Мара не желала признаваться себе в этом, но ей нравилось то, какой защищенной она чувствовала себя в его объятиях – как будто ничто в мире не может причинить ей вреда. Как ей хотелось, чтобы это действительно было так. Хотелось, чтобы они с Адрианом могли забыть про мир, окружающий Кулхевен, и продолжать жить в нем вместе… но при одном условии.

Больше всего на свете Мара хотела бы рассказать ему, кто она такая на самом деле. Она устала прикидываться другой женщиной, устала скрывать свою настоящую личность, но прекрасно понимала, что это одно из тех желаний, которые никогда не осуществляются.

В этой войне Адриан встал на сторону парламента и был противником ирландцев, а значит, и ее противником. И если он каким-либо образом обнаружит, что она не Арабелла Вентворт, крестница Оливера Кромвеля, а дочь человека, замок которого он захватил, не будет иметь значения, жена она ему или не жена – он добьется того, чтобы ее повесили.

С другой стороны, Мара чувствовала, что время, отпущенное ей на то, чтобы сыграть роль Арабеллы, строго ограничено. Рано или поздно он узнает, что Арабелла не показывалась в Кулхевене. И она не могла уже продолжать настаивать, чтобы он тушил все свечи и задергивал занавеси каждый раз, когда посещает ее постель. Единственной ее надеждой было как можно скорее забеременеть. Будь она беременна, она могла бы рассчитывать на снисхождение и избежать петли палача. По крайней мере на какое-то время.

Хотя сначала Мара рассчитывала использовать ребенка против Адриана, поставив его перед перспективой превратить собственного ребенка в такого же незаконнорожденного, каким его самого хотел сделать отец; сейчас она понимала, что не сможет поступить с ним подобным образом. Враг он или не враг, но он не заслуживает того, чтобы вновь пройти через боль своего детства.

Кроме того, Мара чувствовала, что если родит ему ребенка, то он никогда не позволит причинить ей вреда, Как в противном случае он сможет объяснить ребенку свою причастность к гибели его матери?

Мара закрыла глаза и помолилась про себя, чтобы в данный момент в ее чреве уже теплилась маленькая искорка жизни, хотя знала, что после единственной ночи с Адрианом шансы на это малы. Но надежда оставалась. Время. Все, что ей было нужно, – это время. И когда угроза, которую представлял собою Оуэн, исчезнет с ее горизонта, у нее появится достаточно времени, чтобы достичь своей цели.

Просто ей нужно отделаться от Оуэна, и тогда можно будет продолжить задуманное.

Мара посмотрела на лежащий на столе чистый лист пергамента, потом села, взяла перо и, прежде чем продолжить свои попытки, еще раз внимательно изучила подпись.

Достопочтенный Адриан Август Росс, граф Сент-Обин.

Глава 20

Потратив две ночи и исписав каракулями целую стопку бумаги, Мара наконец в совершенстве научилась подделывать подпись Адриана.

Она, поставила гусиное перо в бронзовую подставку и, откинувшись в кресле, принялась изучать свое творение – только что написанный приказ об освобождении. Она сравнила подпись Сент-Обина, которую только что поставила внизу официально выглядевшего толстого листа пергамента, с подписью, которую дал ей в качестве образца Оуэн. Вряд ли кто-нибудь усомнился бы в подлинности подписи, написанной ею, – обе, казалось, были сделаны одной и той же рукой и не отличались друг от друга ничем, вплоть до небольшого завитка, украшающего верхнюю часть буквы «г» в слове «граф».

Удовлетворенная тем, что подпись должна выдержать проверку, и убедившись в том, что чернила как следует высохли, Мара тщательно сложила приказ втрое и, засунув его в карман своего черного шерстяного плаща, направилась к двери. Она оставила волосы некрашеными и расправила рыжие локоны по спине своего черного костюма для верховой езды, решив, что, если кто-нибудь ее и увидит, ему будет гораздо легче поверить в то, что перед ним сама неуловимая Огненная Леди, чем гадать о том, куда в столь неурочный час направляется хозяйка замка.

Очутившись в конюшне, она на ощупь прошла в кладовую за седлом Мунин. Это заняло у нее довольно много времени, и, затянув наконец подпругу, она взяла четыре мешка из-под зерна, которые захватила с собой.

Надев их на копыта Мунин, перевязала их ремешками.

С такой импровизированной «обувью» она теперь могла не опасаться, что кто-нибудь услышит цокот копыт по булыжному двору и заинтересуется, кто это может там скакать в столь поздний час.

Когда Мара осторожно вывела «обутую» Мунин из стойла, на мостовой двора ее копыта издавали негромкий глухой звук. Отойдя от стен замка за пределы слышимости, она сняла мешки, воспользовавшись пеньком дерева, взобралась на седло и направилась к полуразрушенному коттеджу на встречу с Оуэном.

Низко висящая в ночном небе луна светила ярко и хорошо освещала пастбища, по которым лежал ее путь.

Где-то вдалеке послышалось троекратное уханье совы, вылетевшей в поисках мышей себе на ужин. Всю дорогу Мара внимательно прислушивалась и следила за чуткими ушами Мунин, боясь, что может оказаться не единственным всадником, появившимся здесь этой ночью.

