— Я остаюсь.

Тут раздался стук в дверь, и вошел лакей.

— Ужин подан.

Мег кивнула, затем, сжав ладони перед собой, спросила:

— Вы голодны?

Уилл весь день ничего не ел со времени почти не тронутого завтрака.

— Ужасно.

Когда они направились к двери, он искоса взглянул на Мег и спросил:

— После ужина не сыграть ли нам в криббидж?

— Звучит заманчиво. Мне всегда нравился криббидж.

— Я помню, — произнес он с грустной улыбкой.

Она была так прекрасна в своей скромности и внезапном смущении. Боже, как он хотел ее! Как могло так случиться, что он никогда не желал другую женщину так, как хотел ее?

Она была для него всем. Хотя она почти ничего не рассказывала ему о прошедших годах и так сильно изменилась во многих отношениях, она по-прежнему оставалась единственной, ни с кем несравнимой.

Когда-то она тоже его хотела. А сейчас? Если она и хочет его, то никак этого не показывает.

Нет, это не совсем так. Когда он поцеловал ее в ту ночь в гостинице, она тоже поцеловала его в ответ. Она не отшатнулась, не оттолкнула его. Она обвила его руками и поцеловала. Так же жадно, как он целовал ее.

Без сомнения, это кое-что значит, в особенности когда исходит от такой сдержанной, уравновешенной и замкнутой женщины, как Мег.

Они пришли в столовую, где ужин уже ждал их. Они ели и пили, изредка переговариваясь. Хотя столовая была просторной, рассчитанной по меньшей мере на двадцать человек, слугам каким-то образом удалось создать атмосферу интимности. Высокая ваза, наполненная нарциссами и тюльпанами, отделяла их часть стола от остального. Свечи в хрустальных подсвечниках заливали золотым светом пространство вокруг них, тогда как остальная часть комнаты утопала в полутьме.

Уиллу было хорошо здесь, рядом с Мег. Он не был склонен вести оживленную беседу за едой. На военном корабле еда была рутинной работой, которую он выполнял по необходимости, прежде чем вернуться к более важным обязанностям. И когда он продал свой офицерский патент, ему по-прежнему казалось неестественным превращать трапезу в развлечение. Хотя ему приходилось иногда поступать так из вежливости, он предпочитал избегать этого. Однако, ужиная с Мег, он был доволен уже тем, что просто смотрел на нее.

Еда была довольно скромной для ужина в графском доме: черепаховый суп и лососина, жареный фазан, мороженые яблоки, финиковый пирог и богатый выбор сыров. Мег едва притронулась к каждому предложенному блюду, а когда лакей унес блюдо с сырами, она ополоснула пальцы в чаше с душистой водой. Руки у нее были белые, пальцы длинные и изящные.

Чуть позже перед ними поставили блюдо с виноградом, вишнями и клубникой и небольшие горшочки со сливками и сахаром.

— О Боже! — воскликнула Мег. — Клубника!

Взгляд ее устремился к Уиллу. Много лет назад Уилл принес в дом ее тети пакет засахаренной клубники. Они прогуливались по Сент-Джеймс-сквер и кормили друг друга сладкими ягодами. Позднее в ту ночь они впервые занялись любовью.

Глядя ей в глаза, Уилл взял с блюда одну клубничку, обмакнул ее в сливки, а затем в сахар. Перегнувшись через стол, он поднес ягодку к ее рту. Мег подалась вперед и захватила ягоду губами. Уилл вспомнил тот поцелуй, мягкость и теплоту ее губ под его губами.

Она прожевала клубнику, затем показался ее розовый язычок и слизнул капельку клубничного сока с губ.

— Ммм, — тихонько пробормотала она, прикрыв глаза от удовольствия. — Как вкусно.

Уилл напрягся, когда она окунула клубничку в сливки, а затем в сахар и протянула ему.

Он обхватил ее запястье обеими ладонями под предлогом придать ее руке твердости, и поднес ее пальцы так близко к лицу, что смог ухватить клубничку зубами. Не выпуская руки девушки, Уилл неспешно прожевал сладкую ягоду, кончики пальцев Мег касались его губ. Проглотив, он слизал клубничный сок с ее пальцев и только после этого отпустил.

Он откинулся назад с бокалом мадеры в руке и улыбнулся, увидев румянец, окрасивший щеки Мег. Свободной рукой он предложил ей еще одну ягоду.

Уилл помнил, какой изможденной она выглядела, когда они достали ее из той утлой шлюпки. Очевидно, сестры пытались ее откормить. Хотя сегодня за ужином Мег ела мало, она явно прибавила за последнее время несколько фунтов. И кожа ее, хотя все еще загорелая под солнцем, приобрела здоровый блеск.

Уилл отхлебнул изрядный глоток мадеры и поставил бокал, когда Мег протянула ему еще одну посахаренную ягодку.

Так они и продолжали угощать друг друга, пока клубника не кончилась. Кровь Уилла бешено струилась по жилам.

Он не мог встать — его возбуждение стало бы заметно. Поэтому он продолжат в молчании попивать вино.

Мег с пылающими щеками клевала понемногу виноград и вишни, отхлебывая маленькими глоточками мадеру. Когда ее бокал опустел и она, как видно, досыта наелась ягод, Уилл спросил:

— Вы готовы вернуться в гостиную?

