— Если хочешь, можешь посидеть с ней, у головы, и поговорить с ней тихонько или погладить немного. Иногда это помогает.

В нерешительности Аманда приблизилась к голове кобылы и опустилась на пол, пока Грэнт делал последние приготовления. Огромные, тревожные, бархатистые глаза пристально смотрели на нее, словно прося, и Аманда растрогалась:

— Все будет хорошо, Искорка, — приговаривала она, поглаживая вспотевшую шею животного, — вот увидишь.

Когда снова наступили схватки, кобыла подняла голову и опустила, когда боль утихла. Аманда подсела ближе, и когда следующие схватки прошли, голова кобылы опустилась на ее ногу.

— Так лучше, радость моя? — спросила она, словно обращаясь к больному ребенку.

— Прекрасно, — отозвался Грэнт, смеясь при виде Аманды, подскочившей от испуга. — О, похоже, ты обращалась не ко мне? — поддел он.

Уже более серьезно, он спросил ее:

— Что стоило бы тебе разговаривать со мной вот так же, и называть меня «радость моя»?

В глубине его глаз появилось желание.

— Когда будешь рожать, я буду говорить с тобой так же, обещаю, — заверила она с озорной улыбкой.

Тот, кто назвал это муками, был совершенно прав, думала Аманда, наблюдая за схватками, сотрясавшими тело кобылы. По мере того, как дело шло к концу, схватки становились сильнее и чаще. Аманда могла только сочувствовать и пытаться своим сочувствием хоть немного успокоить кобылу. Она гладила ее по голове и говорила первое, что приходило ей в голову. Под конец она стала напевать ей все песенки, какие только могла вспомнить, включая даже негритянские, слышанные ею от Амоса.

Но вот она услышала негромкие слова Грэнта:

— Ну вот, начинается, Аманда. Приготовься встретить самое свежее пополнение Туманной Долины.

Кобыла держалась стойко, и благодаря помощи Грэнта, помогавшего плоду выйти, оставшееся заняло всего несколько минут. Мокрая, окровавленная, со слипшейся шерстью, новорожденная была самым ценным из сокровищ, которые когда-либо доводилось видеть Аманде. Наблюдать ее появление, ее первый вздох, было словно принимать участие в некоем волшебстве.

Чистым холстом Грэнт насухо вытер жеребенка, а Искорка передвинулась на другое место. Вместе с Амандой они заменили испорченную солому на свежую, и Грэнт объяснил, как важно соблюдать максимальную чистоту, особенно во время и сразу после родов, чтобы избежать инфекций. Затем, стоя рядышком, с радостью и гордостью родителей, любующихся своим чадом, они наблюдали, как новорожденная пытается в первый раз встать на ноги.

Это потребовало усилий, так как ее ноги были столь длинными, что все время подгибались, и столь тонкими, что больше походили на стебельки, но в конце концов ей это удалось. При виде того, как она стояла на широко расставленных ногах и тыкалась мордочкой в материнский живот в поисках своей пищи, Аманда прерывисто вздохнула и смахнула слезу.

— Я никогда не видела ничего чудеснее этого. Я так благодарна тебе, Грэнт, за то, что ты меня разбудил. Я не забуду эти мгновения, даже если доживу до ста лет.

— Знаю. Я наблюдал это сотни раз, наверное, и всегда это происходило по-разному, каждый раз новое чудо. А эта маленькая кобылка, похоже, особенная. Я это нутром чувствую. Взгляни на ее ноги. Клянусь, это самые длинные ноги за всю историю Туманной Долины. Она, пожалуй, напоминает мне тебя.

Он улыбнулся и обнял рукой Аманду, ее голова легла к нему на плечо.

— Я думаю, надо назвать ее в честь тебя, потому что это первый раз, когда ты помогала принимать роды. Как бы нам назвать ее? Танцовщица?

Аманда отрицательно покачала головой:

— Как насчет Чуда Аманды?

— Постой, — Грэнт щелкнул пальцами и воскликнул: — Есть! Отличное имя. Мы назовем ее Чародейка.

С тяжелым вздохом, говорившем о чем-то большем, нежели утомление, Аманда согласилась:

— Почему бы и нет? Так думает обо мне чуть ли не полмира. Значит, Чародейка, и я надеюсь, что со временем она станет самой быстрой маленькой лошадкой на свете. Надеюсь, что она побьет больше рекордов и выиграет больше скачек, чем все твои остальные лошади, вместе взятые. Вместе, она и я покажем тебе и каждому, на что мы, чародейки, способны, если захотим. Вот увидишь!

Аманда только-только стала привыкать к новой для себя работе, как подошло время ехать в Нью-Йорк на Кубок Белмонта. На этот раз Грэнт с Султаном также выехали заранее, чтобы дать скакуну время восстановить силы после трудного и долгого переезда.

Аманда тоже отправилась в Нью-Йорк на несколько дней раньше. И хотя об этом городе она слышала много удивительного, побывать там ей еще не доводилось. И эти несколько дней она хотела посвятить знакомству с этой великой столицей, этой Меккой, где смешалось столько национальностей, каждый год принимавшей в свои объятия тысячи и тысячи людей. Она хотела окунуться в это людское море, затопившее улицы города; отведать экзотической пищи, послушать чужеземную речь и прикоснуться ко всем сокровищам, какие только мог таить город; погрузиться в незнакомую ей доселе стихию — искусство, музыку, балет и многое другое. Сколь бы ни был важен для фермы Кубок Белмонта, сейчас для Аманды он отошел на второй план — ведь так много чудесных вещей еще надо было узнать и увидеть в Нью-Йорке.

