— Нет, Мария. Лгать невозможно. Мы не можем говорить, что все кончено, и по-прежнему встречаться.

Она посмотрела на него в изумлении.

— Почему?

— Потому что это никого не обманет. Как случилось, что, по его словам, о нас судачит весь Неаполь? Кто первоначальный источник этих сплетен? Пикколомини? Дон Джулио Джезуальдо? Мы не знаем. Возможно, это кто-то, кого нам не приходит в голову подозревать. А что, если Антония случайно обронила неосторожную фразу? Нет! Не сердись! Она бы никогда не причинила нам вреда, я знаю. Но она любит поболтать и порой сама не понимает, какой вывод могут сделать из ее слов. Существует несколько других возможных вариантов. Есть еще мой слуга и мои солдаты, которым я, быть может, излишне доверял. — Он вздохнул. — А еще твоя темноволосая служанка.

— Сильвия? — Мария засмеялась. — Ты помнишь тот первый раз, когда пришел ко мне в Сан-Северо, — Карло тогда уехал в Джезуальдо?

— Когда ты вынуждена была рассказать ей обо мне?

— Да. Она дала сицилийскую клятву, которую никогда не посмеет нарушить, что будет хранить все в тайне. Если бы ты знал Сильвию, как я, то понял бы, что суеверие — ее истинная религия. Во всяком случае, она довольно замкнутая и не знает никого за пределами нашего дома, так что кому бы она могла рассказать? Нет, это определенно не Сильвия.

— Есть еще Лаура, — сказал Фабрицио. — Да, я знаю. Тебе нет необходимости выступать в ее защиту. Я только хочу сказать, что тайное, как бы хорошо его ни скрывали, неизбежно становится явным. Кто знает, каким образом это происходит.

Мария, отсутствующим взглядом глядя в пространство, спросила бесцветным голосом:

— Ты хочешь сказать, что мы действительно должны закончить нашу совместную жизнь?

Фабрицио погладил ее по щеке.

— Ты хочешь, чтобы я умер? — спросил он тихо.

— Ты боишься! — воскликнула она, отстраняясь от него. — Если так, то уж лучше я возьму себе в любовники слугу. Природа создала тебя с пугливым сердцем женщины. А меня — с сердцем воина.

— Это не игра с переодеванием, Мария.

— А я и не играю. Я действительно имею в виду то, что сказала. Я не боюсь. И недостойно тебя вот так трусить. Страх вытесняет из твоего сердца любовь ко мне. Если ты будешь и дальше поддаваться ему, я тебя больше не увижу. — Ее лицо побелело от гнева. Или он увидел в ее глазах испуг? Да, это был страх, ибо то, что она сказала дальше, показало, чего она боится. — Я не живу в те минуты, когда бываю вдали от тебя, — для меня это хуже, чем тысяча смертей. Если ты меня оставишь, я не буду жить.

— Именно это и делает меня трусом. У меня достаточно силы, чтобы встретить свою собственную смерть, но я сомневаюсь, что мне хватит твердости перенести твою. Ты хочешь, чтобы я умер? Тогда я умру.

— Тогда я умру в любом случае, — решительно заявила она. Повернувшись к Фабрицио, она сказала спокойно: — Вот истинная суть того, что ты должен решить, Фабрицио. Либо ты оказываешься неверным и бросаешь меня, либо оказываешься верным, никогда меня не покидая. Твой аргумент, что тайное всегда становится явным, тебе бы следовало обдумать раньше, а не теперь, когда нам грозит опасность. Ты бы не любил меня, а я — тебя, если бы мы думали об опасности.

— Я не покину тебя, — заверил он. — Еще до того, как я заговорил о своей встрече с вице-королем, в душе я знал, что все разрешится именно таким образом.

Он взял ее руку и поцеловал, и они серьезно посмотрели друг на друга. И в эту минуту Фабрицио вспомнились строчки английского поэта, которые он читал на прошлой неделе: «У мужчины в жизни — три любви. Первая — юная любовь. Вторая — это женщина, на которой он женится. Третья — его невеста на смертном одре». Он не смог сказать Марии об этом.

— Я скажу тебе еще одно, Фабрицио. Не думай о роке, ибо это может принести нам несчастье. Верь в нашу любовь. Может быть, тебя смешат такие вещи, но я дважды в день молюсь Пресвятой Деве за нас. Мы с тобой вместе уже больше года. Мы выдержали то, что Карло известно о нас. Почему же нам не выдержать праздные сплетни и вице-короля? Клянусь тебе, что Лаура безмерно мне предана. Ведь это твоя семья, Карафа, наняла ее для меня. Она четырнадцать лет была моей спутницей и главным утешением, порой единственным. Зачем же ей лишаться своего счастья и спокойствия, ставя под угрозу мою жизнь? Что с ней будет, если я умру? Карло вышвырнет ее из дома. Она никогда не откроет наш секрет, мы будем продолжать здесь встречаться в полной безопасности. Ты слишком благороден, Фабрицио. Ты не любишь лгать, но теперь ты должен солгать с убежденностью. Не позволяй вице-королю запугивать тебя угрозами. Мужчины таковы, что всегда принимают всерьез голос официальной власти. Но женщины втайне посмеиваются над этой напыщенностью. Я прошу тебя быть сильным ради нас. Я смотрела в лицо Карло ради нас; а теперь ты должен посмотреть в лицо вице-королю ради меня. Скажи ему, что наш роман закончился. Посмотри на Венеру, которая улыбается нам сверху. Наша любовь безвинна. Кому мы делаем зло? Только Карло, быть может, а у него хватает достоинства позволять мне то, что он позволяет себе. Когда-то ты мне сказал, что любовь — высочайшая добродетель. Ты не можешь согласиться с этими невежественными людьми, считающими нашу любовь преступлением.

В следующий четверг утром Фабрицио доложил вице-королю, что церковь и государство важнее для него, чем Мария, и что вследствие этого он покончил со своей любовной связью. Ему поверили. И их любовь продолжалась в тайном дворце до осени следующего года.

Глава 14