– Круги исчезли, – нежно произнесла Поппи. Увидев непонимающий взгляд мужа, она добавила, – круги под твоими глазами.

Гарри смущенно отвел глаза и потер шею.

– Сколько времени? – резко бросил он.

Поппи подошла к стулу, где лежала его одежда, аккуратно сложенная в стопку, и нашла его карманные часы. Открыв золотую крышку, она приблизилась к окну и распахнула шторы. Яркий солнечный свет наполнил комнату.

– Половина двенадцатого, – произнесла она, решительно закрывая часы.

Гарри беспомощно уставился на нее. Пропади все пропадом. Половина дня уже прошла.

– Я никогда в жизни не вставал так поздно.

Его неприятное удивление, казалось, развеселило ее.

– Никаких отчетов от управляющих, стуков в дверь, вопросов жизни и смерти. Твоя гостиница весьма требовательная любовница, Гарри. Но сегодня ты только мой.

Гарри замер, переваривая информацию. Вспышка внутреннего сопротивления быстро потухла из-за неодолимой страсти к Поппи.

– Ты возражаешь? – поинтересовалась она, чрезвычайно довольная собой. – Против того, что ты сегодня мой?

Гарри обнаружил, что улыбается в ответ и ничего не может с этим поделать.

– Ты – главная, – отозвался он.

Его улыбка померкла, когда он осознал свой помятый вид и небритое лицо.

– Здесь есть туалетная комната?

– Да, за дверью. В доме есть водоснабжение. Холодная вода проходит по трубам в стене непосредственно в ванную, и я поставила чаны с водой на плиту, они уже согрелись.

Поппи положила часы обратно в его жилет. Выпрямившись, она тайком бросила взгляд на его обнаженный торс.

– Утром из дома принесли твои вещи и завтрак. Ты хочешь есть?

Гарри никогда прежде не испытывал такой голод. Но вначале он хотел умыться, побриться и переодеться. Он чувствовал себя выбитым из колеи, ему необходимо было вернуть обычную рассудительность.

– Сначала я умоюсь.

– Отлично.

Она повернулась, чтобы вернуться на кухню.

– Поппи, – он подождал, пока она посмотрит ему в глаза. – Прошлой ночью... – он заставил себя продолжить, – после того, как мы... Все было в порядке?

Ее лицо прояснилось, как только она оценила его заботу:

– Нет, не в порядке, – она замялась лишь на мгновение, – все было просто восхитительно.

И улыбнулась ему.


Гарри вошел на кухню, являющуюся частью жилой комнаты коттеджа, где располагались чугунная плита, буфет, камин, стол из сосны, служащий одновременно местом для приема пищи и рабочей зоной. Поппи поставила на стол горячий чай, вареные яйца, оксфордские колбаски и большие пироги, начиненные различными лакомствами.

– Это фирменное блюдо Стоуни Кросс, – сказала Поппи, указывая на тарелку, на которой лежали два больших поджаренных батона. – С одной стороны они заправлены мясом и шалфеем, с другой – фруктами. Это как полноценный рацион. Начинаем с вкусного конца...

Ее голос затих, когда она посмотрела на Гарри – опрятного, одетого, только что побрившегося. Он выглядел, как обычно, но в то же время что-то в нем изменилось. Его глаза были ясными и лучились зеленым светом ярче листьев боярышника. Даже намек на внутреннее напряжение исчез с его лица. Казалось, перед ней стоял Гарри, каким он был много лет назад, когда еще не освоил искусство скрывать свои мысли и чувства. Он настолько ее очаровал, что Поппи почувствовала, как потеплело внизу живота, появилась легкая дрожь, а колени подкосились.

Гарри усмехнулся при виде размеров выпечки.

– С какого конца мне начать?

– Понятия не имею, – ответила она. – Единственный способ определиться – откусить кусочек.

Его руки легли на ее талию, он нежно повернул ее лицом к себе.

– Думаю, я начну с тебя.

Как только его рот приблизились к ее, Поппи сдалась без боя, приоткрыв свои губы. Он попробовал их на вкус, восхищенный ее ответом на его желание. Обычный поцелуй затянулся, превратился в настойчивый, ненасытный голод. Жар страсти нарастал по мере того, как углублялся поцелуй, приправленный дурманящим ароматом экзотических цветов. В конце концов, Гарри приподнял ее лицо, держа его в ладонях, словно чашу, из которой он собирался утолить свою жажду. "У него особенные прикосновения, – пронеслось в голове у Поппи, – пальцы такие нежные и искусные, что улавливают малейшую реакцию".

– Твои губы припухли, – прошептал он, поглаживая кончиком большого пальца уголок ее рта.

Поппи прижалась щекой к его ладони:

– Наши бесконечные поцелуи сыграли в этом не последнюю роль.

– И не только поцелуи, – отозвался он, взгляд его зеленых глаз вызвал у Поппи учащенное сердцебиение. – В действительности...

– Ешь или останешься голодным, – проговорила Поппи, пытаясь усадить мужа на стул. Он был таким большим и крепким, что сама идея заставить его сделать что-нибудь вызывала смех. Однако Гарри покорился ее настойчивым рукам, сел и начал чистить яйцо.


