Мадам Петрониль, привязавшаяся всем сердцем к этой удивительной женщине, последовала за ней в монастырь, пожелав и дальше служить ей, несмотря на ее проекты, становившиеся все более опасными.

Вот и пришлось решиться даже на такое: вступить одним холодным утром в зыбкий мир из досок и парусины, именуемый кораблем, и перенести в трюм этого чудовища свои сто восемьдесят фунтов, чтобы пережить потом тысячу смертей не столько из-за плохой погоды, сколько из-за нрава девиц, которых она сопровождала. Но разве могла она оставить бедную герцогиню одну перед лицом неизвестности и стольких опасностей? Ведь мадам де Бодрикур, будучи хорошо информирована о самых срочных нуждах колоний, знала, что там прежде всего нужны жены для поселенцев.

И действительно, тамошние молодые люди должны были вступать в брак раньше, чем достигнут двадцати лет. Таков был приказ короля. В случае невыполнения приказа отец какого-нибудь строптивого дворянчика должен был уплатить штраф и каждые шесть месяцев являться к властям, чтобы давать объяснения, почему его сын уклоняется от выполнения приказа.

Недавно управляющий Карлон, человек крайне властный, издал указ, запрещающий неженатым канадцам охотиться, заниматься рыбной ловлей, торговать с индейцами или под каким-либо предлогом уходить далеко в лес. Министр, господин де Кольбер, прислал из Европы в дополнение к этому указу еще и постановление, по которому все уклоняющиеся от женитьбы молодые люди должны были платить специальный налог на холостяков. По этому постановлению они лишались всяких почестей и высокого положения и обязаны были носить на рукаве специальную нашивку как знак своего бесчестия.

После такого указа восемьсот человек из каждой тысячи холостяков Квебека сбежали в лес.

Де Пейрак был достаточно осведомлен об этом, поскольку Никола Перро, Мопертюи и его сын тоже стали жертвами этих законов.

Для остальных же двухсот законопослушных парней, оставшихся в Монреале и Квебеке и покорившихся судьбе, нужны были жены. Мадам де Бодрикур захотела посодействовать осуществлению этой благородной миссии. Она взяла на себя все расходы, связанные с перевозкой тех, кого называли «королевскими невестами». Снабдила их приданым и, в подражание королевскому «презенту», который Администрация должна была передать девушкам, подарила каждой из них по сто ливров, а именно, десять на отъезд, тридцать на приобретение всякого скарба и шестьдесят на переезд. Кроме денег, каждой подарила закрывающуюся шкатулку, четыре рубашки и комплект одежды — плащ, юбку и нижнюю юбку, — а также чулки, туфли, четыре шейных платка, четыре капора, четыре чепца, две пары манжет, четыре носовых платка, пару кожаных перчаток, шляпу и по платку из черной тафты. Не были забыты гребни, щетки и прочие мелочи.

Таким образом они были обеспечены всем необходимым и вполне могли понравиться покорным холостякам, которые должны были ожидать их, выстроившись в ряд на набережной Квебека, одетые в великолепные наряды и обутые в толстые башмаки.

После церемонии короткой встречи предполагалось угощение, способствующее установлению первых контактов. Затем девушек препроводили бы в один из городских монастырей, которых там предостаточно, где в последующие дни они могли бы под руководством священников, монахинь и дам-благотворительниц встречаться с молодыми людьми в приемной монастыря.

— Как вам известно, господин де Кольбер очень строг в отборе женщин, которых посылают в Канаду, — заявила Петрониль Дамурт. — По его примеру мы тоже очень строго отнеслись к отбору наших подопечных. Все те, кого мы привезли — это законнорожденные дети: одни сироты, другие из обнищавших семей.

Кроме всего прочего, мадам де Бодрикур зафрахтовала корабль. Король пожаловал ей вымпел со своим вензелем, а королева подарила украшения для церкви.

Мадам Петрониль начала рыться в карманах, ища какие-то бумаги, чтобы доказать не внушающим ей особого доверия иностранцам, в каких благочестивых и честных условиях организовывалась эта экспедиция.

Она хотела показать им точные счета, так как сама составляла опись всего, что принадлежало каждой девушке; эту опись она потом заверила у судебного исполнителя. Все эти бумаги вместе с письмом от господина де Кольбера были заботливо уложены в мешочек из плотной парусины…

Вспомнив при этом, что собственная ее одежда имеете со шкатулкой, сменой белья и прочими пожитками в настоящее время должна была находиться где-то на дне моря, она снова заплакала горючими слезами.

Ничего больше узнать от нее не удалось. Только то, что вступили они на борт небольшого судна водоизмещением в сто пятьдесят тонн, направлявшегося в Квебек в начале мая, а попали в кораблекрушение у берегов Мэна, во Французском заливе, в начале июля.

— Как звали вашего капитана?

— Жоб Симон. Это был очаровательный мужчина, и такой галантный!

— Но плохой штурман, как мне кажется, — прервал ее де Пейрак. — Где он сейчас, ваш капитан? Где вся ваша команда? Корабль был небольшим, согласен. Но, чтобы управлять им, на борту все же должно было находиться не меньше тридцати человек команды. Где они?

