А потом она вообще утратила способность думать. В этот момент казалось, что ее тело превратилось в фейерверк из множества разноцветных мигающих и восторженно трепещущих огоньков, в голове кружилась какая-то сумасшедшая мелодия, сердце стучало ей в такт. А еще через мгновение она впервые в жизни заплакала от счастья, удивляясь, что такое действительно возможно.

Переполнявшее ее ощущение было почти осязаемым, чистым и сладостным. Оно родилось и стало стремительно разрастаться, когда Алекс, не переставая шептать на ухо ее имя, сжимая ее руками и целуя, входил, входил и входил в нее, а потом, взорвавшись глубоко внутри ее, обессиленный и обмякший, упал к ней в объятия.


Следует рассказать ему все. Это было первое, о чем подумала Фиона, когда вернулась в действительность. Он сказал ей правду, пошел на риск, раскрыв ужасные тайны, грозившие ему виселицей. Он был до конца откровенен, хотя речь шла о том, что его покойная жена предала интересы государства. Алекс обнажил перед ней не только тело, но и душу, доверив и то и другое ее воле. Разве она не должна поступить так же?

Она скосила глаза на свою руку, покоившуюся на его сильной широкой груди, и подумала о тех часах, которые они провели здесь, самых счастливых в ее жизни, и ответ пришел сам собой. Нет. Не сейчас. Не в этом месте. Так получилось, что эта темная кладовая стала местом мечтаний и надежд,  – вот пусть таковой и останется. Наверняка наступит более подходящий момент для ее исповеди. Она все расскажет ему в спокойной обстановке, когда будет достаточно времени, чтобы попытаться все объяснить, так чтобы его взгляд после ее исповеди не сделался холодным. Хотя, может, не стоит откладывать, как она уже делала десятки раз? Может, как раз сегодня он готов к тому, чтобы понять?

Надо только найти подходящий момент.

Но найти такой момент она опять не смогла. Как-то странно было начинать серьезный разговор, когда они лежали в тишине, тесно обнявшись и прислушиваясь, как бьются их сердца. Тем более это казалось лишним, когда он еще дважды поворачивался к ней и они вновь занимались любовью, еще более страстно и продолжительно. И уж совсем лишними были бы любые слова, когда она повернулась к нему, вдруг поняв, что скоро придется уходить, а сама мысль о том, что их тела не будут соприкасаться, показалась ужасной.

А потом вернулись заботы. Рано утром, пробравшись по крышам до одного из дальних домов, они проскользнули вниз. Вскоре вверх по Аппер-Брук-стрит прошел хорошо подгулявший гусарский офицер со своим верным денщиком. Они махали руками в сторону башни, явно недовольные, что часы на ней отбивают не то время, на которое рассчитывали. Не смог «денщик» начать свой рассказ и когда они подошли к выделявшемуся своей мертвенной белизной городскому особняку герцога. Даже особо не стараясь, в тени соседних одинаковых, словно солдаты, строений из красного кирпича можно было заметить наблюдающих за происходящим людей.

– Бингли! – заорал Алекс, качаясь будто в поисках равновесия после чрезмерной порцией джина. – Мы дошли наконец до казарм?

– О нет, сэр, нет,  – ответила Фиона, благородно подставляя своему «командиру» плечо, чтобы тот не упал. – Гораздо ближе до мистера Уикершема.

Алекс отрицательно затряс головой. Озорные искры в его глазах видела, естественно, только Фиона.

– Ни за что не останусь у Уикершема! Он слишком громко пердит. К тому же из-за него мне пришлось расплавлять свои медные пуговицы в этом проклятом Бадахосе,  – принялся рассуждать Алекс заплетающимся языком, а потом неожиданно рявкнул, хлопнув себя по ляжке: – Отвечай же быстрее, Бингли! Ты со мной?

Они двинулись вперед, оставив наблюдателей потешаться над забавной сценкой, и спокойно миновали будочника, который лишь повыше поднял свой фонарь. Далее Алекс и Фиона, уже не опасаясь посторонних глаз, быстро прошли вниз по улице и, обойдя конюшни, увидели нужный дом.

Алекс внимательно осмотрел дом снаружи, и Фиона посчитала несвоевременным отвлекать его своими рассказами. Скоро выяснилось, что запоры на дверях сделаны на совесть и отомкнуть их будет не легче, чем развести колени монахини. И тогда Фиона, отстранив Алекса, ловко открыла одно из задних окон с помощью маленького стилета, который всегда носила с собой. Не до разговоров было и тогда, когда они влезли в окно и отправились обследовать комнаты, очень напоминавшие обстановкой йоркширскую усадьбу. Белый мрамор, светлая массивная мебель, драгоценный фарфор – все это показалось Фионе настолько знакомым, что она со страхом ожидала, что вот-вот услышит шаркающие шаги деда. Ее опасения были сродни тревоге морского волка, который чувствует приближение задолго до появления признаков шторма.

Время будто остановилось, каждый ее новый шаг отдавался в сердце. Стараясь взять себя в руки, она даже не заметила, как они вошли в столовую и оказались перед портретом работы Гейнсборо, с которого, чуть сморщив похожий на клюв коршуна нос, на них смотрела ее бабушка. Алекс сдвинул картину в сторону, и Фиона, увидев скрытый под ней стенной сейф, пробормотала, качая головой:

– В столовой. Кто бы догадался искать его здесь? Надеюсь, здесь не замок Блейнхема? Их чертовски трудно открыть.

