Теперь они квиты.

И только одного он никогда не узнает: она носила от него ребенка. Но это нужно было стереть как нечто слишком интимное. Как же трудно людям помогать друг Другу!

И тут искорка юмора мелькнула в ее отяжелевшем мозгу. Она хорошо знала эту веселую птицу, готовую вспорхнуть в ней даже в самые черные минуты: Анжелике вдруг захотелось стать старой дамой. Старость позволяет помогать близким и друзьям, не усложняя ни своей, ни их жизни.

В старости возможны искренние порывы сердца, безвозмездная и необходимая помощь ближним. Старость позволяет жить открыто, не споря с собственным сердцем, не вступая в этот вечный бой осторожности, наступлений и отступлений, который навязывают чувственной жизни человека соблазны плоти и их опасности.

«Хорошо, что когда-то и я стану старушкой!» — сказала себе Анжелика, затем улыбнулась и даже тихонько рассмеялась. Она все еще дрожала от холода, ноги ее заледенели, а лоб пылал от жара.

Послышались шаги; характерный шум песка под ногами на фоне легкого шуршания волн, насторожил ее. К ней возвращался Колен.

— Тебе надо поспать, малышка, — сказал он, наклоняясь к ней. — Неразумно сидеть, сжавшись в комочек, как сиротка, и предаваться мрачным мыслям. Приляг, и тебе полегчает. Скоро будет светать…

Она подчинилась ему, отдавшись, как когда-то, его заботам, его надежным и терпеливым рукам. Он укутал ее своим плащом и набросил ей на ноги свой камзол из воловьей кожи.

Она закрыла глаза. Для ее изболевшейся души горячее поклонение Колена было благотворным бальзамом, умиротворившим ее истерзанное беспокойством и горем сердце, которое, оправившись от удара, все острее чувствовало страдания окружающих.

— Спи теперь, — шепнул Колен, — тебе просто необходимо поспать.

И проваливаясь в черную бездну сна, она, казалось, слышала знакомый по одиночеству магрибских ночей шепот:

— Спи, мой ягненочек, спи, мой ангел. Завтра нам обоим предстоит долгая дорога в пустыне. Может, он и впрямь произнес эти слова?

Глава 6

И снова Колен, на этот раз при розовом блеске рассветного неба, тихонько тряс ее за плечо, повторяя:

— Море уходит.

Анжелика приподнялась, опершись на локоть, откинула волосы с лица.

— Туман еще густой, — сказал Колен. — Если ты поспешишь, то успеешь пересечь бухту незаметно.

Анжелика вскочила на ноги, стряхнула песок с платья.

Время действительно было ее сообщником. Туман стоял в некотором отдалении от берега. Весь пронизанный светом, он, тем не менее, надежно закрывал остров от Голдсборо. Ветра не было, наступил тот час покоя, когда воркование горлиц мягко вплеталось в тишину, придавая ей глубину и какую-то колдовскую силу. Чайки, как маленькие алебастровые сосуды, установленные на черных остриях обнаженных отливом скал, словно включались в неподвижность зари, а если и поднимались, то лишь для медленного, бесшумного полета, белые, похожие на молнии, пронизывающие золотисто-розовые клочья тумана.

Сильный запах водорослей растекался во влажном утреннем воздухе, подымаясь от широкой полосы грязи и тины, открытой отступившими волнами.

У Анжелики загорелась надежда, что удастся вернуться тайком в Голдсборо, и что, благодаря чудесному совпадению обстоятельств, ее отсутствие может остаться незамеченным. В конце концов, кому придет в голову узнавать, провела ли она ночь в своем доме? Кроме мужа, конечно.., который, принимая во внимание ледяную холодность их отношений со вчерашнего дня, гоже не должен бы беспокоиться. Если ей повезет, ее выходка, неожиданная и необъяснимая, может сойти ей с рук.

Она поспешила к берегу. За ней последовал Колен, наблюдая, как она нащупывает ногой первые камешки брода.

— А ты? Что же будет с тобой? — вдруг спросила она.

— О, я!..

Он махнул рукой куда-то вдаль.

— Я попытаюсь найти тех, кто украл у меня саблю и пистолеты. А затем постараюсь исчезнуть…

— Но, Колен, — вскрикнула она. — Ты ведь один! И у тебя ничего нет!..

— Не беспокойся за меня, — ответил он с иронией. Я не ребенок в пеленках. Я Золотая Борода.., не забывай этого.

Она остановилась в нерешительности, как бы не желая его оставлять.

Анжелика ощутила всю страшную безысходность положения этого человека. У него не было даже оружия. Он стоял перед ней на берегу пустынного островка, этот гигант с голыми руками, который, едва рассеется туман, превратится в загнанного зверя, в легкую добычу врагов, выслеживающих его в лабиринте островов.

— Иди же, — сказал он с нетерпением. — Иди.

Она подумала: «Надо найти Жоффрея… Рассказать ему все… Чтобы он дал возможность Колену хотя бы скрыться, убежать, покинуть Французский залив…»

Она в последний раз повернулась к нему, чтобы запечатлеть в своей памяти его лицо викинга, с голубыми, как две капельки неба, глазами.

И именно во взгляде Анжелики, искаженном страхом, он увидел надвигавшуюся на него опасность.

Он повернулся, приготовился к прыжку, вытянув вперед свои мощные руки, готовые хватать, душить, бить, убивать.

Человек в черных доспехах бросился на него, затем еще четверо, шестеро, десяток. Они бежали отовсюду: из леса, из-за скал.

Испанцы Жоффрея де Пейрака! Анжелика узнавала их, как в кошмарном сне, словно то были дьяволы, скрывавшие свои свирепые рожи за знакомыми лицами.

Они приблизились и окружили их без малейшего шума, не нарушив тишины даже шорохом шагов по песку.

В первую секунду, увидев, как они набросились на Колена, Анжелика не поверила своим глазам. Она подумала, что это какое-то наваждение, плод ее испуганного воображения.

Она забыла, что эти люди были набраны де Пейраком из числа воинов перуанских джунглей, отличающихся змеиной хитростью и кошачьим коварством, жестокостью индейцев и фанатизмом мавров, чья кровь текла в их жилах.

Педро, Хуан, Франциско, Луис… Она знала их всех, но в данную минуту не могла отличить одного от другого. Они были воплощением злой и жестокой силы, обрушившейся на Колена. В молчаливой схватке с ним слышался лишь скрежет зубов, сверкавших на их лицах цвета жженого хлеба.

Колен сражался, как лев, окруженный стаей черных собак. Он дрался голыми кулаками, ранил руку о стальную каску одного из солдат, отбиваясь от них с такой яростью, что несколько раз ему удавалось разбросать нападавших, вцепившихся в его одежду.

Но силы были неравны, и в конце концов испанцы свалили его на колени, а затем и на спину. Один из солдат уже занес над ним копье.

В тот же миг раздался крик Анжелики.

— Не убивайте его!

— Не бойтесь, сеньора, — успокоил ее дон Хуан Альварес. — Мы только хотим его усмирить. Нам приказано взять его живым.

Высокомерный, полный подчеркнутого осуждения взгляд черных глаз дона Хуана остановился на Анжелике. Его удлиненное, аскетическое лицо, всегда немного желтоватое, выступало, как обычно, из воротника, гофрированного на старинный манер.

— Следуйте, пожалуйста, за нами, сеньора, — сказал он чопорным, но в то же время твердым тоном.

Она поняла, что при первой же попытке взбунтоваться, он без колебаний применит силу. Он подчинялся графу де Пейраку; прожив вместе с ними долгие месяцы в форте Вапассу, Анжелика хорошо усвоила, что для дона Хуана и его людей приказы графа были святы.

Не знакомый ранее ужас поглотил ее, словно черный провал, — это был леденящий ужас осознания.

В глазах дона Хуана Альвареса Анжелика прочла свой приговор. Он считал, что эта женщина, которую он почитал как жену графа де Пейрака, была застигнута в объятиях любовника. Все рухнуло. И в выражении лица высокомерного старого испанца светилась сочувственная боль.

Анжелика взглянула на лес, из которого высыпали эти сумрачного вида люди, в своих черных стальных латах, с копьями наперевес, и ей почудилось, что вот-вот выйдет оттуда и «он», их хозяин, приказавший им схватить Золотую Бороду, а Анжелику привести как пленницу и сообщницу пирата, как женщину, достойную лишь презрения. Однако густая листва скрывала лесные тайны, лишь слегка подрагивая при порывах ветра.

У нее еще была надежда, что «он» ничего не знает» что только случай привел испанских наемников на этот островок. Возможно, со вчерашнего дня они обшаривали близлежащие острова в поисках Золотой Бороды?..

— Следуйте за мной, сеньора, — повторил начальник отряда, беря ее за руку.

Она высвободила руку и двинулась впереди него.

Было бы нелепо пытаться оправдываться перед Альваресом. Для него она была и останется виновной, заслуживавшей смерть. Вапассу, который в суровые зимние дни связал их чистой дружбой, был далеко.

Цепь неуправляемых дьявольских событий, казалось, втянула их в водоворот, в котором гибло все, включая былые уважение и радость.

Со лба Колена капала кровь.

Окруженный надежной охраной, он уже не пытался ни говорить, ни обороняться. Кисти и локти его рук, отведенные назад, были крепко связаны, а ноги опутаны веревкой. Путы были слегка ослаблены, что позволяло ему двигаться.

Повернувшись спиной к Голдсборо, деревянные дома и розовые береговые скалы которого начали вырисовываться в утреннем свете, маленький отряд, сопровождавший Анжелику и пленника, пересек остров, обогнув останки старого корабля. Противоположный берег острова был более обрывист и крут. Две барки ожидали отряд в маленькой бухте, которая даже при отливе соединялась с открытым морем небольшим каналом.

Пригласив Анжелику занять место на одном из суденышек, Альварес протянул ей свою затянутую в перчатку руку, но пленница пренебрегла этой помощью.

Он сел рядом с ней. Анжелика заметила, что желтоватый цвет его кожи стал еще более заметен, и что явно усилился нервный тик, которым Альварес страдал после пыток в индейском племени Атакала, и который придавал его лицу отталкивающее выражение жестокости, а порой непроизвольно обнажал его зубы. Впервые она заметила седые нити в его бородке, какая была в моде у испанских сеньоров в прошлом веке. Казалось, за два последних дня дон Хуан Альварес постарел на десять лет. Анжелика поймала украдкой его взгляд, и то, что она в нем прочла, потрясло ее.