Она стремилась быть с Фабрицио каждую минуту, но, поскольку это было невозможно, она поклялась, что справится с этим как женщина, которая знает, что ее любят, а не как глупая влюбленная девчонка, и найдет способ осветить радостью любви другие стороны своей жизни.

Карло вернулся на следующий день после ночи, проведенной ею с Фабрицио у Антонии. Поздно вечером Карло пришел в спальню Марии. Она сидела в постели, делая примечания к тексту о Констанце д’Авалос. Казалось, она писала его в другой жизни. Карло не спал с ней со смерти Беатриче. Она сказала ему, что не хочет снова забеременеть, пока что нет, и он уважал ее желание, хотя и дал понять, что в будущем хотел бы еще детей. Теперь, когда Мария принадлежала Фабрицио, она смутно надеялась, что такое положение дел может длиться бесконечно. Мысль о том, что Карло к ней прикоснется, мучила ее. Но сегодня она поняла, что он в чертовски мрачном настроении, и сна не посмеет ему отказать.

Она положила рукопись на стол и откинула простыни с его стороны постели.

— Иди сюда, Карло — сказала она.

Он присел на край кровати.

— Что ты пишешь? — спросил он.

— Я вычитываю рукопись о Констанце, полагая, что должна ее закончить.

— Покажи ее мне, — попросил он.

Она вручила ему томик в кожаном переплете. Он пролистал его, а затем, к ее удивлению, углубился в чтение.

— Я понятия не имел, что у тебя такая фамильная гордость, Мария, — сказал он, закрывая томик и кладя его обратно на стол. — Это весьма интересно. Ты должна это закончить.

— Я намереваюсь это сделать. — Она наклонилась и погладила его щеку, надеясь успокоить. — Ты чувствуешь себя несчастным, Карло?

Он накрыл ее руку своей, прижал к своей щеке, потом отнял и коснулся губами. Она радовалась, что между ними возникла нежность, Любовь к Фабрицио сделала ее мягче и увереннее в себе.

— У меня приступ меланхолии, — сказал он. Потом добавил: — Нет, это не меланхолия. Какая-то тяжесть, чувство обреченности.

— Это пройдет, — утешила она.

— Нет, — нахмурился он. Он уронил ее руку, поднялся с постели и начал шагать по комнате, прижав руки ко лбу. — Что-то меняется вокруг меня, и я не могу понять, что именно.

Мария запаниковала.

— Дело во мне, Карло, — начала она, вдруг испугавшись его и опередив, так как почувствовала, что сейчас он скажет: «Это связано с тобой».

Он пристально взглянул на нее:

— Правда? Что же тебя изменило?

Она понятия не имела, что говорить, но вдруг слова сами потекли:

— Я начинаю приходить в себя после смерти Беатриче. Я начинаю привыкать к тому, что этот мир — несчастливое место, и не нужно пытаться искать счастье в других, как я делала всегда. Нужно найти его в себе самой.

Карло снова сел на кровать.

— Это лишь полуправда, Мария. Скажи мне остальное.

— Мне очень трудно говорить подобные вещи, это меня смущает.

— Скажи мне! — чуть ли не закричал он.

— Хорошо. Недавно ты сказал мне, что, возможно, любишь меня не так, как мне бы хотелось. Это правда. По твоим словам, ты принадлежишь только себе. Когда-то я хотела… быть тебе ближе. Теперь я приняла все как есть.

— Почему?

— Ты хочешь, чтобы я тосковала по твоей любви всю свою жизнь?

— Что же такое случилось, что ты перестала тосковать?

— Время. Прошло время.

Он едва ли услышал ее ответ. Его глаза то встречались с ее, то смотрели на ее волосы, шею, занавеси кровати, красное бархатное кресло. Она чувствовала, как в нем нарастает возбуждение.

— Возможно, ты любишь другого, — сказал он.

Теперь возврата не было. Он насквозь ее видит, даже если она станет отрицать. Это приведет его в ярость.

— А если люблю?

Пока он это обдумывал, его взгляд продолжал беспокойно блуждать. Потом он упал на перстень Беатриче на столике возле кровати. Мария вся сжалась. Он пристально смотрел на перстень, словно раздумывая, не выбросить ли его в окно. Потом перевел взгляд на Марию.

— Если это так, я прошу тебя пока что держать это про себя, Я подожду, пока буду чувствовать себя лучше, чтобы рассматривать подобный вопрос.

— Я всегда буду твоей женой, Карло.

— Нет, если ты шлюха другого.

— Я не шлюха! — закричала она. — Как ты смеешь говорить мне такое!

— Ты привыкла считать себя добродетельной. Если ты любишь другого и согрешила с ним, ты уже не добродетельна. Поэтому у тебя больше нет права выражать праведное возмущение такими словами.

— Ты рассуждаешь как священник, как этот молодой святоша, который всегда при тебе. Не вам говорить мне о добродетели. Он добродетелен? А ты? Ты имеешь представление о том, что…

Он смотрел на нее в изумлении. Что-то похожее на страх отразилось в его глазах. О, теперь действительно нет возврата. Как она могла позволить себе сказать такое?

— Имею ли я представление о чем? — произнес он с угрозой в голосе.

