Мара не знала, сколько прошло времени до того, как ее разбудил тихий стук. Когда она открыла глаза, огонь уже почти погас и ей потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где она находится. – Встав с кровати, Мара направилась к закрытому люку.

Послышался еще один тихий стук.

– Мара, ты не спишь? Убери столик, чтобы я мог подняться.

Она сдвинула туалетный столик с крышки люка.

– Я принес поесть. Не так много, но до утра нам хватит, – сказал он, поднявшись наверх и подавая ей небольшой тюк. – Там есть вино, и я даже смог раздобыть для тебя кекс. – Потом Адриан взглянул на нее и, должно быть, заметил сковывающий ее страх, потому что коснулся пальцем одетой в перчатку руки ее щеки и сказал:

– Не волнуйся, любовь моя. Все будет хорошо.

Мара кивнула, всей душой желая поверить ему, и начала развязывать тючок.

После того как они поели соленого сыра с мягким хрустящим хлебом, запивая его терпким вином, Адриан прилег рядом с ней на узкую кровать. Он обнял ее, прижавшись всем телом, и, несмотря на ночной холод, Маре тут же стало тепло.

Если бы только она могла поверить в то, что все будет хорошо. Но если бы это было так, если бы опасность действительно миновала, тогда зачем было Адриану принимать подобные меры предосторожности?

Она была не такой уж дурочкой, чтобы ее можно было так легко обмануть, и понимала, насколько опасно для Адриана было пребывание в Дублине. Мара знала, что он опасался того, что его деятельность раскрыта. И все из-за нее. Она не стала слушать его, когда он просил не предупреждать Коннелли. Все, что она ни делала с того дня, как повстречала его, грозило ему опасностью. Она позволила, чтобы желание вернуть себе Кулхевен завладело всеми ее мыслями и поступками, и этим поставила любимого человека в опасное положение. Если с ним что-нибудь случится, она никогда не простит себе этого.

Если бы Адриан бросил ее, как только узнал, кто она такая на самом деле, у него не возникло бы всех этих неприятностей. Мара вспомнила, что еще совсем недавно ей казалось, что для нее нет ничего более важного на всей земле, чем вернуть себе Кулхевен. Теперь же она поняла, что существуют более важные вещи, чем удовлетворение чувства мести. И что самое важное в ее жизни – это Адриан.

Мара помолилась про себя, обещая отдать Кулхевен и все на свете, лишь бы ему не грозила опасность.


На следующее утро поднявшийся до рассвета Адриан, пытаясь перелезть через Мару, разбудил ее.

– Черт побери, – пробормотал он, заметив, что она проснулась. – Я не хотел будить тебя. На этой идиотской кровати не смог бы спать даже карлик, не говоря уже о двух взрослых людях.

Мара протерла глаза и зевнула:

– Все в порядке, Адриан. Все равно я хотела встать вместе с тобой.

Адриан подошел к чаше для умывания и плеснул себе в лицо пригоршню ледяной воды.

– Дьявольщина, если уж это не сможет разбудить мертвеца, не знаю, что же тогда сможет. – Он повернулся, предоставив ей на обозрение свой великолепный мускулистый торс. Ей захотелось вдруг уткнуться лицом в его теплую грудь и остаться так навсегда, но она понимала, что это невозможно. Вместо этого Мара в свою очередь ополоснула лицо водой и вытерлась полотенцем.

Повернувшись, она увидела, что Адриан уже одет и натягивает на себя сапоги.

– Сегодня, я собираюсь повидаться с Оуэном.

Мара кивнула, зная, что это так и было задумано.

– Сейчас я оденусь и пойду с тобой.

– Нет.

Мара повернулась и вопросительно посмотрела на него.

– Я пойду один, Мара.

– Но Оуэн сказал, что хочет видеть и меня тоже.

– Если я удостоверюсь в том, что тебе не будет грозить опасность, у тебя еще будет возможность повидаться с ним. Но что хорошего будет в том, если нас обоих схватят и закуют в цепи?

«Но если тебя схватят, – подумала она, – я хочу, чтобы меня схватили вместе с тобой».

– А как я узнаю, что можно идти безбоязненно?

– Я вернусь за тобой. Если меня не будет к полудню – значит, я арестован. – Он достал из кармана листок пергамента. – Вот, возьми это письмо. Это пропуск на судно «Странник», отплывающее в Англию.

– На этом корабле прибыла Арабелла.

– Да. Его капитан – один из моих соратников.

Его зовут Вильям Мак-Дафф, и, получив из твоих рук письмо, он отвезет тебя в город Веймут в графстве Дорсет. Там ты должна будешь отыскать человека по имени Ченсери. Он страшен на вид, но совершенно безобиден для женщин, и чаще всего, его можно найти в таверне под названием «Прекрасная свинья». Он отвезет тебя из города в родовое гнездо моей семьи Россинхем, расположенное возле деревушки Чатли. Я не стал ничего этого записывать, надеясь на твою замечательную память. Знаю, что ты и так запомнишь каждое слово.

Из тебя вышла бы прекрасная шпионка, Мара, – впрочем, я отклоняюсь от темы. В Россинхеме тебя встретит сестра моей матери, Хестери, – ты можешь называть ее, как и все, тетушкой. Она позаботится о твоей безопасности. Ты по праву официально являешься графиней Сент-Обин и, поскольку после меня наследовать титул некому, можешь стать последней графиней Сент-Обин. Видимо, наш род был обречен с самого начала, с наследниками в нем было всегда плохо. Я надеялся, что смогу изменить это, вырастить достойное потомство, но, как оказалось, из этого может ничего не получиться. Так что наша ветвь может прерваться на мне, официально признанным незаконнорожденным.

К концу этой горькой речи у Мары по щекам текли слезы. Даже после того, что она ему сделала, после всех опасностей, которые навлекла на него, он все же заботится о ее будущем.

Не зная даже, носит ли она под сердцем его ребенка.

– Ты не незаконнорожденный, – сказала она, думая о том, что недостойна его.

Тогда он взял ее лицо в ладони и улыбнулся:

– Не плачь, любовь моя. Я хочу, чтобы ты ни о чем не жалела. Я восхищаюсь тобой больше, чем кем бы то ни было на всем свете, потому что никогда не встречал более храброй и достойной женщины, чем ты.

И если уж мне суждено умереть, я умру счастливым человеком, зная, что люблю самую прекрасную рыжеволосую нимфу во всей Ирландии.

Поцеловав ее долгим и страстным поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание, он отступил.

– А теперь мне надо идти. И помни, ровно к двенадцати часам ты должна будешь добраться до «Странника», обратиться к капитану Мак-Даффу и отплыть к берегам Англии.

Он быстро нырнул в люк и исчез, оставив Мару бороться с подступающими к горлу рыданиями.

Глава 27

Адриан, чтобы не дать повода для подозрений, с .безразличным видом смотрел прямо перед собой. Охранник, стоявший у ворот, ведущих в ту часть Дублинского замка, где содержались заключенные, изучал его пропуск. Граф сразу увидел, что этот слегка перекормленный человек не понял, что документ, которые он держит в руках, был поддельным, потому что, очевидно, не вникал в то, что было в нем написано. Он прочитал пропуск слишком быстро и, не останавливаясь на каждой строчке, а сразу посмотрев на нижнюю часть документа, вернул его Адриану.

Приказ был написан на пергаменте прекрасной выделки, выглядел вполне официально, и на нем стояла печать самого лорда-протектора Кромвеля, вернее, печать, подделанная соратниками Адриана, но этого было вполне достаточно, чтобы охранник разрешил ему пройти к арестованным.

– В вашем пропуске не сказано, кто из арестованных вам нужен. Кого вы желаете видеть?

– Мне нужен ирландский бунтовщик по имени Оуэн Диспенсер.

– Этого завтра утром должны повесить первым.

Объявления разослали повсюду. За голову этого парня было назначено пятьдесят фунтов. Стоило ли столько шума поднимать, но они хотят, чтобы это послужило примером и как можно больше народа полюбовалось, как он будет болтаться на веревке.

Под носом у охранника повисла длинная сопля, которую он вытер грязным обшлагом рукава.

– В этом каменном мешке чертовски холодно. Из носа прямо рекой течет.

Он проводил Адриана вниз по узкой сырой лестнице мимо дверей в камеры других узников, потом в самый конец темного и узкого коридора до маленькой деревянной дверцы. Глядя на пробежавшую мимо него крысу, Адриан подумал, что правильно сделал, что отказался взять Мару в эту грязную дыру. Охранник звякнул вытащенной из кармана связкой ключей и отыскал в ней нужный, которым и открыл дверь камеры Оуэна.

– Когда соберетесь уходить, только позовите, и я открою вам. Если он начнет буянить, стукните его по голове вот этим. – И он протянул Адриану грубо вырезанную деревянную дубинку, на конце которой виднелись засохшая кровь и волосы с головы какого-то другого несчастного, познакомившегося с ней раньше.

Повесив фонарь на ручку двери, охранник повернулся. – Я буду наверху лестницы.

Дверь за ним закрылась, и Адриан через маленькое зарешеченное окошко увидел, как тот, еще раз вытерев рукавом нос и глотнув чего-то из фляжки, пошел прочь.

Адриан оглядел камеру, пытаясь рассмотреть в темноте Оуэна.

– Что ж, я вижу, вы получили мое послание, – услышал он хриплый голос откуда-то из правого угла.

Адриан снял фонарь с ручки двери и двинулся в направлении голоса. Оуэн сидел на брошенной прямо на каменный пол провонявшей мочой куче соломы. На одной щеке у него виднелся потемневший синяк, а из уголка рта, от разбитой и вспухшей губы, тянулась вниз засохшая струйка крови. Он облизал губы. Адриан не пошел дальше.

– Да, очевидно, получил. Иначе зачем мне было появляться в этой вонючей дыре?

Оуэн встал, и запах мочи, казалось, стал вдвое сильней.

– Я думаю, вы уже знаете ответ на этот вопрос.

– Я не могу освободить вас из тюрьмы, Оуэн. У меня здесь больше нет власти.

– А я думаю, можете и сделаете это, если не хотите, чтобы вам были предъявлены кое-какие обвинения.

Адриан нахмурился:

– Разве вы не слышали? Кромвель мертв. До Ирландии новости пока еще не дошли, но это лишь вопрос времени. Поэтому все, что вы собираетесь сообщить обо мне, в данный момент мало что значит.