Она провела большим пальцем по его левой брови, затем, осмелев, прочертила пальцем четкую линию от его виска до скулы. Его кожа была мягче, чем она ожидала, и кончики пальцев ощущали ее странную прохладу. Она медленно, раскрыв ладонь, провела рукой вдоль его скулы прямо по жесткой щетине, чтобы ощутить, как волоски щекочут чувствительную кожу ладони.

Он прерывисто задышал, чувствовалось, что он едва сдерживает стон, но его глаза оставались закрытыми, а сам он будто окаменел.

Она провела по его бровям, которые точно повторяли уязвимые изгибы его век. Его ресницы, длинные и изогнутые, как у ребенка, затрепетали под ее прикосновением, и она ощутила сладкий укол нежности в своем сердце. Набравшись дерзости, София огладила его лицо, слегка царапнув симпатичную ямку на подбородке, и нежно дотронулась до тонкого шрама в уголке рта. Он с силой выдохнул, и София почувствовала, как жар его дыхания проник в ее кровь. Не думая о последствиях, она скользнула большим пальцем по его выпуклой нижней губе.

Быстрым движением он перехватил ее руку и прижал к своей щеке. Тяжелым, даже скорее измученным взглядом посмотрел на Софию, дыхание было хриплым и прерывистым.

Она достигла своей цели.

— Я не невинна, Грей. Я знаю, чего ты хочешь. Разве ты не понимаешь, что я тоже этого хочу?

— Моя дорогая…

София склонилась над ним, ее губы были на расстоянии одного дюйма от его губ.

— Я обещал, что не буду даже пытаться за тобой ухаживать.

— В самом деле? Но вообще-то я устала от того, что за мной ухаживают. Меня бы больше устроила другая роль.

— Милая, поверь мне. Я не стою того, чтобы за мной ухаживали. А если я… — Он крепко закрыл глаза, потом вновь открыл их. — Если я допущу, что такое произойдет, то я тем более не буду того стоить. Я дал слово, и на этот раз я хочу сдержать его. Я негодяй, по профессии и по призванию, и я совсем не подхожу такой женщине, как ты.

— Такой, как я? Но моя репутация и так уже погублена.

— Погублена? Оттого, что ты познала удовольствие? В тебе нет ничего порочного. Ты молода, красива, у тебя есть мечты. Ты изысканна. — Он коснулся ее лица. — Совершенна.

Слезы жгли Софии глаза. Какие чудесные слова! Как жаль, что она их не заслуживает!

Он осторожно дотронулся до выбившегося из прически тонкого, непокорного завитка волос.

— Этот учитель, который пытался погубить тебя, явно был любителем. Но, милая, к моему стыду, у меня слишком большой опыт, к тому же, я пытаюсь стать респектабельным человеком. Пытаюсь стать лучше.

— Ты пытаешься стать не тем, кем являешься в действительности, и это делает тебя несчастным. — Она прижала руку к его другой щеке, теперь его лицо оказалось в ее ладонях. — У тебя действительно лицо негодяя…

— Значит, ты меня понимаешь.

— Но ведь совсем другой человек живет внутри тебя. Я это знаю, я это чувствую. Страсть к жизни. Такая сила… — Запустив пальцы ему под воротник, она скользнула ладонью по его мускулистому плечу. — И это сердце.

Ее пальцы спустились ниже и слегка коснулись линии шрама.

Он вздрогнул. С тихим горловым рыком Грей отвел ее руки в сторону.

— Моя дорогая, я… — Он резко вздохнул, и его лицо подернулось тенью, словно кто-то быстро захлопнул ставень. — Я не могу.

— Я понимаю.

София села, ощущая боль поражения.

— Мне очень жаль. — Грей жестко провел рукой по волосам. — Ты представить себе не можешь, как жаль.

— Пожалуй, тебе и следует сожалеть. — Она почти угрожающе нависла над ним. — Очень… очень… сожалеть.

Легко, как в танце, повернувшись, София упорхнула на свой стул, хотя чувствовала она себя неважно: сердце болело, отказываясь работать, а бедра пылали, охваченные жарким томлением.

— Ну что ж, — с наигранной веселостью сказала она, взяв в руки палитру и обмакивая кисточку в краску. — Я закончу работу. Можешь продолжить чтение.

София сосредоточила свое внимание на холсте. Однако боковым зрением она видела, что книга Грея осталась закрытой и по-прежнему лежит на столе. Она слышала его дыхание — медленное и тяжелое. Даже в духоте каюты она чувствовала, как исходящий от него мужской жар прожигает ее сквозь тонкое муслиновое платье и рубашку.

Становилось все труднее делать вид, что ее не беспокоит его откровенное вожделение. Через несколько минут у нее заболела рука — так сильно она вцепилась в палитру. София положила палитру и кисточку и начала растирать место, где шея встречалась с плечами, массируя затекшую мышцу. Завитки волос на ее шее были влажными от испарины.

— Потрогай себя.

София оцепенела. Ее сердце остановилось. Она явно ослышалась.

— Ты не ослышалась. — Громыхнув стулом, он придвинулся к ней почти вплотную. — Я обещал, что не прикоснусь к тебе. Так прикоснись сама.

Ее сердце, испуганно подпрыгнув, снова вернулось к жизни, и его бешеный ритм отдавался тупыми, мощными толчками в высшей точке ее бедер. София закрыла глаза. Предложение было шокирующим, но возбуждающим, хотя принять его было, конечно же, невозможно. Она должна найти ответ. Едкий, язвительный, подобный ушату ледяной воды, которая остудит его пыл, да и ее собственный. Она должна залить студеной водой эту дикую страсть, буквально разрывающую ее жилы.

