Джуд Деверо - Искушение

– А вы видели ее раньше?

– Нет, только слышала о ней. Мой муж рассказывал мне о приемах, на которых он бывал в детстве.

– Светское общество... – презрительно отозвалась Темперанс.

– О нет! Дедушка Джеймса приглашал всех Маккэрнов. Я знаю, что сейчас дом не подходит для приемов, но пятьдесят лет назад Маккэрны процветали. Очень большие доходы от овец и рыболовства, и... – она запнулась от смущения.

– Но все растратили, – сказала Темперанс, прикасаясь к тому, что раньше было красной вельветовой портьерой.

Ткань осталась у нее в руках.

– Да, похоже, – произнесла Грейс, глядя на одну из фресок на стене. – Мой муж говорил мне, будто дед Джеймса уже на краю могилы повторял, что жена его больше тратила, чем он проигрывал. Они страшно ссорились. Дед постоянно говорил, что она покупала вещи и прятала.

– Например, посуду и канделябры.

Темперанс смотрела на люстру, пытаясь сосчитать, сколько туда можно поставить свечей.

– Мне кажется, что старик только выигрывал, потому что если его жена много покупала, то все это потом можно было бы продать.

– Верно, – кивнула Грейс и понизила голос. – Но вы не знаете, что произошло со всеми купленными ею вещами...

– Ушли на оплату игорных долгов?

– Нет. Старик проиграл то, что у него было, но умер не должником. Когда Гэви, мой муж, приступил к работе, у него ушли годы на то, чтобы разобраться со счетами, которые просто зашвыривали в ящики. Он приходил домой ночью и рассказывал мне о том, что сегодня нашел. Она покупала очень много серебра. Целую кучу ваз и мисок. А еще она покупала золотые статуи скульптора по имени Чел... Забыла... Иностранное имя...

Темперанс подняла брови.

– Челлини?

– Вот-вот, Челлини!

– И так видно, что обстановку покупал человек, обладающий прекрасным вкусом... – она помолчала. – А вашему мужу не приходило в голову, что эти двое просто воевали? Возможно, она покупала, чтобы он не спустил все деньги на игру.

– Именно так Гэви и думал, – тихо ответила Грейс. – Он повторял, что все, купленное бабушкой Джеймса, до сих пор находится в доме. Ей пришлось прятать купленное от своего мужа, чтобы он не распродал все и не проиграл.

– Если это правда и если ее сыновья не были игроками, неужели она не рассказала им о своих покупках и о том, куда спрятала сокровища?

Грейс медлила с ответом.

– Она, возможно, и хотела это сделать, только он убил ее, и она не успела рассказать.

– Что? – спросила Темперанс, широко раскрыв глаза.

Грейс еще больше понизила голос, затем огляделась, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.

– Только мой Гэви знал правду. Однажды старик поссорился с женой сильнее обычного. И пригрозил, что убьет ее, если она не скажет, где купленные вещи.

Грейс глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

– Старик был ужасным человеком, мой муж его очень боялся. Старый Маккэрн повторял, что Гэви сует нос, куда его не просят, и что если он еще раз застанет Гэви там, где ему быть не положено, то высечет его. Однажды, когда Гэви было семь лет, он пробрался в спальню хозяина за шоколадкой и спрятался в шкафу, услышав голоса.

– Он видел убийство?

– Это было не убийство, а несчастный случай. Они дрались за пистолет, который выскользнул и внезапно убил ее. Но самое страшное – ее муж рассказал всем, что она покончила с собой. Ее похоронили за церковной оградой, а позже он оклеветал ее перед своими сыновьями, те, в свою очередь, рассказали своим сыновьям...

– ...и сейчас Джеймс глумится при одном упоминании ее имени и ненавидит ее красивый дом, спокойно позволяя ему разрушаться.

Грейс кивнула.

Некоторое время Темперанс молчала, осматривая грязную залу. Судя по ее былому великолепию, хозяйка очень любила красоту.

– Пойдемте, – сказала Темперанс и попросила: – Расскажите мне о Хэмише. Он вряд ли нравится Джеймсу, но тогда почему он его не прогонит?

– Хэмиш по матери Маккэрн, а это означает, что Джеймс не сможет от него избавиться. Любой из Маккэрнов имеет право вернуться в эту деревню, и ему всегда здесь дадут крышу над головой.

– Так появится большое количество тунеядцев, – заметила Темперанс.

– Только не у Джеймса. Ни у кого не получается бездельничать рядом с ним.

– Интересно, они работают так же много, как он? – тихо спросила Темперанс, открывая дверь в свою спальню.

Перед зеркалом стояла маленькая дочь Грейс, Элис, под ногами у нее было море шляп Темперанс, а на голове шляпа, которая в ширину равнялась росту девочки.

Темперанс улыбнулась, но Грейс сердито схватила дочь за руку.

– Как ты посмела! Я...

– Ничего страшного! – вмешалась Темперанс. – Возьми эту шляпу, если она тебе так нравится.

Грейс резко отобрала шляпу.

– Вы и так для нас столько сделали! Но нам не нужна благотворительность!

Темперанс была поражена переменой в Грейс: подруга, которой можно доверять, превратилась в гордую женщину. Но Темперанс знала, что такое гордость.

– Хорошо, – миролюбиво сказала она, глядя на девочку, – может быть, примешь эту?

Она вытащила из платяного шкафа шляпу, в которой пришла к Маккэрну.

Шляпа потеряла форму и до сих пор была вся в грязи. Большинство цветов потерялись, а оставшиеся порвались и испачкались.

– Из этой шляпы получится хорошая игрушка, правда?

– О да, – выдохнула девочка, протягивая руку за шляпой, которая очень жалко выглядела, но сначала вопросительно посмотрела на мать.

– Ладно, – ответила Грейс, улыбнувшись Темперанс. – Мы вам стольким обязаны...

– Тогда, может, отплатите мне тем, что приготовите хороший обед, который я отнесу на гору?

Грейс, не шевелясь, смотрела на Темперанс.

– Вы сегодня опять понесете туда обед? Темперанс рассмеялась.

– Если вы решили, что я собираюсь завести роман, забудьте об этом. Мне нужно выяснить, какой он хочет видеть свою жену. Хотя... он довольно привлекательный мужчина...

Темперанс надеялась, что Грейс улыбнется, но не тут-то было. Она пристально и долго рассматривала Темперанс, словно пытаясь о чем-то догадаться. Темперанс подумала, что это ревность. Так есть ли у нее чувства к Маккэрну, которые она пытается спрятать?

Помедлив, Грейс сказала:

– Ягненка больше нет, но осталась осетрина. Пойдет?

Темперанс засмеялась. На кухне жили уже три ягненка, которых Джеймс присылал с пастбища на обед, но Темперанс их приручила. У Рамси сейчас полно забот с ними.

– Осетрина – это замечательно! – ответила она, и женщины обменялись улыбками.

– Кто сейчас занимается вашими счетами? – спросила у Джеймса Темперанс.

Они сидели на солнышке возле маленькой пещеры.

– Что вы за женщина – не можете просто наслаждаться таким днем!

– А почему у вас испортилось настроение? – парировала она. – Не хватает регулярных визитов к Грейс?

– Кто вам сказал, что они были регулярными? Вы со своей инквизицией любого мужчину лишите аппетита!

– Это у вас нет аппетита? Вы съели свою порцию и мою заодно.

– А вы меньше думайте о постороннем. Может, поделитесь своими мыслями?

Темперанс подтянула колени к груди. Что ей сказать? Что она думала о его предках? О его деревне? О его брате-игроке?

Джеймс неожиданно ответил на ее вопрос:

– Веду счета я и ненавижу каждую секунду этого занятия. Хотите взять их на себя?

– Я? Простая женщина? А что скажет Хэмиш по поводу женщины, которая ведет бухгалтерию вопреки законам божьим?

– Что с вами сегодня? – тихо спросил он.

Она не собиралась говорить правду. По дороге сюда, на вершину, она думала об ужасной жизни его бабушки, о ее муже-игроке, о том, что ее похоронили за церковной оградой. Бесприютная душа. Темперанс не удивилась бы, узнай она, что дух женщины нарушает покой дома, где она не была счастлива.

– В вашем доме есть привидения?

– Конечно, и сейчас они составили бы мне лучшую компанию, чем вы.

Темперанс засмеялась, вытянула ноги, оперлась на руки и подставила лицо солнцу.

– Мне хотелось бы взглянуть на вашу бухгалтерию. Не возражаете?

– Буду целовать вам ноги, если вы сделаете это, – он понизил голос, – или другую часть тела, которую вы захотите обнажить.

Темперанс понимала, что демонстрирует сейчас ему себя, она знала, что ей нужно бы сесть, как сидят настоящие леди, но не шелохнулась. Хотя они были совершенно одни, она чувствовала себя в безопасности рядом с Джеймсом: он не сделает ни одного движения без ее разрешения.

Темперанс уже начала подумывать о том, чтобы разрешить ему все. Ведь ей почти тридцать, а она еще девственница. Так получилось.

– Вот вы где! – услышали они голос, от которого оба вздрогнули.

Из-за горы показалась голова женщины, затем шея, и, наконец, сама женщина, опираясь ладонями о землю и подтягиваясь, в полный рост предстала перед Джеймсом и Темперанс, стоя на краю обрыва.

– Мне сказали, что если я пойду по тропинке, найду вас здесь, но я всегда говорила; зачем тропинка, если есть гора, на которую можно вскарабкаться.

Она замолчала и оценивающе посмотрела на Темперанс, словно та была вещью.

Темперанс, прикрывая глаза от солнца, взглянула на женщину. Она была невысокой, но очень мускулистой. Она стояла прямо, с высоко поднятой грудью, подбоченясь, лицо ее было темным от загара, и невозможно было сказать, сколько ей лет, но доведись Темперанс определить ее возраст, она бы предположила, что, по крайней мере, сорок пять. Она знакомая Джеймса?

– Слабачка! – сказала она Темперанс.

– Простите?

Отвернувшись, женщина посмотрела на Джеймса, игнорируя Темперанс.

– Я слышала, вы ищете жену?

При этих словах у Темперанс вырвался вздох, и она притворилась, что закашлялась.

– Туберкулезная, – сказала женщина, с презрением глядя на Темперанс сверху вниз, – значит, запрещено дышать кислородом.