– В этом вся проблема участия в аукционе не на том рынке, Дэр. Прежде всего следует убедиться в том, что там будут люди, которые будут состязаться за тебя, даже если тебе придется самому позаботиться об их наличии.

– Тогда приведите сюда девушек, – распорядился Дэр.

– Или устрой аукцион еще раз в «Олмаке», – посоветовал Френсис.

Мара по-хозяйски взяла Дэра под руку.

– Сделка есть сделка, не правда ли, мистер Кавана?

Дамы зааплодировали, а Майлз сказал, широко улыбаясь:

– Конечно. Ты продан с потрохами, Дэр.

– По крайней мере, сейчас, – добавила Мара, наконец-то получая удовольствие от всего происходящего. – В конце концов, леди всегда может передумать.

Дэр вздохнул:

– Я в ужасе. Даже фартинг ты считаешь слишком высокой ценой для меня?

Всех пригласили за стол. Мара и Дэр сели рядом.

Их взгляды встретились, и Мара подумала, что они вот-вот поцелуются, но, увы, пришлось сосредоточиться на супе. Мара прислушивалась к оживленным разговорам и наслаждалась непринужденной дружеской атмосферой, царившей за столом. Повесы не были похожи друг на друга, но они вели себя как самая лучшая на свете семья: дружная и приветливая ко всем. Стивен и Леандр даже умудрились начать политический спор по поводу австралийской политики, не разрушив общей гармонии.

В то же время Мара заметила, как мало говорит Дэр и как мало он ест. Сторонний наблюдатель не заметил бы тут ничего странного, но Мара видела, что он неважно себя чувствует, и была уверена, что это заметили и остальные повесы и что они были встревожены. А также она поняла, каким грузом это внимание должно быть для Дэра.

Им всем было необходимо, чтобы он выздоровел, чтобы стал тем человеком, которым был до Ватерлоо, но это было все равно как ожидать от него, что он будет вести себя как обезьянка в балагане. Или надеяться, что труп вдруг оживет.

Обсуждение ситуации Хэла и Бланш было отложено, пока ужин не закончился и слуги не были отпущены. Подали портвейн и мадеру с орешками и пирожными, и Николас сказал:

– Передаю бразды правления Лабелелле.

Лаура улыбнулась ему:

– И правда, вопросы о приеме в общество находятся в компетенции женщины, а у меня в этом больше опыта. Наша первая атака пройдет в «Олмаке» в среду.

– Но Бланш туда никогда не пустят, – возразил Сент-Рейвен. – Даже под вооруженной охраной повес.

– Разумеется, нет, – сказала Лаура, – да она и не захочет туда идти. Но это идеальное место для того, чтобы затронуть эту тему.

– Каким образом? – Сент-Рейвену эта идея явно не нравилась.

Николас ответил:

– Присутствующие могут сделать предположение, что миссис Хэл Бомон – член общества, и многие значительные люди будут оскорблены, если кто-то попробует ее обидеть.

Сент-Рейвен покачал головой:

– Конечно, повесы обладают влиянием, но вы же не думаете, что у вас достаточно влияния среди бастионов высшего света?

– Но мы можем найти помощников, – сказал Николас. – Например, различных герцогов. Иначе зачем ты здесь? Есть также Арран, Йоувил и Белкрейвен. Но самое главное, – добавил он с таким видом, будто прозвучала барабанная дробь, – у нас есть графиня Коул.

Сент-Рейвен присвистнул.

– Она сделает это?

– Она крестная Хэла.

Сент-Рейвен рассмеялся и поднял бокал для тоста:

– За повес. Может быть, у вас еще и регент в кармане есть?

– Слишком много хлопот.

– Да вы и впрямь невозможны.

– А кто такая графиня Коул? – поинтересовалась Мара у Дэра.

– Одна из незаметных правительниц общества. Тот, кого она одобряет, одобрен всеми. Тот, кого она презирает, уходит в небытие.

– Почему она пользуется такой силой?

– Наверное, потому, что ей это сходит с рук.

Остальные перебирали имена людей, чьей поддержкой они могли заручиться: Гревиллы, Берли, Данпотт-Ффайфы, Ленноксы.

– После «Олмака», – сказала Лаура, – Бланш и Хэл появятся на нескольких дружеских светских вечеринках в сопровождении повес, а мы уговорим Бланш, чтобы она иногда выезжала с нами, дамами. Главным событием станет бал в Марлоу-Хаусе, как только Саймон и Дженси смогут его провести.

– Как обстоят дела с газом? – спросил Николас.

– Я все улажу через пару недель, – ответил Саймон.

Дженси, которая на протяжении всего ужина сидела очень тихо, выглядела виноватой.

– Но у нас же полно бальных залов, – сказал Сент-Рейвен. – У меня есть один. А также в Йоувил-Хаусе.

– Я хочу это сделать сам, – заявил Саймон. – Хэл выручил меня в Канаде и помог благополучно добраться до дома. Кроме того, Марлоу, и дом, и титул носят отпечаток классической благопристойности, так что могут обелить самый черный скандал.

Мара решила тоже сделать кое-какие предложения. В конце концов, как она уже говорила, общественная жизнь в Линкольншире ничуть не отличалась от общественной жизни в Лондоне. Ее идеи были очень хорошо приняты.