Она покачала головой. У нее сдавило горло, и слезы потекли по щекам. Она закрыла лицо руками.

— Ты должна мне сказать, что имеешь в виду, Мария. Я не уйду отсюда, пока ты этого не сделаешь.

— Я не знаю, что я имела в виду, — рыдала она. — Я это не понимаю. Я слышала, что этот священник иногда спит в твоей постели. Подразумевают, что в этом есть что-то чудовищное.

Карло глубоко вздохнул, бормоча себе под нос. Он отнял руки Марии от ее лица.

— Перестань плакать, Мария. Мне не следовало называть тебя шлюхой. Это было сказано в гневе, а я больше не сержусь — на тебя. Кто рассказал тебе эту непристойную сплетню?

— О нет, Карло, не принуждай меня.

— Я должен знать. Я должен знать, кто говорит обо мне такие вещи.

— Это было сказано мне конфиденциально. Это была не сплетня, а предостережение, касающееся Беатриче. Не бойся, что эта особа…

— Значит, это был кто-то из Карафа, не так ли?

— Да. — Мария заколебалась, придя в ужас от того, что он может заподозрить Фабрицио. — Мадделена.

— Эти проклятые Карафа! — заорал он. — Они вьются и жужжат вокруг нас, как осы вокруг меда.

— Если они так раздражают тебя, почему ты заставил меня танцевать с Фабрицио Карафа? — крикнула она в ответ.

— Потому что ты не могла отвести от него глаз, — медленно произнес он уже тише.

Она в недоумении нахмурилась.

— Если это было так, почему ты не поступил наоборот? Разве не естественнее было бы желать, чтобы я с ним не танцевала?

Карло взглянул на свою руку с длинными пальцами.

— Несколько месяцев ты была настоящим призраком. Ты помнишь, что я тебе сказал? Твои глаза были словно незрячие. Потом их ослепила красота, и к тебе вернулось зрение. Я знаю силу красоты — она может исцелять. Она исцеляет душу или волнует ее — в зависимости от того, что необходимо душе. Я не настолько по-глупому ревнив, чтобы отказать тебе в минутном удовольствии с мужчиной, чья красота заставит тебя почувствовать, что стоит жить. Да еще тогда, когда ты была так больна. Я думал, что обречен провести остаток жизни с привидением.

— Пользуясь твоими же словами, Карло, я считаю, что это всего лишь полуправда.

— Тогда я не знаю, какова вторая половина. Я не всегда понимаю, почему поступаю так или иначе. Тебе известно, у меня бывают причуды.

— Может быть, ты также извращен.

— Это возможно.

— Я должна кое-что сказать тебе, Карло, — сказала она нервно.

— Да? Я жду, — сказал он со странной усмешкой.

— Эти… эти сплетни о тебе. Думаю, они исходят от одного из наших слуг.

— В самом деле? Почему ты так считаешь?

— Потому что Мадделена сказала, что это исходит от слуг.

— Ее слуг?

— Она не уточняла. Но откуда ее слуги могут знать о… твоих привычках. Если это исходило от них, то, разумеется, сначала им рассказал об этом один из твоих слуг.

— Ты хочешь защитить Мадделену Карафа. Твоя преданность этой семье меня удручает. Это предательство по отношению ко мне и к этому дому.

— Нет, Карло.

— Да. — Он взял рукопись с кровати, подошел к столику, стоявшему со стороны Марии, и положил на него рукопись. Потом уселся на кровать, совсем близко от Марии. Он все больше возбуждался, но маскировал это преувеличенным спокойствием. — А теперь я должен кое-что сказать тебе, Мария, — сказал он доверительным тоном.

— Да? — спросила она, снова поддаваясь панике.

— Я заметил, что после того, как ты танцевала с Фабрицио Карафа, вы вдвоем на какое-то время покинули комнату. Вас не было больше получаса. Куда вы ходили?

Вот оно что. Он что, собирается ее помучить? Его цель ясна: следующий час или около того он будет ее допрашивать, пока она не признается, что у нее роман с Фабрицио. С этой целью он и пришел в ее спальню сегодня вечером. Неожиданный экскурс в его собственную тайную жизнь лишь ненадолго его отвлек. Когда откроется правда, Бог знает, что он сделает. Пока что он не прибегал к насилию. Когда у него в прошлом случались приступы, он злился на нее, терроризировал ее, но никогда не поднимал на нее руку. Однако она подозревала, что сегодня кончится этим. Он будет бить ее снова и снова, быть может, изувечит.

— Ты играешь со мной, не так ли, Карло? Как кошка с маленькой птичкой. Ты даешь мне немножко попорхать, чтобы я впала в заблуждение, думая, что свободна, а потом нанесешь удар. Надеюсь, ты не будешь разочарован, узнав, что мне нечего скрывать. Фабрицио повел меня наверх, чтобы показать сокровища принца Карафа ди Стильяно. Между нами не произошло ничего недозволенного.

— Я не разочарован. Почему ты так решила? Наоборот, я чрезвычайно доволен, что моя жена провела полчаса наедине с мужчиной, чья красота ее явно ослепила, и между ними не произошло ничего, носящего амурный характер. Я горжусь твоей репутацией добродетельной жены и теперь вижу, что она вполне заслуженна. О чем вы с ним беседовали?