– Так Мэйсон нашел тебя? – спрашивает она в какой-то момент.

– Да. Я думала, что он уволит меня. Я лежала на полу в его клубе в спальном мешке с бездомной собакой на руках. А вдобавок я бросила в него начос с гуакамоле.

– Даже не знаю, стоит ли спрашивать о гуакамоле или о том, что это за собака, – нерешительно отвечает она.

– Его зовут Носок, – отвечаю я с широкой улыбкой и легкой ностальгией в голосе.

– Ого! Твоя мама была бы в восторге.

– Да, это точно. И мне он понравился. Ему тоже разрешили тут жить. – Я вздыхаю, потому что опять отвлеклась от сути разговора. – В общем, Мэйсон взял меня с собой и позволил мне остаться в маленькой свободной комнате в его квартире. Я все ему объяснила сегодня утром. Ну, насколько смогла, и он спросил меня, хочу ли я остаться здесь. Я сказала «да».

– Вот отстой! – Джун довольно громко и раздраженно ругается, и я на мгновение удивленно умолкаю. – Теперь мне на самом деле на секунду стало стыдно за тот ананас. Все из-за тебя! – Я смеюсь над ее словами. Настолько громко, что Носок начинает бегать, виляя хвостом, и поскуливать. – Нет, я… я очень рада за тебя. Видишь? Мы можем это сделать! Мы можем учиться вместе, как и хотели с тех пор, как моя мама устраивала ужасные вечеринки в честь моих дней рождения и других событий.

– О, ты помнишь тот овощной пирог, который она приготовила на твой десятый день рождения, чтобы только ты не располнела, как твоя тетя Тара?

Мы взорвались смехом. Тетя Тара – красивая женщина, которая гордится каждым сантиметром своего тела. Еще в детстве мы поняли, что мама Джун была не такой. Если она когда-либо действительно любила свою дочь безоговорочно и со всеми ее – как она называла это – недостатками, то ей так и не удалось показать этого. Еще тогда мы решили создать собственную компанию, чтобы помогать людям организовывать красивые мероприятия, гала-концерты или благотворительные акции и многое другое. Чтобы сделать их счастливыми. Помочь им сделать счастливыми других. Или просто создать что-то новое, стать частью чего-то. Процесса, работы, какой-то идеи. Так, наша идея переросла в мечту. Ту, что существует и по сей день. И мы хорошая команда! Мне нравится планировать, и я думаю, что могу делать это довольно хорошо. А Джун – это идеальный человек для реализации таких планов. Ее стремление к действию, смелость и решительность – вот что отлично меня дополняет.

– В любом случае теперь я спокойна и рада, что у тебя все хорошо. По крайней мере, на данный момент. И что тебе больше не нужно беспокоиться о крыше над головой.

– Купер тоже живет здесь! – внезапно вырывается у меня изо рта, и я закрываю глаза, мысленно застонав от негодования.

– Что?

– Купер с Мэйсоном хорошие друзья. Еще здесь живет Дилан. Но мы пока незнакомы.

– Мужская общага! Боже, не говори об этом своему отцу. Иначе он приедет сюда с подмогой, чтобы спасать тебя, и подвергнет парней глубокому допросу. Хотя твой папа, вероятно, сперва узнает их уровень образования.

Сначала я хочу посмеяться над этим, но потом поджимаю губы. Вот блин, она права! Папа работал учителем, и он до сих пор постоянно испытывает непреклонное желание задавать людям вопросы обо всем на свете, иногда смущая их этим. И конечно же, в случае ошибок, он неудержимо поправляет их. Мама называла это его геном занудства. Пожалуй, лучше будет скрыть от него эту деталь моих жилищных условий. По крайней мере, пока.

– Так, значит, Купер, – повторяет она каким-то слишком уж писклявым тоном.

– Мне надо идти. Встретимся завтра утром в университете, хорошо? У главного входа.

– О, брось! Не говори мне, что он тебе не нравится или, по крайней мере, что он тебе неинтересен. Он привлекательный? Хорошенький? Что-то там есть, я это чувствую.

– Теперь он мой сосед, и мы работаем вместе. Этого, наверное, достаточно. И я… Черт возьми. Да, он интересный, хорошо? Ты довольна?

– И хорошенький! Я посмотрела на него поближе, пока ты работала за барной стойкой. Возможно, немного хмурый, но определенно милый.

– Может, оставить вас вдвоем с моим либидо? Тогда вы сможете подробно поговорить об этой теме, а я пока отдохну.

– Мамочки, все даже серьезнее, чем я думала. Тебе он ну очень нравится! Могу поспорить, ты представляла его голым.

– Э… Думаю, мы оставим это.

Я умалчиваю о том, что представлять мне этого не пришлось.

– Интересный, привлекательный, сексуальный, – воодушевленно перечисляет она.

– Я вешаю трубку, Джун. Люблю тебя…

– Господи, ты находишь его о-о-очень красивым! – кричит она торжествующе, и я отключаюсь. Она не обидится. Надеюсь.

* * *

На следующее утро я чувствую себя так взволнованно, что даже не завтракаю, хотя Мэйсон сказал мне, что я могу брать на кухне что угодно. Что я должна чувствовать себя как дома, ведь в некотором смысле это и был теперь мой дом. Мне пришлось изо всех сил сдерживать себя, чтобы не броситься ему на шею…

Вечером он отвез меня в клуб. Работать за барной стойкой вместе с Джеком было так весело, что я едва заметила, как пролетела смена. Я уже научилась смешивать первые коктейли и также знаю состав некоторых сложных напитков наизусть. Работа в баре, как оказалось, приносит больше удовольствия, чем я думала.

