Наконец, с прежней бесшабашностью он дал знак юнге поставить фок и взял курс на юго-восток, на этот раз окончательно оставив позади остров Макуорт, рай индейских легенд.

Постепенно снова посветлело. За лодкой летели несколько чаек и бакланов.

Анжелика была напугана почти так же сильно, как и англичане. Она не знала, что это было, то ли мираж, то ли наваждение, но готова была держать пари, что сквозь внезапно окутавшую берег густую тень она видела, как между деревьями мелькнуло насмешливое лицо сагамора Пиксарета.

— Вы проявляете неосторожность, Джек Мэуин, — сердито заметил торговец. — За те три недели, что мы плаваем вместе, ваши дикие фантазии сделали меня просто больным человеком. Каждый раз, когда мы едва не задеваем скалу или выходим в море в тот самый момент, когда начинается гроза, мне кажется, что наступает мой последний час… А мистер Уилаби, мой бедный зверь? Разве вы не видите, как он похудел от страха: бока обвисли, почти не двигается, не хочет танцевать…

— Тем лучше, что не двигается, — буркнул Мэуин. — Что бы мы стали делать в этой лодке, позволь спросить, если б медведь пустился в пляс?..

Он презрительно сплюнул в воду. Анжелика не смогла удержаться от смеха: это была не только разрядка после испытанного страха, но и реакция на ту живописную картину, которую являла их компания на ореховой скорлупе барки. Нереальность всей сцены подчеркивалась фигурой негритенка, закутанного в капот из красного сукна и похожего на круглую черную редиску с выпученными белыми глазами.

Где же был Адемар, не потерял ли он сознание? Нет, совершенно обессиленный, он перегнулся за борт лодки — его рвало. Он вообще очень плохо переносил море.

Между тем, торговец, все еще не успокоившись, продолжал свой монолог:

— Джек Мэуин, не кажется ли вам, что в то время, когда вы проводили свой парад перед этой ассамблеей красных змей, другая флотилия каноэ могла, например, выйти из-за мыса и ударить нам в тыл?

Хозяин лодки обращал на эти жалобы не больше внимания, чем на укол одной из тех иголок, которые были припасены Илаем для торговли.

В Анжелике пробудилось любопытство, и она с большим вниманием взглянула на Джека Мэуина. Выцветший колпак из красной шерсти на очень черных длинных волосах, какие почему-то встречаются у многих англичан, самые банальные, расплывчатые черты лица, лица здорового европейца, слегка продубленного морскими ветрами.

Лет сорок, может быть, чуть больше или чуть меньше… Черные глаза, живость которых скрыта тяжелыми веками, что часто придает ему отсутствующий вид. Привычка постоянно жевать табак, с небрежным шиком сплевывая в море.

На узких, но сильных плечах рубаха из толстого полотна, расстегнутая на груди, а поверх рубахи жилет с роговыми пуговицами. На ногах штаны из дрогета — шерстяной материи для моряков, грубой, но очень прочной. Штаны застегивались под коленями, а ниже можно было видеть крепкие, как канаты, мышцы ног, которые были его главными инструментами.

Анжелика решила, что в общем Мэуин не симпатичен ей, и что легкость руки изменила Колену, когда он его нанимал. Но, наверное, у Колена не было выбора…

Золотая Борода! На мгновение она ощутила укол испуга и стыда. Первый день плавания оказался столь насыщенным всевозможными впечатлениями, что память о Колене как-то стерлась. В глубине души она чувствовала облегчение от того, что все завершилось таким образом. Но по мере того, как она переставала бояться своей собственной слабости, с нелогичностью, свойственной женской натуре, Анжелика порой испытывала нечто вроде сожаления и смутной печали. Колен… Голубая глубина его глаз, пьянеющих от ее присутствия, первобытная сила его объятий. Тайна, известная только ей, принадлежавшая ей одной в сокровенных глубинах души. Почему нельзя любить, подчиняясь внезапным порывам своего сердца, своего тела, почему качество и сила любви должны зависеть от трудностей выбора?.. Разве некоторое непостоянство несовместимо с большим чувством? Что это — истина или иллюзия, идущая от воспитания, провозглашающего верность супругу главным долгом чести для жены? Не зря ли она сама возводит перед собой ненужные препятствия? Если бы она уступила Колену, сколь чудесен был бы момент их любви, а Жоффрей… Жоффрей об этом никогда бы ничего не узнал.

Она почувствовала, что краснеет при одной только мысли об этом.

Резко подставив голову морскому ветру, она сказала себе: «Надо забыть, забыть во что бы то ни стало».

Силуэт острова Макуорт растворялся вдали, все еще сверкая, как драгоценная корона в отблесках сумерек цвета зеленой мяты.

— Я вижу, вижу там Белую Шапку! — воскликнул , маленький Сэмми.

Олд Уайт Хэд — так называется по-английски большой гранитный купол, увенчивающий островок Кашинг. Его стопятидесятифутовая громада высилась над входом в бухту поселения Портленд.

