жизнь моя превратилась бы в тоскливое прозябание!

— Но ты отказала мне, — укорил ее маркиз.

Вспомнив о письме, порванном среди ночи, Торилья сказала:

— Это было невероятное… искушение, и я едва не сдалась.

— И все же ты не сделала этого, считая, что так будет не по совести.

— Но я… так хотела тебя… отчаянно хотела.

— И я, — ответил маркиз. — Но все же сердце говорило мне, что ты поступаешь правильно, ибо не можешь иначе.

— Нам так повезло, так невероятно повезло, — улыбнулась Торилья. — А поэтому, мой удивительный муж, мы должны помогать другим людям найти свое счастье, как мы обрели наше. — Помедлив, она спросила:

— Счастлив ли ты?

— Я не стану отвечать на твой дурацкий вопрос! — усмехнулся маркиз.

Приподнявшись на локте, он пристально посмотрел на жену.

— Почему ты… глядишь на меня… так?

— Я пытаюсь понять, чем именно ты отличаешься от знакомых мне женщин, — ответил он. — Ты невероятно прекрасна, моя дорогая, но дело не только в этом.

Маркиз прикоснулся пальцем к ее лбу.

— Какая мудрая маленькая головка!

Потом он провел пальцами по ее бровям.

— Словно крылья, — пробормотал он, — несущие благую весть тому, у кого есть уши, дабы слышать.

— Какую же весть? — спросила Торилья.

— Весть вдохновения и, конечно, надежды.