Небольшой рюкзак, который я взяла с собой специально для учебы, уже собран: там лежат блокноты и тетради, ручки, карта территории университета, десятки стикеров и, конечно же, шоколадка на случай чрезвычайных ситуаций – Джун становится совершенно несносной, когда ощущает нехватку сахара в организме.

– Ну что, малыш, – я с любовью треплю Носка за ушами, – после учебы я наконец принесу тебе настоящую миску, больше собачьего корма и хороший поводок. Тогда мне больше не придется водить тебя на обычном ремне или же вовсе без него, все время боясь, что ты убежишь. И я смогу перестать кормить тебя колбасой из холодильника.

Он прислоняется головой к моей руке и лежит на диване с видимым наслаждением от того, что я его глажу.

– А еще мы раздобудем для тебя лежанку.

Теперь, когда у меня есть работа и квартира, я, наверное, могу взять немного денег из тех, что еще остались у меня на счете. По крайней мере, для Носка, а может быть, и для себя, даже при условии, что все во мне этому противится.

Закинув за плечи рюкзак, я поворачиваюсь к Носку, бросаю на него последний взгляд и прошу его вести себя хорошо. В ответ он наклоняет голову вбок, покачивая ею взад-вперед, как будто понимает меня. Тогда я выхожу из своей комнаты. Своя комната… Это что-то невероятное!

Я иду по коридору, через гостиную и наконец попадаю в прихожую, где я беру из гардеробной свою шаль в красноватую клетку и дважды оборачиваю ее вокруг шеи. В ней я каждый раз чувствую себя блинчиком с начинкой, но почему-то все же я люблю ее. Большие шарфы ужасно уютные, а я к тому же мерзлячка и слишком легко простужаюсь.

Черт, что-то мешает. Я забыла снять рюкзак. Прекрасно, Энди, просто прекрасно. Теперь под лямки попали не только мои длинные волосы, но и шарф. Я никогда не выберусь отсюда живой!

Нормальные люди, вероятно, просто сняли бы шарф и перевязали его, убрав рюкзак. Немного раздражающе, зато эффективно. Я же, в обычных ситуациях всегда поддерживающая такой логичный подход, на этот раз сначала решаю попытать счастья. Я дергаю себя за волосы, кручусь и изворачиваюсь, но это бесполезно. И не имеет абсолютно никакого смысла.

– Подожди.

Я замираю, перестаю возиться с лямками и всем остальным, пока чья-то рука проскальзывает сзади под шарфом и под моими волосами, осторожно приподнимает их и стягивает рюкзак с моих плеч. Когда я оборачиваюсь, Купер держит его передо мной.

– Спасибо.

Короткий кивок в ответ.

Он выглядит потрясающе. Может быть, немного помято, на левой щеке еще виден след от подушки, оставшийся после сна, что заставляет меня улыбнуться, но – действительно потрясающе. И после того, что он сказал вчера, прежде чем я исчезла из его комнаты вместе с Носком, я чувствую себя немного менее застенчиво, нервно и неудобно в его присутствии. Я беру рюкзак, ставлю его в ноги и хочу взять свое пальто, которое висит рядом с моей курткой и которое я наконец смогла высвободить из дорожной сумки, но Купер опережает меня. Не говоря ни слова, он просто стоит и держит пальто в ожидании, когда я проскользну внутрь. Сначала я не могу сделать ничего другого, кроме как уставиться на него так, словно он пришелец.

Затем я недоверчиво поворачиваюсь спиной, позволяю своим ладоням проскользнуть в рукава пальто и отчетливо ощущаю прикосновение его пальцев сквозь ткань, их легкое давление на мои плечи, когда он расправляет воротник над шарфом. Тепло его рук, которые задерживаются там на мгновение ока.

Я закусываю щеку, и мне это все не нравится. Я стараюсь не обращать внимания на трепещущее чувство в животе, которое только усиливается, когда я смотрю ему в глаза и осознаю то, что заметила, еще когда повернулась: расстояние между нами не больше толщины бумажного листа.

Купер прочищает горло, и я отступаю из вежливости, а может, просто инстинктивно. Он тут же отклоняется в сторону, тянется к кожаной куртке, висящей на вешалке, плавным движением натягивает ее поверх темно-серого свитера и затем повязывает на шею черный шарф, что фактически приковывает мой взгляд к его шее и четко очерченной линии подбородка.

У меня во рту внезапно пересыхает.

Наконец, он берет в руки закрытый черный шлем.

– Я в университет. Поедешь со мной?

– Что? – еле выговариваю я. Он приподнимает одну бровь, и кажется, я вижу небольшую смешинку в его глазах. – Я имею в виду – да, я еду на автобусе. Мы встречаемся с Джун, сегодня начинаются первые организационные мероприятия. Ты тоже учишься в Харбор-Хилл?

Он утвердительно кивает.

– Я отвезу тебя.

Мне требуется вся моя сила, чтобы мысленно удержать подбородок там, где он есть – и даже выше! Ни в коем случае нельзя его опускать. При этом я, наверное, выгляжу настолько озадаченной, насколько это вообще возможно. Я что, все еще сплю? Я забыла установить будильник? Быстро осмотрев себя сверху вниз, я прихожу к выводу, что, к счастью, я все-таки одетая. Обычно в таких снах все оказываются голыми, верно?