Тема разговора сменилась, когда принесли ребенка Элеоноры на кормление. Мару это поразило, хотя Элеонора и весьма неплохо справилась со всем под норвичской шалью. В Брайдсуэлле детей тоже иногда кормили на людях, но только перед семьей.

Но ведь, подумала Мара, повесы и впрямь были одной семьей, к которой совсем скоро будет принадлежать и она. Ее охватило неземное блаженство.

Глава 21

Мара разглядывала Дэра. Было уже поздно, но он держался молодцом. Она хотела подойти к нему, когда Николас сказал:

– Итак, Мара, ты решила, какой камень подходит мне?

– А что, если я решу этого не делать?

– С чего бы это?

Действительно, с чего?

– Потому что Френсису мой выбор не нравится.

– Я ведь только шутил, – сказал удивленный Френсис. – Прости, Мара.

– Я знаю. – Ситуация становилась все хуже и хуже, но что-то в поведении Николаса Делейни ее волновало.

– Итак?.. – настойчиво повторил Николас.

Мара не знала, что отвечать, ей хотелось расплакаться.

– Ник.

Дэр сказал всего лишь одно слово, но оно пролетело через комнату как молния.

Николас приподнял брови:

– Я не хотел никого обидеть. – Он повернулся к жене: – Элеонора, разумеется, розовая жемчужина.

– Негодяй! – воскликнула та и рассказала Маре про нитку розового жемчуга, которую он подарил ей, а она – своему брату. Мара не поняла смысла рассказанного Элеонорой, но эта история сгладила неприятный момент, и разговор продолжился.

Когда Мара подошла к Дэру, ее всю трясло. Возможно, его вмешательство и не было значительным, но ей показалось, что он рыцарь, размахивающий мечом, готовый защищать свою даму.

Его леди.

– Спасибо, – сказала она.

– Ник ко всем пристает. Он иначе не может. Не расстраивайся из-за него.

Легкое раздражение, прозвучавшее в его голосе, показало Маре, что его спокойствие было лишь наигранным. Он выглядел очень уставшим, и теперь настала ее очередь прийти ему на помощь. Она бросила взгляд на Дженси, которая тут же сказала, что устала, и им всем пришлось уйти.

Дэр почти не разговаривал в карете по дороге в Йоувил-Хаус и, приехав домой, пожелал всем спокойной ночи. Мара обрадовалась, что Саймон с Дженси тоже пожелали уединиться, она бы не вынесла больше светской болтовни.

Пока Рут помогала ей раздеться и приготовиться ко сну, Мара болтала о повесах, чего служанка от нее и ожидала. Но оказавшись наконец одна, она облегченно вздохнула.

Боже! Кто бы мог подумать, что ей захочется остаться одной…

Она вытащила из ящичка бусины. Девушка разложила их на столе и стала рассматривать, словно они, как карты Дженси, могли открыть ей какие-то тайны.

Она подтолкнула зеленый агат, и он покатился по столу Простой камень для простого человека, Майлза. Он ей нравился своим открытым характером.

Леандр, утонченный малахит, не казался ей таким уж простым. У него были безупречные манеры, но в то же время чувствовалось нечто еще. Замкнутость, может быть. Ей понравилась его жена, а человека, наверное, можно оценить по женщине, которая его любит.

Стивен, голубой агат, нервировал ее, но, возможно, это просто следствие его репутации. Лаура Болл, сама по себе драгоценный камень, развенчала его славу, пожаловавшись, что он иногда настолько погружается в свои парламентские дела, что забывает поесть или не помнит, какой сегодня день недели.

Френсис, несмотря на свою поэтическую внешность, был твердым агатом.

Николас? Она посмотрела на имеющиеся у нее бусины: янтарь, тигровый глаз. Что-то одно из двух. Наконец она взяла топаз и стала перекатывать его между пальцами. Дэр, сияющий, золотой, такой, каким он был когда-то давно, а также изредка теперь, по вечерам. Ненадолго, как огонь, стараясь не погаснуть, время от времени выбрасывает языки пламени.

Она взяла свой кошелек и вытряхнула из него монетки. Вот: фартинг, маленькая коричневая монетка, всего-навсего четверть пенса, которая никак не отражала ценность Дэра в ее глазах. Но что могло ее отразить? Рубинов у нее не было, да и целого рубинового ожерелья здесь было бы мало.

Ей хотелось немедленно отнести его ему, но она взглянула на часы и увидела, что уже очень поздно.

Лучше дождаться утра.

– Если вы будете продолжать в том же духе, мисс Мара, я пошлю за вашей матушкой! – возмутилась Рут.

Мара лежала в кровати, мало что соображая от недосыпа. Она всю ночь перебирала в уме события прошлого вечера.

Взгляд Дэра, когда она купила его.

Фартинги и рубины.

То, как он прекратил издевки Николаса Делейни, словно отрезал.

Правильность и неправильность того, что все хотели видеть Дэра прежним человеком.

Загадочный отрез шелка.

Подарок, который она не понимала.

Она открыла глаза и встретилась со взглядом Рут, которая взволнованно ее рассматривала.

– Мне кажется, я выпила слишком много вина. У меня болит голова.