— Действительно, по отношению к вам он упрям, как англичанин, и ревнив, как сарацин.

Несмотря на вашу подозрительность ко мне, знайте, что я питаю к вам достаточно сильные дружеские чувства, чтобы попытаться убедить господина де Пейрака в том, что у него нет оснований так злиться на вас или, скорее, в том, что так относиться к вам — неразумно. Я постараюсь объяснить ему, что на свете есть такие женщины, которым любой мужчина, даже самого высокого происхождения, должен уметь прощать. Посмотрите, скажу я ему, на меня с Инее…»

— О! Прошу вас, — шутливо запротестовала Анжелика, — не смешивайте меня с вашей Инее.

— А почему бы и нет? Я знаю, что говорю: какой бы благородной дамой вы ни были, а она — всего лишь маленькой проказницей, выросшей на берегу теплого моря, — вы обе все равно принадлежите к той очаровательной породе женщин, которые своей красотой, умением любить и еще чем-то загадочным, что называют шармом, заставляют простить Создателю заблуждение, в которое он впал в тот день, когда решил сотворить Еву из ребра Адама.

Таким образом, знайте, — скажу я ему, — что есть такие женщины, которым надо уметь прощать маленькие фантазии, потому что можно самому оказаться более жестоко наказанным, чем провинившаяся. В любви как в картах: если повезло и пошла козырная, не следует пренебрегать этим преимуществом и надо возблагодарить богов. Есть много людей, которым так никогда и не выпало везения…

— Я достаточно хорошо могу представить себе, как мой вспыльчивый супруг воспримет ваши безнравственные рассуждения, — сказала Анжелика с меланхолической улыбкой.

Только что в каюте «Голдсборо» Пейрак сделал вид, что не знает ее. Таким своим отношением он еще больше обидел ее. Эта встреча лишила ее смелости. Она чувствовала себя совершенно разбитой: этот день не принес ей спасения. Что же будет, когда наступит вечер, и ее снова будут осаждать ужасные видения!

Все это было гораздо серьезнее, чем себе представлял бравый Ванерек.

Ему было неведомо, что она не сможет жить, будучи отвергнутой Пейраком. Страх перед этим сдерживал ее порывы.

— Но что же вы такое сделали, что он так сильно разгневался на вас? — воскликнул Ванерек, посмотрев на Анжелику своими темными искрящимися глазами. — Это невероятно!.. Я никогда не поверил бы, что этот великий пират, умудренный опытом, постигший разные науки, человек, которому сопутствует счастье, так легко раним! Там, на острове Черепахи в Карибском море, он внушал всем нам уважение к себе, и женщины были тем более благосклонны к нему, чем меньше внимания он обращал на них. Однако, при виде вас, я понимаю, он сломался. Близость с вами — это, должно быть, незабываемо, прекрасно…

— Умерьте ваше воображение, капитан, — сказала, смеясь, Анжелика. — Увы, я всего лишь простая смертная!

— Слишком! Слишком простая смертная. Именно то, что надо мужчинам. Ладно! Мне удалось рассмешить вас. Ничто еще не потеряно. Послушайтесь моего совета. Не говорите больше об этой истории и не думайте о ней! Пойдите исповедуйтесь — всегда хорошо получить прощение Господа. Ну, а что касается прощения супруга, выберите удобный момент и без предупреждения шмыгните к нему в постель. Я гарантирую вам отпущение всех грехов.

— Определенно, теперь я верю, что вы — настоящий друг, — сказала несколько повеселевшая Анжелика. — Исходя из этого, мой дорогой Ванерек, если у вас здесь нет иного занятия как склеивать разбитые сердца, то я повторяю вам мое предложение поднять паруса. Дует хороший бриз, туман рассеялся, да и мне порядком надоело с утра до вечера перевязывать людей, которые сами себя губят. А если вы не отплывете с ближайшим приливом, то прольется новая кровь по вине горячих голов с острова Черепахи.

Раненные члены вашего экипажа поправляются, и я с легким сердцем вручаю их вам для новых экспедиций.

К ним быстро приближалась Петрониль Дамурт, лицо ее было заплакано, волосы всклокочены.

— Ax, мадам, помогите, девушки сошли с ума! Я не могу их успокоить. Они хотят бежать отсюда, уйти через лес пешком неизвестно куда!

Глава 24

— Ну что, девушки, собираетесь на свадьбу? Громоподобный голос Колена и появление этого гиганта на пороге сарая прервали слышавшиеся там плач и постукивание зубов. Если бы рядом с ним не было Анжелики, то самые чувствительные из девушек умерли бы от страха. Они бросились к Анжелике и окружили ее плотным кольцом.

— Ну что, мои хорошие, что случилось? Чем вы так взволнованы? — спросила Анжелика, спокойно улыбаясь.

— Расскажите мне все, — сказал Колен, похлопывая ладонью по своей широкой груди. — Я здешний губернатор и обещаю вам, благородные мадемуазели, что напугавшие вас злые люди будут наказаны.