Но не было холодной воды: Только горячее, растекающееся желание капельками выступало у нее на лбу и тонкими, почти невидимыми струйками стекало между грудями. Она первой начала эту игру, она блефовала, не подумав, что он может вынудить ее раскрыть карты. Но едва ли теперь она могла отступить — проиграть означало потерять его.

Словно двигаясь независимо от ее воли, ее пальцы спустились с плеч к отороченному кружевом вырезу платья.

— Да. — Мягкое шипение этого слова проскользнуло по ее коже, словно эротическая ласка. — Да. Коснись их вместо меня.

Ее соски мгновенно набухли и проступили твердыми вершинками сквозь рубашку. Она заколебалась, глаза были все еще плотно закрыты. Дыхание стало тяжелым, и с каждым вздохом грудь высоко поднималась под ее пальцами.

— Да, милая. Прикоснись к ним. Двадцать пять дней, мы находимся на этом корабле. Двадцать четыре ночи я мечтал, чтобы обхватить ладонями твои груди. Я страстно желаю этого, хочу почувствовать своими пальцами, как они упруги, нежны и округлы. Боже, они ведь так нежны, правда, моя милая? Как и твои руки, твои запястья, твои губы. Ты вся нежна, все в тебе нежное, подобно лепесткам цветка.

Его глубокий баритон волнами прокатывался внутри ее, и каждое слово вызывало трепет в душе. Софии пришлось закусить нижнюю губу, которая начала предательски подрагивать. Вцепившись влажными от жары и волнения пальцами в ткань платья и рубашки, она начала медленно стягивать их с плеч, пока вырез платья не перестал растягиваться дальше. Тогда София скользнула рукой под ткань и подняла грудь, высвобождая влажную, тяжелую округлость от лифа платья. Горячий воздух закружился вокруг ее соска. Она вздрогнула, на мгновение ей показалось, что это его дыхание.

Целую секунду, которая показалась ей вечностью, Грей молчал. София по-прежнему сидела с закрытыми глазами, умирая медленной тихой смертью от обнаженной незащищенности и немного от стыда, с которым ей так и не удалось справиться. Что же она делает, обнажая свою грудь перед этим мужчиной? Это же какая распутница сидела внутри ее и сейчас пытается вырваться из своей глубоко запрятанной клетки! Он знал, что она это сделает.

— Боже милостивый! — наконец выдохнул он. — Ты так прекрасна! Гладкая и чистая, кремовая и округлая. И сладкая, о, какая сладкая! Словно я могу попробовать тебя. Прикоснись к своему соску.

Не веря тому, что она это делает, София провела большим пальцем по кончику соска. Белый свет прорвался сквозь темноту под ее веками.

— Да, — простонал он. — Сделай это еще раз.

Она повиновалась.

— Еще раз. Боже, как я хотел бы поласкать его, затеряться в этой мягкости и ощутить твои руки в своих волосах!

София зажала сосок большим и указательным пальцами, представляя, что это его сильные руки сжимают его. Его губы и язык ласкают его. Ее дыхание вырвалось в долгом тихом вздохе.

— Да, громче. Стони для меня. Позволь мне это слышать.

Стеная, София обхватила другую грудь через ткань платья, дразня упругий, спрятанный бутон.

— Я хочу коснуться тебя. Хочу видеть каждое движение, каждый совершенный дюйм твоего прекрасного тела. Твои груди. Твой пупок. Обратную сторону твоих коленей. Каждый пальчик ног. Я хочу попробовать тебя всю. Слизнуть пудру с твоей кожи. Я хочу знать все секреты, все тайны твоей души. Я хочу понять, как тебе удается пахнуть розами посреди океана.

Она облизнула пересохшие губы. Он застонал.

— Ох, милая! Если бы ты знала, что делаешь со мной! Я умираю от желания.

София подвинулась на стуле и слегка раздвинула ноги. Между бедрами она чувствовала жар. Жар любовного пота и неудовлетворенного желания.

— Подними свои юбки, — хрипло скомандовал он. — Позволь мне увидеть тебя. Я должен увидеть тебя.

Потерявшись в непроглядном тумане страсти, София уже не могла ни думать, ни испытывать стыд. Ее рука скользнула от груди до вершин бедер. Она зажала муслин в кулаке и начала медленно поднимать ткань, обнажив сначала лодыжки, потом икры.

— Выше. Еще.

Она повиновалась, поднимая муслин над коленями, касаясь одной ладонью внутренней части бедра.

— Райское блаженство смотреть на тебя. Никаких чулок, никаких подвязок. И никаких панталон? Скажи, на тебе ведь действительно нет панталон?

Она слегка выгнула позвоночник, голова наклонилась к спинке стула. Она подняла руку выше, чтобы обнажить гладкое пространство своего бедра.

Он издал прерывистый вздох.

— И никаких панталон. Теперь я знаю, что никогда не отвезу тебя обратно в Англию. Вот такой я хочу иметь тебя всегда. Здесь, в тропической жаре — без нижних юбок, без чулок, без панталон, готовой принять меня в любое время. А ты ведь готова принять меня, моя милая, не так ли? Ты такая горячая и влажная. Боже, как я хочу тебя попробовать! Ты бесподобна, даже отсюда.