После того, как Гарри полностью уничтожил пирог, пару яиц, апельсин и выпил целую кружку чая, они отправились на прогулку. Повинуясь желанию Поппи, Гарри не стал надевать сюртук и жилет, за что в некоторых районах Лондона его, пожалуй, могли бы арестовать. Он даже не стал застегивать верхние пуговицы рубашки и закатал рукава. Очарованный пылом Поппи, он взял ее за руку и позволил увести себя.

Перейдя поле, Гарри и Поппи очутились у лесной чащи прямо на широкой, усыпанной листьями тропинке. Ветви деревьев, массивных тисов и морщинистых дубов, переплелись у них над головами, однако солнечным лучам местами удавалось пробиться сквозь плотную завесу. Жизнь в лесу кипела, растения бурно росли, образуя почти сплошную стену. Бледно-зеленый лишайник опоясывал ветви дубов, а побеги жимолости спускались к самой земле.

Постепенно слух Гарри стал привыкать к отсутствию городского шума, и его уши начали улавливать абсолютно новые звуки: трели лесных птиц, шорох листьев, журчание лесного ручейка, едва уловимый скрежет, как будто кто-то водил пальцем по зубьям расчески.

– Цикады, – объяснила Поппи. – Это единственное место в Англии, где их можно услышать. Обычно они обитают в тропиках. Так стрекочут только самцы, они поют брачные песни.

– Откуда ты знаешь, может, они щебечут о погоде?

Поппи бросила на него провокационный взгляд и пробормотала:

– Ну, тебе не кажется, что мужчин гораздо больше занимают брачные игры, чем погода?

Гарри улыбнулся.

– По правде говоря, лично я еще не обнаружил более интересного предмета.

Воздух был сладким и пряным. Он благоухал ароматами жимолости, прелых листьев и незнакомых Гарри цветов. Как только они продвинулись глубже в лес, показалось, что весь мир остался далеко позади.

– Я разговаривала с Кэтрин, – проговорила Поппи.

Гарри бросил на нее тревожный взгляд.

– Она рассказала мне, почему ты приехал в Англию, – продолжила Поппи, – и о том, что она твоя сводная сестра.

Гарри сконцентрировался на тропинке, по которой они шагали.

– Все остальные тоже об этом знают?

– Нет, только Амелия, Кэм и я.

– Я удивлен, – обронил Гарри. – Я всегда думал, что она предпочтет умереть, чем рассказать об этом.

– Она подчеркнула, что эти сведения нужно хранить в секрете, но не объяснила причину.

– И ты ждешь объяснений от меня?

– Я надеялась на это, – сказала Поппи. – Ты ведь знаешь, я бы никогда ничего не сказала и не сделала во вред Кэтрин.

Гарри молчал, обдумывая ситуацию. Мысль отказать Поппи хоть в чем-то выводила его из равновесия. И, несмотря на это, он был связан обещанием Кэтрин.

– Любовь моя, это не моя тайна. Не возражаешь, если я сначала поговорю с Кэт и скажу ей о своем желании поделиться с тобой ее секретами?

Она сжала его руку.

– Конечно, нет.

На ее губах заиграла улыбка.

– Кэт? Ты так ее зовешь?

– Иногда.

– Вы... симпатизируете друг другу?

В ответ на ее робкий вопрос Гарри рассмеялся. Его смех был сух, как шелест шелухи хлебных зерен.

– Право, я не знаю. Никто из нас не испытывает необходимости открыто проявлять свои чувства.

– Мне кажется, Кэтрин справляется с этим лучше, чем ты.

Гарри посмотрел на нее с опаской, однако на ее лице не было ни следа осуждения.

– Я стараюсь исправиться, – сказал он. – Это как раз один из вопросов, который я вчера вечером обсуждал с Кэмом. Он объяснил, что от женщин семьи Хатауэй нельзя скрывать свою привязанность к ним.

Ее это одновременно и заинтересовало, и развеселило. Поппи состроила рожицу.

– А что еще он тебе сказал?

Настроение Гарри поменялось с умопомрачительной скоростью. Он послал ей ослепительную улыбку.

– Он сравнил ситуацию с укрощением арабских скакунов... они отзывчивы, быстры, но им нужна свобода. Невозможно подчинить себе арабскую лошадь... Надо стремиться стать ее партнером.

Гарри сделал паузу.

– По крайней мере, мне кажется, что он так сказал. Я до смерти устал, и мы пили бренди.

– Как это похоже на Кэма. – Поппи закатила глаза. – И напутствовав таким образом, он отправил тебя ко мне, то есть к лошади.

Гарри остановился и рывком притянул Поппи к себе. Нежно перебросив косу, он поцеловал ее в шею.

– Да, – прошептал он, – и что это была за скачка.

Поппи покраснела и, протестуя, засмеялась. Она попыталась вырваться, но он не переставал осыпать ее поцелуями, пробираясь к ее рту. Его губы были теплыми, манящими, решительными. Как только они слились с ее губами, поцелуй стал нежным, мягким. Ему нравилось дразнить и искушать. Тело Поппи наполнилось жаром, кровь забурлила, сладкая боль запульсировала в самых потаенных местах.

– Обожаю целовать тебя, – пробормотал он. – Ты не могла придумать худшего наказания, не позволяя мне этого.