И сразу же все девушки наперебой принялись делиться своими впечатлениями о происшедшем с ними: «Я спала и ничего не слышала», «Этот ужасный толстяк схватил меня за руку и потащил отсюда… Я не знаю, что он от меня хотел…»

— От него воняло ромом, — добавила с отвращением Дельфина Барбье дю Розуа, которой больше всего досталось в этой отчаянной схватке. Стараясь сохранить достоинство, она смахивала выступавшие на глазах слезы унижения.

Анжелика вынула из-за пояса свой гребень и начала приводить в порядок волосы девушки. Затем она вытерла ей своим платком нос и распухшие глаза, поправила ее одежду и приказала принести большую кастрюлю бульона и хорошего вина, которое для всех французов всегда было наилучшим лекарством от всех бед.

Между тем. Колен Патюрель продолжал расспрашивать и выслушивать жалобы девушек. Строгое, но одновременно доброе его лицо, внимание, с которым он выслушал всех, успокоило их, и даже Дельфина, глубоко задетая тем, что еще некоторое время назад с ней обращались как с «девкой», смотрела на него глазами, полными доверия.

— Ах, господин губернатор, прикажите отправить нас в Квебек, умоляем вас!

— И, пожалуйста, по суше! Мы не хотим больше никогда в жизни ступать на борт корабля…

Бедные девицы! Было ясно, что они не имели ни малейшего представления о Канаде, никогда не слышали об Акадии и Новой Шотландии, хотя, вполне вероятно, кто-нибудь из них и знал, что Земля круглая.

Пообещав девушкам, что напавшие на них на заре субъекты покинут эти места до захода солнца. Колен рассказал им о поселении в Голдсборо, куда, казалось, сам Господь послал их в тот самый момент, когда решившие приобщиться к здоровому, но полному трудностей образу жизни колонистов бравые французские моряки сокрушались о том, что рядом с ними не было храбрых женщин, которые помогали бы им и скрашивали их жизнь.

Природа здешних мест отличалась своей красотой, а зимы были менее суровые, нежели в Канаде.

Когда же девушки узнали, что «королевский подарок», по поводу которого они так сокрушались, всего лишь нищенская подачка по сравнению с дарами, обещанными любезным губернатором новобрачным в Голдсборо — и при этом им не придется пускаться в полное опасностей плавание по океану, продираться через леса, населенные индейцами и хищными зверями, — улыбки вновь засветились на их заинтересовавшихся личиках. Некоторые из них запротестовали, но скорее всего, для проформы.

— Моим трем подружкам и мне обещали в мужья офицеров, — заметила с серьезным видом Дельфина. — -В монастыре нас учили хорошим манерам, умению вести хозяйство, принимать именитых людей, беседовать и делать поклоны принцам. И я уверена, что от предназначавшихся нам в супруги квебекских мужчин не будет так неприятно пахнуть этим ромом.

— Вы правы, — согласилась с ней Анжелика. — От них скорее всего будет исходить запах ржаной или маисовой водки. Отличный напиток, между прочим, особенно в холодное зимнее время. Ну, дорогие дамы, — добавила она с улыбкой, — если сейчас, находясь в Америке, вы всего пугаетесь, то что же вы будете делать, когда на вашем пути будут ирокезы, бури, голод, словом, все, что вас ожидает в Новом Свете. В Канаде всех этих опасностей значительно больше, поскольку она и находится дальше, и вообще это более дикий край.

— А я, — спросила мавританка, — со мной не будут обращаться, как с рабыней, как это было на островах? Мне говорили, что там именно так относятся к людям с темной кожей. Я воспитывалась в монастыре в Нейи. Одна благородная дама регулярно приезжала туда и оплачивала мой пансион. Я умею читать, писать, вышивать по шелку.

Колен простодушно взял ее за подбородок.

— Если вы будете такой же нежной и разумной, как кажетесь, моя красавица, то вы найдете себе покровителя, и я лично прослежу за тем, чтобы вы были хорошо устроены.

Во всяком случае, подумайте над этим и обсудите с вашей дуэньей. А если мое предложение не подойдет вам, знайте, что господин де Пейрак прикажет переправить вас в акадийское поселение на другом берегу Французского залива, где вы наверняка встретите хороший прием.

Госпожа Петрониль была сильно расстроена. Более осведомленная, чем ее компаньонки, и менее удивленная, чем эго могло показаться, она отлично поняла, что эти французы и англичане не были, как это утверждал Жоб Симон, морскими разбойниками и ревностными подданными французского короля. Наконец, она не очень-то умела ориентироваться на местности, и карты, которые Колен и граф де Пейрак развернули перед ней с тем, чтобы убедить ее в том, что Квебек находился совсем не близко, окончательно запутали ей голову.

— Ах, если бы наша благодетельница была здесь! — Сказала она со вздохом.

— Это привело бы к еще большему борделю! — произнесла Жюльена с интонацией, выдававшей в ней жительницу парижского предместья. Уж в борделях-то она разбиралась не хуже, чем в молитвах.

Тут ее неприятельница Антуанетта снова вцепилась ей в волосы.

Когда их разняли. Колен приказал Жюльене: «А ну, девица, подойти сюда!»

Она была единственной среди девушек, к кому он обратился на «ты», показав тем самым, что у него не было сомнений относительно ее принадлежности к определенному типу женщин.