Он был совершенно наг.

От этой мысли сердце Мары забилось сильнее.

Время настало, мелькнула у нее мысль. Она знала, что ей следует делать. Мара подошла поближе, остановилась у края кровати и вгляделась в его лицо.

Сердитая гримаса исчезла, и теперь на лице было более мирное выражение. Волосы выглядели темнее, чем при свете дня, на подбородке она увидела небольшую ямку и удивилась тому, что не заметила ее раньше.

Не успев отдать себе отчета в том, что делает, она потянулась, чтобы поправить длинную прядь волос, упавшую ему на лоб.

И чуть не вскрикнула, когда он вдруг открыл глаза и схватил ее за запястье.

Мара не шевельнулась, была просто не состоянии сделать этого, сердце ее отчаянно билось. Она не знала, что ей делать, и замерла неподвижно, как статуи львов, охраняющих вход в Кулхевен, не решаясь даже моргнуть. Сент-Обин не произнес ни слова, только смотрел на нее, все сильнее сжимая ей руку. Его рука выглядела так, как будто ему ничего не стоило сломать ей кости.

Он должен был быть одурманен. Сайма заверила ее, что все его чувства притупятся – все, кроме тех, которые управляют желанием. Но сейчас глаза его были открыты, как будто он понимал, что она находится в комнате.

И все-таки она не сопротивлялась и не старалась вырваться. Что-то в его взгляде – его отрешенность и какая-то отдаленность – говорило ей, что в действительности он видит не ее. Он видел какую-то другую женщину, которая, должно быть, ему снилась. Мара медленно протянула другую руку и все-таки отбросила волосы с его лба. Другая его рука обняла ее за талию и притянула поближе. Потом, потянув вниз, он привлек ее на свою обнаженную грудь, и заплетенная на ночь коса упала ему на плечо.

Ее груди оказались плотно прижатыми к нему, и сквозь тонкую ткань ночной рубашки она почувствовала тепло его тела. Подобная близость вызвала в ней странное ощущение. Пытаясь удержать равновесие, Мара ухватилась за его плечи и почувствовала под ладонями ровное биение сердца и горячую кожу. А его рука уже лежала на ее ягодицах и нежно поглаживала их.

Находясь в таком непривычном для себя интимном положении, она испытывала одновременно и страх, и любопытство. Как это может быть, спрашивала она себя. Этот человек был ее врагом. Он и ему подобные были виноваты в смерти ее семьи; в крушении ее собственного мира. На нем также лежала вина в разрушении и разграблении ее дома. Как же может она лежать сейчас на его груди, позволять ему касаться своего тела подобным образом?

Нет, возразила она самой себе, сейчас в его кровати лежала не она. В ней лежала Арабелла. И если она этой ночью сделает все, как следует, то станет его женой.

Но почему-то никак не могла представить себе Арабеллу, чопорную пуританскую мисс, лежащей на обнаженной груди мужчины в одной скромной, но легкой ночной рубашке.

Мара собралась с духом, Она сможет сделать это, все настойчивей твердила она себе. Должна сделать, если хочет, чтобы мечта о возвращении Кулхевена воплотилась в реальность.

Нерешительно опустив голову, она коснулась его губ своими. До этого ей не приходилось целоваться с мужчинами, но рот оказался мягким, теплым, и ощущение было отнюдь не неприятным. Она закрыла глаза, постаралась расслабиться и не сразу заметила, когда его губы пришли в движение. И только когда он пробежал языком по ее Губам, она поняла, что возбудила в нем желание.

Мара немного изменила позу, слегка раскрыла губы и почувствовала во рту его язык, а руку на затылке.

Такое непривычное вторжение чуть было не заставило ее инстинктивно отдернуть голову, однако Мара, боясь сделать что-то не так, заставила себя снова расслабиться. Она чувствовала на своих губах вкус виски и, хотя это было ей и непривычно, подобное интимное соприкосновение двух ртов показалось ей совсем не отвратительным. Когда же его язык коснулся ее языка и нежно поласкал, по всему телу пробежал странный холодок.

Дыхание ее участилось, и она неуверенно ответила на его поцелуй.

Потом руки Сент-Обина, медленно лаская тело Мары, спустились к ее талии и, слегка приподнявшись, он перекатился и лег поверх нее. Мара понимала, что теперь, придавленная его телом, с ушедшей в подушку головой, она уже не сможет отступить. Он был таким большим и сильным, что даже если бы она и захотела этого, то у нее ничего бы не вышло! Их совокупление было неизбежным. Мара попыталась расслабить напряженное тело, но сердце стучало как молот. Она взглянула вверх и, увидев в его глазах странный золотистый огонек, поняла, что это желание.

Сент-Обин возвышался над ней, опираясь на локти, пальцы одной руки легко пробежали по ее виску. Потом он снова наклонил голову, и Мара приготовилась к новому поцелую. На этот раз его поцелуй был крепким и требовательным, и к тому времени, когда он оторвался от нее, она чуть не задохнулась. В голове крутились мысли о бегстве, но в горящем огнем теле каждое нервное окончание ожидало чего-то.