Довольно скоро она увидела стоявший невдалеке на склоне холма коттедж. Маленькое оконце было освещено слабым светом свечи. Подъехав поближе, Мара заметила трех лошадей, привязанных к сучковатому деревянному столбу возле коттеджа. Она слезла с лошади, привязала Мунин к стволу в тени деревьев и тихо направилась к дому.

Подойдя к привязанным лошадям, Мара провела ладонью по крупу одной из них, могучего жеребца серой масти, под кожей которого играли крепкие мышцы.

Кожа была горячей и влажной на ощупь, что говорило о том, что конь долго скакал и что посетители прибыли в коттедж только недавно. Сквозь отворенное окно был слышан приглушенный шум разговора. Слов разобрать было нельзя, но похоже было на то, что обсуждался какой-то важный вопрос.

В коттедж вела старомодная одностворчатая дверь, приоткрытая настолько, что она смогла заглянуть внутрь. Вокруг грубого деревянного стола стояли трое мужчин и изучали какую-то большую карту. Одним из этих мужчин был Оуэн, который что-то показывал на карте. Рядом с ним стоял очень полный, грубый на вид человек с грязными светлыми волосами и очень большой, неряшливого вида бородой, покрывающей почти все его лицо. Третьего она почти не видела – он стоял к ней спиной.

Мара шагнула в проем двери, и Оуэн, заметив движение, поднял голову.

– А, вот наконец-то и она. Я уже начал думать, что ты не придешь. Но пока ты не подводила меня, надеюсь, не подвела и на этот раз. Принесла, что обещала?

Мара начала доставать поддельный, приказ из кармана плаща.

– А ты принес, что обещал мне?

– Подожди минуту, – сказал Оуэн, покосившись на своих компаньонов. – Я поговорю с тобой об этом наедине. Джентльмены, вы, надеюсь, извините меня?

Тут третий человек повернулся, и Мара вся похолодела. Его лицо, если не считать прорезей для глаз, было полностью скрыто под темной маской. Он молчал, но смотрел на нее очень пристально, и это тотчас же вызвало у нее беспокойство. Кто этот человек?

Может, он житель деревни? Или, может быть, Рольф, шпион, выдающий себя за друга Адриана?

Она стояла не настолько близко, чтобы прочесть выражение его глаз, и даже не имела возможности подойти поближе, потому что Оуэн схватил ее за руку и оттащил в сторону.

Непонятно почему, но выражение, с которым смотрел на нее этот человек, пугало ее до мурашек по телу.

– Можешь теперь отдать мне приказ, сестра, – сказал Оуэн, когда они отошли от остальных.

Мара начала вытаскивать приказ из кармана плаща, собираясь его отдать ему. Но когда он потянулся, чтобы схватить пергамент, она отдернула руку.

– А как насчет того, что ты мне обещал? Насчет гобелена?

– Не шути со мной, Мара. Сначала я посмотрю приказ. Ты что, меня за дурака считаешь? Если он недостаточно хорош, чтобы сойти за настоящий, ты не получишь гобелена.

Мара не доверяла ему, но другого выхода не было, и она неохотно отдала ему приказ.

– Очень хорошо, сестра, – сказал Оуэн, просмотрев пергамент. – Ты зря тратишь свои способности на эту кучу камней, которую называют замком. Тебе надо было работать с нами. Но тут кое-чего не хватает.

– Чего же? – Приказ был изготовлен безукоризненно. Если он задумал снова играть с ней в свои игры и откажется отдать гобелен теперь, после того как этот проклятый приказ написан, она задушит его собственными руками.

– Ты забыла про печать. Печать Сент-Обина должна находиться внизу приказа. Иначе он не сможет сойти за подлинный.

– А как же насчет гобелена, Оуэн? Я хочу, чтобы ты показал мне его и я знала, что он действительно у тебя.

Оуэн улыбнулся, но в лунном свете улыбка выглядела как-то зловеще.

– Что? Ты не доверяешь собственному брату? Гобелен у меня, но в данный момент я не имею его при себе.

– Ты обещал, что принесешь его.

Взгляд Оуэна потемнел.

– А ты должна была достать печать Сент-Обина.

– Я достану ее.

– Вот когда достанешь, тогда и получишь гобелен. И ни на мгновение раньше. Так как Сент-Обин уехал из Кулхевена, тебе не составит особого труда сделать это.

Приложи печать к документу и возвращайся завтра в полночь. Гобелен будет при мне, и тогда мы обменяемся.

Мара пристально посмотрела на него:

– Но это будет последняя услуга, которую я тебе окажу, Оуэн.

Он довольно рассмеялся:

– Конечно. После этого ты можешь забыть, что я вообще существую. Ты сможешь встретить мужа, не опасаясь больше быть раскрытой. И получишь свой бесценный кулхевенский гобелен. Поставь только печать и приходи завтра.


В свою спальню Мара вернулась, когда было уже больше трех часов ночи. Она неохотно разбудила Сайму, чтобы та помогла ей покрасить к утру волосы, а потом долго лежала на кровати и, разглядывая искусно расшитые занавеси, размышляла над событиями этой ночи.