Мег согласно кивнула и поднялась, и он поднялся вслед за ней. В гостиной она достала карты и доску для криббиджа из отделанного позолотой восточного шкафчика, стоявшего в углу напротив окна. Затем положила доску на маленький круглый столик черного дерева, и Уилл помог ей перенести его и поставить между креслами, которые они занимали ранее.

Мег села и начала тасовать карты.

— Мы оба так сильно изменились, — неожиданно произнесла она, не отрывая глаз от карт.

— Вам по-прежнему нравится криббидж. Мы оба все так же любим клубнику, — возразил он, садясь напротив нее. — Это уже немало.

— Верно. — Она продолжала тасовать карты. — Но мы изменились в более глубоком, более серьезном отношении.

— Как? — спросил Уилл с явным вызовом в голосе. Он не хотел думать, как они изменились. Он хотел думать о том, в чем они остались прежними. О том, как она все еще вызывает в нем те же чувства, что и раньше. Жар в крови. Все то же жгучее желание.

— В вас появилась какая-то основательность. Вы редко улыбаетесь.

— В самом деле?

— Да. — Нежность ее голоса пронзила ему душу. Голос ее определенно не изменился. — Раньше вы были веселым.

— Правда? — ошеломленно спросил он. Уилл никогда не считал себя особо жизнерадостным. Его мать всегда говорила ему со смехом, что он родился степенным и уравновешенным.

Мег кивнула и положила карты на стол, не раздавая.

— Вы изменились, — повторила она. — В вас плюс ко всему появилась теперь какая-то мрачность.

Он горько рассмеялся.

— Возможно, это как-то связано с открытием, что женщина, которую я любил, пропала в море.

Мег резко поднялась. Он встал одновременно с ней, мгновенно отозвавшись на ее порыв.

— Я бы хотела... больше всего на свете... чтобы ни я, ни моя семья не послужили причиной вашего несчастья.

Она стояла так близко, достаточно близко, чтобы ее коснуться — притянуть к себе, схватить в объятия. Он так и сделал. Обошел круглый столик и прижал ее к груди. Невольный стон едва не вырвался из его горла, когда он ощутил прильнувшее к нему мягкое податливое тело.

У него случались моменты слабости с тех пор, как она покинула Лондон много лет назад. Но это бывало редко. Он быстро — очень быстро — учился на своих ошибках. В основном он вел аскетическую жизнь. Касаясь ее теперь, чувствуя стройное теплое тело, тесно прижавшееся к нему, груди, упирающиеся ему в грудь, он едва не утратил всю свою выдержку, которую старательно вырабатывал на протяжении всех этих восьми лет.

— Это не ваша вина. — Он наклонился и прижался губами к ее волосам, к ее мягким шелковистым белокурым волосам. От нее пахло лавандовым мылом с неизменной сладостью сахарного тростника. Он блуждал ладонями по гладкому муслину, покрывающему ее спину. — Вы не имеете никакого отношения к этому, Мег. Вы никак не могли повлиять на то, что случилось со мной.

— Это я виновата во всем, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь. — Если бы я не упала за борт... Если бы сумела убежать от него раньше... — Ее стройное тело дрожало в его руках, и он крепче прижал ее к себе.

— Шшш. — Уилл помолчал, а затем заговорил, зарывшись лицом ей в волосы: — Так много лет прошло, Мег. Так много всего случилось... с нами обоими.

Он участвовал в двух боевых схватках, когда был капитаном военного корабля. Избегал говорить об этом, но ему никогда не забыть, как пиратская кровь лилась под его ударами.

Уверенность в том, что Мег его ждет, служила путеводной нитью, указывавшей ему путь к миру и счастью. Она помогла ему выжить в те страшные времена.

Если бы он тогда узнал правду — узнал, что она пропала в море и ее признали погибшей, — вполне возможно, что сейчас его не было бы в живых. После года, проведенного в Эгейском море, он вернулся домой. И первое, что он сделал по возвращении, — отправил ей то письмо с предложением женитьбы. Он не мог дождаться того момента, когда сможет ее обнять. Когда после стольких лет разлуки сможет погрузиться в нее и все забыть.

Но этот момент так и не наступил. Он не дождался покоя, о котором мечтал. Когда он узнал о ее «смерти», то подумал, что не обретет его никогда.

Сейчас, сжимая ее в объятиях, он снова надеялся обрести свое счастье.

Мег нерешительно подняла руки и обвила ими талию Уилла. Вот он стоит перед ней, крепкий и решительный, надежная опора в ее мире, полном опасности и неуверенности.

Если бы только ее мать и Серена не причинили Уиллу столько страданий своим обманом! И вот теперь... Она от всего сердца желала уберечь его от страшной опасности, которую представлял собой Кавершем.

Ей хотелось снова прижаться к нему, снова ощутить твердое тело, но она подавила этот инстинктивный порыв и, подняв голову, посмотрела на него. Глаза нестерпимо жгло от подступивших слез.

— Я о многом жалею, Уилл. Больше всего я сожалею о том, сколько горя я причинила вам. Я бы хотела... — Она судорожно сглотнула. — Я бы хотела, чтобы кто-то другой спас Джейка и меня. Чтобы это не были вы.