Он поднял голову и, не говоря ни слова, некоторое время рассматривал ее лицо в тусклом свете пламени камина. Потом его взгляд переместился ниже, за взглядом последовали пальцы, остановившиеся на маленьких перламутровых пуговицах, на которые застегивался ворот ночной рубашки. Внезапно, со скоростью, которой она никак не могла ожидать от этих больших рук, он начал расстегивать их, пока не достиг последней на животе. Не в силах пошевелиться, Мара вся напряглась и только судорожно вздохнула, когда его руки отвели в стороны мягкую ткань, прикрывающую грудь.

От страха и унижения она закрыла глаза. Ни один мужчина не видел ее в таком положении, поэтому, когда он опустил голову и она почувствовала его рот на своем соске, у нее вырвался сдавленный крик. И хотя от стыда ей захотелось отвернуться, все же по телу прокатилась волна какого-то необычного возбуждения. Никогда раньше она не чувствовала своего тела с такой полнотой, как будто каждая клеточка, каждый нерв радостно пели.

Внезапно ей захотелось, чтобы он продолжал; прижимаясь ближе, она выгнула спину, и его руки скользнули под нее. Крепко обнимая, он целовал ее грудь, волны возбуждения прокатывались по ее телу.

Наконец Сент-Обин оторвался от нее, простыня соскользнула с его тела, и взгляд Мары задержался на его животе. Она знала, что он проникнет в нее, нарушит ее девственность и причинит боль. Это пугало, но в то же самое время ей хотелось узнать, как это все будет.

Он задрал подол ее ночной рубашки выше бедер, к талии. Прикосновение его шершавых рук к коже заставило ее содрогнуться, а он, передвинувшись, оказался у нее между ног. Потом осторожно поднял ее колени вверх. Когда он снова приблизил свой рот к ее губам, Мара закрыла глаза и приготовилась. Рука двинулась вниз, лаская ее живот. Она напряглась, ожидая того, что последует дальше, и вскрикнула, почувствовав, как его палец медленно скользнул внутрь.

Инстинктивно мышцы ее лона напряглись, зажав палец. Он вытащил его и обвел им вокруг ее самого интимного места, нащупывая влажный я горячий центр его. Это движение вызвало в ней такой всплеск эмоций, что она закричала. Такого она не испытывала никогда, ощущение было одновременно прекрасным и пугающим. Интенсивность его все нарастала, но вместе с ним увеличивалась и ее напряженность. Мара опять закрыла глаза. Она не понимала, что с ней творится, но знала, что не хочет, чтобы это кончалось. Желание стало еще сильнее, еще нестерпимее, и ей показалось, что от переполнявших ее чувств она вот-вот умрет.

Сент-Обин убрал руку и лег на нее. Мара почувствовала настойчивое давление его возбужденной плоти.

Она вся словно окаменела, а он, обняв ее и положив голову ей на плечо, проникал в нее все дальше, раздвигая плоть, наполняя ее, вызывая неприятные ощущения.

В ожидании того момента, когда он проникнет в нее до конца и причинит неизбежную боль, каждый мускул ее тела напрягся. Но где-то внутри она хотела, чтобы он взял ее, хотела слиться с ним окончательно и полностью, и это пугало ее больше всего.

И тут, неожиданно для себя, она почувствовала, что его объятия ослабли, а голова упала набок. Руки больше не сжимали ее тело, губы не касались ее губ. Все мышцы его тела расслабились, хотя только что она ощущала их крепость. Вдруг Мара услышала его ровное дыхание и поняла, что он заснул.

Заснул. В тот самый момент, когда она должна была потерять девственность, он рухнул на нее в вызванном питьем оцепенении. Зелье Саймы усыпило его прежде, чем он смог закончить свое дело. Никак не желая поверить в случившееся, Мара несколько показавшихся ей бесконечными минут лежала, бездумно глядя на вельветовые занавеси кровати. Тело ее еще трепетало, эмоциональное возбуждение спадало, оставляя после себя чувство неудовлетворенности и незавершенности задуманного.

Ей захотелось громко выругаться, но страшно было двинуться и даже дышать. Мара была озабочена и испугана случившимся, своей реакцией на его действия.

Она ведь не хотела, не собиралась ничего чувствовать, но чувствовала, и именно это ужасало ее. Каким бы отвратительным ни казался подобный поступок, она шла на это по необходимости, по долгу, ради Кулхевена. Но, как она теперь ясно понимала, когда пальцы Адриана ласкали ее, когда он лежал на ней, готовый к тому, чтобы взять ее, все мысли о Кулхевене вылетели у нее из головы, и на какой-то миг ей хотелось только его.

– Детка? – Шепот Саймы раздавался из другого конца комнаты.

Мара повернулась в направлении звуков, но ей мешало плечо Сент-Обина….

Сайма подошла поближе и остановилась возле постели. При виде обнаженного тела Сент-Обина, распростертого на ее юной хозяйке, в глазах служанки появилось беспокойство.

– О, девочка, с тобой все в порядке? Этот зверь сделал тебе больно?

– Нет, Сайма, он не сделал мне больно. У него не было этой возможности. Твое питье сделало больше, чем обещало. Сейчас он уже целиком во власти сна. – Она тщетно попыталась пошевельнуться. – Впечатление такое, как будто меня придавила лошадь. Должно быть, во сне он весит раза в два больше. Ты должна помочь мне выбраться, самой мне вряд ли это удастся.