Пресная вода суши и соленая вода моря, смешиваясь в накатах волн, образовывали вдоль берега густую пену. Подхватываемая ветром, она оседала на сером граните купола и, высыхая, делала его похожим на большую шапку, а иногда на голову пожилого человека с седыми волосами, — в зависимости от освещения. Снизу скалы были белыми от пены, а выше — от бесчисленного множества сидевших на них птиц. Каких птиц и зверей там только не было в эти последние дни июня с его интенсивным и коротким цветением: тюлени, птицы по прозванию пуритане, крячки, чайки, бакланы, фомки, морские разбойники, морские сороки. Все кругом утопало в птичьем пуху. Чуть пройдя вглубь, здесь можно было встретить тюленя, забавно вышагивающего на задних лапах, большущего «пуританина» в оперении, напоминающем судейскую мантию. Под ногами то и дело попадались птичьи гнезда с яйцами, ракушки морского гребешка, лангусты, крабы, устрицы, мули, кучками лежавшие на водорослевой подстилке, плотной, как ковер; и над всем этим висел постоянный птичий гомон, такой громкий, что желающим быть услышанными приходилось переходить на крик.

— Не высаживайтесь! Не высаживайтесь! — закричали скопившиеся на острове беженцы при виде их барки. — У нас не осталось продовольствия, нас здесь слишком много. Скоро не хватит ракушек, кончаются боеприпасы для охоты.

Мэуин рулил, стараясь удерживать лодку на одном месте. Маленький Сэмми приложил руки рупором ко рту:

— На скале Макуорт полно индейцев, — крикнул он, и звонкий тембр детского голоса пробился сквозь шум прибоя и гвалт птиц. — Будьте осторожны, как бы вас здесь не перерезали…

— Откуда ты, малыш?

— Из Брансуик-Фолса, с границы.

— Что произошло на севере?

— Все погибли, — крикнул мальчик своим легким голосом, и слова его летели, как ноты флейты.

Прилив был такой высокий, что лодка могла подойти к самому причалу, но Мэуин не сделал этого, как бы откликаясь на настойчивые просьбы первых поселенцев. Однако, он продолжал внимательно, с любопытством разглядывать берег.

Тем временем толстая женщина с высоко подоткнутой юбкой, занятая ловлей лангустов в расщелинах скалы, окликнула его.

— Вы с этого побережья?

— Нет, я из Нью-Йорка.

— А куда идете?

Он кивком подбородка показал на север — в Голдсборо.

— Я знаю, где это, — сказал один из беженцев. — Это у входа во Французский залив. Как бы вас не оскальпировали французы со своими союзниками-дикарями…

Джек Мэуин начал маневрировать для выхода из маленького порта. Когда он проходил близ одной скалы, на берег выскочила взволнованно жестикулировавшая женщина. Она тянула за собой девочку с мешком за спиной.

— Возьмите ее с собой! — закричала женщина. — Здесь у нее никого нет, но я знаю, что неподалеку от Французского залива на острове Матеникюз, может быть, на острове Долгом за горой Мон-Дезер у нее есть дядя. Возьмите ее.

Подталкиваемая женщиной напуганная девочка прыгнула в лодку, которую волна уже выносила на простор.

— Crazy wich! note 11

— крикнул Мэуин, теряя присущее ему самообладание, — вы что, принимаете меня за собирателя сирот? У меня хватает забот, и мне нет никакого дела до всех этих любителей библейского чтения, чтоб их черт побрал всех вместе взятых!

— Вы выражаетесь, как язычник, — ответила ему женщина со скалы, — и вы говорите с девонширским акцентом. Сам Ваал сделал вас дважды жестокосердным с момента рождения… И все же отвезите этого ребенка в надежное место, а иначе несчастье настигнет вас, как бы далеко вы ни были, клянусь вам в этом.

Мэуин, в ярости вскочивший на ноги, успел ухватить штурвал и чудом обойти подводный камень.

— Old wich! note 12 — сердито повторил он. — Если им помогают силы ада, то что им мешает уже сейчас подчинить себе весь мир?..

— Эта женщина говорит правильно, а ваши слова… — начал было вещать преподобный Томас, как вдруг их захлестнула волна, все промокли, и дискуссия Прервалась. Мэуин приказал юнге отлить воду черпаком.

Волнение усилилось, лодка ныряла все круче. Маневрировать приходилось все более внимательно, и теперь уже не могло быть и речи о том, чтобы вернуться к острову Белая Шапка и высадить сироту на берег. Спускался предвечерний серо-жемчужно-розовый туман, надо было искать стоянку на ночь. К счастью, Мэуин, видимо, не раз бывал здесь. Пройдя вдоль острова Пик и обогнув Долгий остров и остров Чебрат, он нашел, наконец, подходящее место, спрыгнул в воду, закрепил лодку в расщелине и вышел на берег, предоставив пассажирам, в том числе и дамам, самим выбираться на сушу. Слегка подмочив юбки, дамы, после долгих часов неподвижности, с удовольствием ступили в воду и вышли на песок. Девочка с острова Кашинг, которую звали Эстер Холби, начала рассказывать мисс Пиджон о своих несчастьях. Выползший из своего убежища медведь Уилаби сразу же забрался на кучу гальки и, задрав нос, принялся вдыхать лесные запахи. Тут Анжелика увидела, как огромен этот медлительный и миролюбивый зверь. Добравшись до зарослей, он стал рыть землю в поисках корешков. Время от времени Илай Кемптон подзывал его к себе, опасаясь, что, отойдя слишком далеко, косолапый кого-нибудь напугает.