Конюшни были расположены на Лонг-Айленде, всего в двух милях от берега. Из их прибрежной гостиницы открывался вид на пляж, непреодолимо манивший Аманду, да и погода в эти первые июньские выходные установилась чудесная. На Лонг-Айленде располагались площадки для игры в кегли, крокета и даже для нового вида спорта под названием лаун-теннис, и Аманде не терпелось попробовать себя в этих играх; у нее ведь не было раньше для этого ни времени, ни возможности.

Она никогда не задумывалась над тем, что ее детство прошло иначе, чем у большинства детей. Если они бегали по улицам и резвились во дворах, то ее пространство для игр было ограничено поручнями корабельной палубы. Правда, во время войны она ходила со сверстницами в школу в Новом Орлеане, но ее отец, считая, что она уже знает достаточно, забрал ее оттуда. Так что врожденная любознательность Аманды не находила применения.

Пусть у нее не было подружек по играм, но зато она могла удить рыбу хоть каждый день, и даже сейчас могла переплюнуть любого мальчишку в искусстве жевать табак. Она научилась всему этому и многому другому у своих корабельных друзей. Но сейчас ей хотелось делать вещи, о которых она раньше не имела представления. Она была в таком возбуждении, что просто не знала, с чего начать!

Вдобавок ко всему, в этом году Америка отмечала столетие со дня своего рождения, и отмечать эту дату готовилась вся страна. В Нью-Йорке, не составляющем исключения, не ждали Четвертого июля, но на целое лето вперед запланировали всевозможные празднества и мероприятия. Предполагались гребные состязания, скачки, бега. Парады и карнавалы. Особые музыкальные и театральные премьеры. Пикники, фейерверки и костюмированные балы. Даже цирк собирался пробыть в городе несколько недель. Это было похоже на одно непрерывное красочное представление, и Аманде посчастливилось попасть на него, совсем как ребенку, которого оставили без присмотра в кондитерской лавке!

Рано утром, на следующий день после приезда, Аманда и Чалмерс уже садились в экипаж, чтобы отправиться в город, когда встретили Грэнта, возвращавшегося в гостиницу.

— Куда это вы оба собрались так рано? — спросил он, переведя взгляд на Аманду и сухо рассмеявшись, он сказал:

— Я думал, что ты при первой же возможности вернешься к своей привычке спать допоздна.

Аманда пожала плечами:

— Ты меня, похоже, перевоспитал. Кроме того, я не хочу тратить ни одной минуты попусту, пока мы здесь. Регги и я едем в город на целый день.

— За покупками?

— О, нет, — возразила она. — По магазинам можно ходить и дома. Сначала мы посмотрим парад, а затем отправимся в музей искусств.

— Не пригласив меня? — лицо его стало растерянным.

— Разве ты не занят Султаном?

— Сегодня утром он уже сделал несколько кругов для разминки. Не хочу рисковать им раньше времени. Или давать нашим соперникам представление о его возможностях.

— Очень разумно, сэр, — согласился Чалмерс. — Если вы свободны, то присоединяйтесь к нам, чему мы будем очень рады, — предложил он учтиво, и это встревожило Аманду. Грэнт и сам был немного встревожен, когда он осознал, насколько серьезно относился Чалмерс к своим новым обязанностям телохранителя Аманды. Сегодня, однако, ничто не должно было вывести его из равновесия.

Чувствуя, что ее не очень-то радует его присутствие, Грэнт спросил:

— Аманда, если ты не возражаешь…

Что она могла сказать, когда рядом стоял Чалмерс?

— Я согласна, если ты обещаешь не командовать. Сегодня ты мне не хозяин.

Парад был веселым. Музей искусств — впечатляющим. И когда они втроем оказались у Центрального Парка, Аманда решила, что не плохо бы там побродить и полюбоваться природой.

— Говорят, там где-то есть зверинец, — обратилась она к мужчинам, — и всевозможные развлечения.

— Давайте сначала отыщем конюшни, — предложил Грэнт. — Будет проще, если мы возьмем лошадей и верхом покатаемся по парку.

— Сэр, я не помню уже сколько лет прошло с тех пор, как я последний раз садился на лошадь! — воскликнул Чалмерс, и его страх отразился на лице Аманды. — Боюсь, придется взять экипаж или идти пешком, потому что мисс Аманда тоже не ездит верхом.

— Ладно, пойдем пешком, — согласился Грэнт, к великому облегчению Аманды, но все испортил, добавив: — Но как только мы вернемся в Туманную Долину, Аманда начнет учиться верховой езде…

— Я не желаю…

— Да, знаю. Ты все еще по-детски боишься, и последняя вещь, которую ты сделаешь — это сядешь на лошадь. Но только так ты сможешь преодолеть свой страх. Учись управлять животным, и ты научишься управлять своим страхом.

Однако сейчас Аманда предпочитала отогнать от себя эту мысль как можно дальше. Светило солнце, парк манил их к себе, целый день она могла делать все, что душе угодно, и вовсе не хотела, чтобы Грэнт все это разрушил. Они ходили по тропинкам и скоро набрели на группу девушек, которые прыгали через веревочку. Глаза Аманды загорелись: