— А как же Карло? — спросила она.

Он взглянул на нее и рассмеялся. Откинув голову на подушку, он смеялся все громче и громче. Он смеялся так, как смеются боги.

Впервые с тех пор, как Фабрицио дотронулся до нее, Мария нахмурилась.

— Над чем ты смеешься? Карло так смешон?

— Нет, нет, мой ангел. Карло не смешон. Я не знаю, почему я смеюсь. Должно быть, потому, что я счастлив, так несказанно счастлив быть на этих небесах вместе с тобой, мой самый прекрасный ангел. И даже мысль о Карло не может ни малейшей тенью заслонить мое счастье. — Он вытер слезы, выступившие от смеха, и взглянул на Марию. — Как же Карло? У меня какое-то странное чувство насчет него. Когда я тебе скажу, что это такое, ты можешь подумать, что в моих словах нет логики. Но я знаю Карло. Мы много лет друзья — не особенно близкие, но у нас есть общие интересы, как тебе известно. Если бы ты не была женой Карло, то, я уверен, он согласился бы, что ты создана для меня. Но, увы, ты его жена.

Карло в первую очередь считает себя принцем, думает о себе как о принце. Со временем, возможно, для него будет важнее то, что он музыкант, нежели принц, так как и по таланту, и по темпераменту он прежде всего музыкант.

Но в настоящий момент он принц. А поскольку ты жена принца, то он считает тебя своей собственностью. Он большой собственник. Я наблюдал за ним, когда он с тобой. Он любит твою красоту, но не любит твое тело и твою душу, как люблю я. Он сторонится тебя, не так ли?

— Да.

— Я знаю, потому что таков уж Карло. Это связано с тем, что я сказал тебе в «Ла Сирена»: Карло принадлежит только Карло. Он заточён в себя. И порой в его глазах я вижу что-то такое, не знаю… — Фабрицио нахмурился, размышляя. — Кажется, он носит в себе какую-то тайну, которая его терзает. А эти мрачные приступы, которые на него находят, — наверно, они коренятся в каком-то несчастье. Кто знает, что это такое.

Как проницателен Фабрицио! Марией овладело искушение рассказать ему о странных привычках Карло. Возможно, как мужчина он прольет на них свет. Но при всей любви к нему было бы подло раскрывать тайны Карло любовнику. Ее муж не заслужил такого предательства. С той вершины счастья, на которой она теперь стояла, ей было жаль Карло.

— О чем ты думаешь? — спросил Фабрицио, перебирая ее волосы.

— Что, пускаясь в наше с тобой путешествие, я начинаю понимать, какой ты на самом деле, как ты проницателен. Я думала о тебе только как о мужчине, который привлекателен, опасен, красив, как Бог, отважен, как Марс, — именно так тебя называют, и я уверена, тебе это известно, — словом, как о мужчине, перед которым я должна устоять — или погибнуть. Но теперь я начинаю видеть за этими романтическими представлениями реального мужчину. Это достаточно искренняя лесть, на твой взгляд?

Он рассмеялся, очарованный ее словами.

— Закончи, что ты говорил о Карло, — попросила она.

— Это как раз то, что ты можешь счесть нелогичным. Я думаю, если бы Карло знал, что мы любовники, и мы вели себя достойно и не стали объектом сплетен, он каким-то образом это принял бы или, возможно, посмотрел сквозь пальцы. Конечно, он бы злился и ревновал, но со временем его злость прошла бы. Ты заметила, что он сделал на прошлой неделе в «Ла Сирена»? Конечно, заметила. Он практически толкнул тебя в мои объятия.

— Ты преувеличиваешь, Фабрицио. Он просто попросил меня потанцевать с тобой.

— А почему он это сделал? Просил ли он тебя танцевать с кем-нибудь еще из его друзей?

— Что ты хочешь сказать? Что Карло хочет, чтобы мы стали любовниками? Ты бы так не думал, если бы видел его реакцию на то, что я ножу перстень, который ты заказал для Беатриче. Он запретил мне его носить.

— Потому что это перстень Карафа, да?

— Куда ведет этот разговор, Фабрицио?

— К тому, что я интуитивно знаю: Карло не причинит тебе вреда. Ты — самая изысканная жемчужина в его короне принца, неотъемлемая часть того эстетического мира, который он для себя создает. Если принцесса плохо себя ведет, она будет наказана, но, в конце концов, ее простят. Не пойми меня превратно, Мария. Разумеется, я не предлагаю, чтобы мы не были очень осторожны и скрытны, поскольку я не могу перенести мысль, что он тебя накажет. Если он когда-нибудь тебя ударит, я убью его.

— Не говори об убийстве, Фабрицио. Некоторым женщинам льстит мысль, что их любовники готовы убить за них. Меня она не прельщает. Даже если бы в результате мы с тобой провели всю жизнь вместе, в любви и гармонии, я бы не хотела видеть Карло мертвым.

Фабрицио залился краской от ревности. Себе в утешение он накрыл рукой грудь Марии, заявляя права на нее.

— Я позабочусь о том, чтобы о наших свиданиях никто никогда не узнал, — пообещал он. — Единственный человек, который знает, что мы здесь, — это Антония. Находя места для наших свиданий, я буду так же хитроумен, как сам Улисс.

Размышляя впоследствии над словами Фабрицио о Карло, она сочла их противоречивыми. С одной стороны, он сказал, что Карло может принять их любовь, а с другой стороны, предполагал, что он может Марию наказать. Это свидетельствовало о том, что даже Фабрицио не мог предсказать, как поведет себя Карло, если обнаружит, что они вступили в любовную связь.

В ту же ночь, позднее, они выскользнули из ворот сада в поджидавшую карету, и Фабрицио отвез Марию во дворец Антонии, находившийся поблизости, в Мерджеллине. Если бы кто-нибудь поинтересовался местонахождением Марии, ему бы ответили, что именно здесь она провела последние три дня.

Антония попыталась повлиять на этих двоих взрослых людей, которые вели себя как дети, потеряв голову от счастья, но при виде их печали от неминуемой разлуки она посмотрела сквозь пальцы на то, что Фабрицио остался с Марией и в эту ночь.

На следующий день Антония постучала в дверь Марии рано утром. Молчание. Она слегка приоткрыла дверь.