Алекс обернулся, и она увидела в его руках отмычки.

– Взлом замков, случайно, не входит в число твоих талантов? – спросил он, усмехнувшись.

– Нет. Это работа специалистов. Я больше по мелочи – носовые платки, ленты… Вот уж не думала, что умения такого рода мне когда-нибудь могут пригодиться.

– Ну, этот раз точно будет последним.

– А тебе, как я вижу, уже приходилось заниматься подобными делами,  – заметила Фиона, показывая взглядом на отмычки.

– Только ради Англии.

Вскоре Фиона увидела содержимое сейфа, и у нее даже зачесались руки. Кроме денег, которых хватило бы им с Мейрид, чтобы открыть новую школу, там было несколько обтянутых бархатом шкатулок с драгоценностями и какие-то официальные бумаги. Это не считая того, что Алекс после беглого просмотра распихал по своим многочисленным карманам.

– Это то, что тебе было нужно? – спросила Фиона, заставляя себя отвести взгляд от всех этих богатств.

Алекс закрыл сейф и вернул портрет в прежнее положение.

– Гораздо более того, на что я рассчитывал. Пойдем скорее отсюда.

Она обрадовалась и испугалась одновременно – поводов тянуть с рассказом не осталось, пришла пора сказать всю правду.

Как это часто бывает, несмотря на долгую подготовку, разговор состоялся при весьма неудачных обстоятельствах. Благополучно выбравшись из дома, они уже через несколько минут шли по Оксфорд-стрит. Алекс, вновь изображавший пьяного военного, размахивал поднятой рукой, подзывая показавшийся вдалеке кеб. Внезапно почувствовав опасность, Фиона на всякий случай вытащила свой стилет и прошептала, осторожно оглядываясь по сторонам:

– Алекс, я должна тебе кое-что сказать.

Заметив, что он тоже насторожился, она решила, что инстинкт ее не подвел.

– В Эдинбурге я совершила гораздо более серьезное преступление, чем карманные кражи.

Не успел Алекс обернуться к ней, как раздался окрик кучера, кеб со скрипом резко остановился перед ними, и как раз в это время Фиона заметила, что к ним приближаются какие-то угрюмые личности: четверо, пятеро. Но, похоже, их было больше, и каждый явно вооружен либо дубинкой, либо ножом.

Алекс выхватил пистолет и, обернувшись к грабителям, спросил:

– Да? И какое же?

Главарь нападавших тоже навел пистолет на Алекса.

– Я убила двух человек! – ответила Фиона, метнув в бандита стилет.

Громила выронил оружие, попытался дотянуться до пронзившего горло стилета, но упал как подкошенный. Последнее, что увидела Фиона, прежде чем к ним подбежали его товарищи, были полные ужаса глаза Алекса.

Глава 21

Алекса удивила не столько храбрость и ловкость Фионы, сколько сосредоточенное спокойствие, появившееся в ее глазах, когда она метнула стилет в нападавшего, причем точно в тот момент, когда тот поднял пистолет. А больше всего поразило, что она даже не взглянула на поверженного врага, бившегося в агонии в луже собственной крови. Рядом валялись пистолет и дубинка, а Фиона, уже выхватив из рукава еще один нож, объявила:

– Вот теперь ты знаешь все.

Алекс, не дожидаясь, когда разъяренные разбойники приблизятся, бросился им навстречу, крикнув Фионе:

– Оставайся здесь!

Но куда там: она уже бежала за ним, не отставая ни на шаг, на своих таких длинных без привычной юбки ногах.

Он не пытался анализировать услышанное, хотя поначалу внутри все похолодело. Сейчас было не до того: главное – выбраться живыми из этой передряги. А думать он будет потом. Когда его неустрашимая Фиона окажется в безопасности, тогда он и позволит себе такую непозволительную роскошь.

Пора действовать. С самого начала схватка приобрела характер рукопашной – отчаянной, быстрой, молчаливой и смертельной. Они остановились лишь на короткое мгновение: он – чтобы подобрать пистолет поверженного врага, Фиона – чтобы вернуть свой стилет,  – и тут же бросились в отчаянную контратаку.

– Эй, господин,  – услышал вдруг Алекс голос кучера с козел и, обернувшись, увидел на его шляпе красную ленту – опознавательный знак «Повесы».

Неужели Чаффи уже успел известить Дрейка и тот прислал помощь?

Ответ на этот вопрос он получил немедленно – кучер достал два пистолета и бросил один из них ему. Алекс поймал его и, отскочив в сторону, почти не целясь, выстрелил в размахивавшего ножом в трех шагах от него бандита. Тот упал, однако остальных это не остановило, и Алекс пожалел об отсутствии положенной к мундиру, который сейчас был на нем, сабли. К нему между тем приблизились еще двое – один держал нож, другой размахивал дубинкой. Алекс тоже выхватил нож и сделал несколько выпадов. Обладатель дубины отскочил в сторону, но тот, что с ножом, бросился в атаку.

Фиона отражала нападение других бандитов. В редкие мгновения, когда мог взглянуть в ее сторону, Алекс видел, как она, будто танцуя, делает ловкие быстрые выпады со стилетом в одной руке и подобранной дубинкой – в другой. Она сражалась с улыбкой, но это была страшная улыбка, улыбка смерти. Алекс подумал, что не забудет ее до конца жизни – она так и будет стоять перед ним, лишь только закроет глаза.