Увы! Ответ вскоре стал известен. Море вернуло изуродованные, разбитые о скалы тела. Их находили в каждом фиорде, в каждой бухточке, и индейцы приносили их, таща на своих спинах. Трупы укладывали в ряд па песчаном берегу Голубой бухты. Их пошел осматривать Жоффрей де Пейрак вместе с юнгой, бретонским мальчиком, который знал всего несколько слов по-французски и был несказанно счастлив от того, что остался жив и что ему удалось сохранить свою ложку из резного дерева — главную ценность моряка. Он рассказал, что слышал, как корпус судна, налетев на рифы, начал трещать по швам. В это время старший помощник капитана велел спустить на воду большую шлюпку с несколькими мужчинами и женщинами, чтобы те отправились за помощью в порт.

— Какой порт?

— Мы видели огни и думали, что прибыли в Квебек.

— Квебек?

— Ну, да!

Глава 20

Анжелика с самого раннего утра была занята оказанием помощи тем несчастным, которых удалось спасти в Голубой бухте. После раненых в недавнем сражении мужчин теперь на ее попечении оказались женщины. Грубую волосатую кожу сменила кожа нежная, гладкая и белая. Даже и без этой разницы, ей никогда не забыть тех кошмарных дней, которые последовали за ее первый возвращением в Голдсборо, когда ей пришлось пройти вместе с Данте по всем кругам ада, так полюбившегося поэту, ада, куда он с удовольствием поместил грудой копошащихся обнаженных тел всех проклятых Богом грешников.

И вот после раненых — теперь утопленники. После ругательств и хрипов — теперь слезы и скрип зубов представительниц прекрасной половины рода человеческого.

Анжелика вспомнила и размечталась, как о недостижимом рае, о своем сладостном и мирном житье в Вапассу.

«Королевским невестам» было от пятнадцати до семнадцати лет. Некоторые из них были из крестьянок, но большинство прибыли из Парижа, где их отобрали из приюта при одной из городских больниц. Их резвость и насмешливость оживили воспоминания Анжелики, и она словно почувствовала в свежем воздухе Америки такую знакомую ей затхлость кривых улочек за площадью Шатле или Цветочной набережной, запахи Сены, парижских мясных лавочек, харчевен, услышала грохот экипажей, проезжающих по мощеной парижской мостовой.

Среди них находились четыре «невесты» явно хорошего происхождения, которые предназначались в жены офицерам, была еще мавританка с темно-кофейного цвета кожей, а также крайне распущенная девица по имени Жюльена.

С первого же момента эта девица грубо отказалась от помощи Анжелики, хотя видно было, что она страдала не меньше других. Ее спутницы относились к ней сдержанно, так как она явно не подходила к их компании «невест» для Канады, выбранных, согласно указаниям господина де Кольбера, из числа девушек, «послушных, крепкого сложения, трудолюбивых, смышленых и очень религиозных».

Подчеркивая эти требования. Дельфина Барбье дю Розуа, хорошенькая, смелая брюнетка, твердила, что этой девице вовсе не место в их компании. Только благодаря исключительной доброте де Бодрикур она оказалась вместе с ними.

— Хорошо вам, таким благородным, рассуждать! — закричала Жюльена, услышав слова о доброте. — Вам подавай атлас по двадцать ливров, а мы, приютские, довольствуемся полотном по тридцать су за локоть.

Она явно бравировала своими манерами базарной торговки, но все ее попытки поссориться не имели успеха, так как другие девушки, действительно, были более уживчивыми, скромными и сдержанными, и их, хотя и бедных, воспитывали в приюте монахини. А кораблекрушение сблизило их со спутницами куда более изнеженными и более благовоспитанными. Именно Дельфине де Розуа пришла в голову мысль соорудить плот, и именно она успокаивала и подбадривала девушек в самые ужасные минуты при спасении.

Анжелика, не имея других возможностей, разместила своих подопечных на крытом кукурузном гумне, пустовавшем после освобождения заключенных, которые снова возвратились на свой корабль «Сердце Марии».

Сейчас они бродили вокруг гумна, разглядывая развешанные повсюду и полощущиеся на ветру женские юбки и кофты.

Подошел лейтенант де Барсампюи, неся на руках безжизненное тело.

Его глаза лихорадочно блестели.

— Я ее нашел, — начал объяснять он. — Я ее нашел там, среди голубых скал. Она похожа была на раненую чайку. Как в моем сне. Это она, я уверен. Я ее часто видел во сне. Посмотрите, какая она красивая.

Анжелика взглянула на белое, без единой кровинки, лицо, закинутое назад под тяжестью длинных светлых волос, перемешанных с песком, кровью и морской водой.

— Несчастный, она же мертва.., или похоже на это.

— Нет, нет, я вас умоляю, спасите ее, — воскликнул молодой человек. — Она не умерла. Сделайте что-нибудь для нее, мадам, я вас умоляю. Ваши руки могут творить чудеса, вылечите ее, оживите ее, помогите ей… Она не должна умереть, ведь это она, та девушка, которую я ждал.