- Ну, так постирай на руках. Ванну помыть только надо с хлоркой и прямо там...

Искра с тоской подумала, что долго они не уживутся.

- Давай сначала поедим и разберем самое необходимое, - предложила она устало.

Клара восседала в высоком детском стульчике и ковыряла ложкой в своем супе, по консистенции больше похожем на манную кашу.

- Может, уже хватит так сильно измельчать ей еду? – раздраженно спросила Искра, накладывая себе салат, - у нее уже полный рот зубов.

Мать надулась. Похоже, что эта тема для разговора тоже была не самой удачной. Искра сделала над собой усилие, чтобы не продолжить: сегодня был особый день, нужно постараться обойтись без споров. Разговор как-то не клеился. Поднималась тема детского сада - Искра тут же оказалась виноватой, что еще не собрала все документы. Заговаривали о покупке одежды Кларе – Искре приходилось хитрить и придумывать причины, почему не годится пальто, оставшееся из ее детства, и доказывать, что у нее не будет времени самой связать ребенку носки, шарф и шапку.

Наконец с обедом было покончено. Искра, едва сдерживаясь, чтобы не повысить голос, отвоевывала право самой уложить дочь на дневной сон. Пока она несла Клару в спальню, девочка уже успела закрыть глаза и положить голову ей на плечо. Только войдя в комнату, Искра вспомнила, что так и не постелила постель. Кое-как, одной рукой она вынула из пакета простыню и разложила ее в центре кровати. Клара не возражала, когда ее уложили, только, поворчав, поймала Искру за палец, сжала его в кулачке и заснула.

«Мне ко многому придется привыкать снова», - подумалось Искре.

На кухне зашумела вода из крана. Конечно, стоило пойти и помыть посуду самой, но шевелиться не было никакого желания. Хотелось прилечь рядом с дочерью, свернуться в комочек и уснуть.

«Может, попросить маму остаться с нами и помогать?» - подумала она и тут же отбросила абсурдную мысль. Она так хотела быть свободной и самостоятельной, а теперь просто раскисла от сытной еды и сонливости. Пожалуй, отсутствие трудностей очень быстро начинало влиять на нее отрицательно. Хотя трудности всегда легко найти. Даже в этой самой комнате у нее целый угол занят коробками и сумками с одними сплошными трудностями: собрать, протереть, найти место... Искра вздохнула, осторожно вынула палец из рук уснувшей дочери, укрыла ее полотенцем и принялась за разбор вещей. Очень скоро она перепачкалась пылью и вместо того, чтобы красиво раскладывать все вещи по местам, большей частью бросала их на пол в две кучи: в стирку или в мусор. Переезд уже не казался ей таким сказочным. Она отгоняла от себя эту неблагодарную мысль, снова и снова любуясь пустыми стенами, пытаясь нарисовать в голове радужные картинки благополучной жизни здесь, но...

В дверях появилась мама. Она набрасывала на плечи шаль, на запястье у нее висела сумка.

- Хочу успеть на четырехчасовую электричку, - ответила она на вопросительный взгляд дочери.

Искра все поняла: мама как обычно близко к сердцу восприняла раздражение дочери.

- Мааам. Ну прекрати, снимай шаль, никуда ты не поедешь, - сказала она, продолжая перебирать книги в коробке.

- Да зачем я тебе нужна, только мешать буду, - она отвела взгляд, словно припоминая какие-то дела.

Нехорошая мыслишка пронеслась в голове Искры: легче всего сделать вид, что она не заметила обиду матери, дать ей уехать, как ни в чем ни бывало. И спокойно зажить своей жизнью, взрослой, самостоятельной.

- Уедешь в другой день, - сказала она мягко, но не слишком настойчиво, - сегодня я тебя даже проводить не могу, Клару нельзя оставлять одну.

- Ничего, не маленькая, - махнула рукой мама и порывисто потянулась обнять Искру, - Ну поздравляю, дочка. Пойду...

- Мама, останься…

- Да нет. Я знаю, что мне пора ехать. Ты справишься сама.

Стоя в дверном проеме и глядя, как мама осторожными шажками спускается по ступенькам, Искра почувствовала, как в груди защемило. Неужели вот такой кислый привкус оказался у ее мечты? Стать самостоятельной, успешной - это значит выставить собственную мать за порог? Да что с ней такое творится? Ради чего это все? Чтобы все кругом ей завидовали? Или она себе самой все еще надеется доказать, что она счастливая и взрослая? А как же то, что на самом деле сейчас переворачивается у нее на душе?

Когда в лестничном проеме была видна уже только морщинистая рука мамы, медленно скользящая по перилам, она крикнула:

- Мам, подожди! – и побежала вниз, набегу одергивая короткую майку.

Мама стояла на площадке второго этажа, сгорбленная и спокойная. Взгляд ее чистых, как у ребенка, глаз из-под покрова морщинистых век было куда тяжелее вынести, чем вечно насмешливый прищур Кира или стальной сверлящий взгляд Августа. В этом взгляде Искра прочла ожидание.

«Я извинюсь перед тобой потом», - мысленно пообещала ей Искра, а вслух сказала:

- Мама, пожалуйста, не уезжай. Ты нам нужна.

Мама недоуменно подняла брови, а Искра вцепилась в ее сумку и потянула к себе.

- Пожалуйста, мам.

Мама помолчала немного, раздумывая.

- Нет, дочка, - сказала она наконец, - пойду…

Но Искра не сдалась, чувствуя, что твердости в ответе матери было мало. Она не отпустила сумку и упрямо покачала головой.

- Ты должна жить с нами.

- Искра, мне надо ехать. Мой дом – там.

- Ну, так давай продадим твой дом…

- Нет уж, дочка. Ничего я продавать не позволю.

- Но, мама, как ты не поймешь…

- Это как ты не поймешь, - сурово оборвала ее мать, - вдоволь ведь сама помыкалась по чужим углам, должна уже знать, что это такое…

- Но это ведь не чужой угол, мама…

- Но и не мой. Ты на меня очень похожа, дочка. Так что дай сумку.

Искра отступила на ступеньку выше и выпустила сумку из рук. Мама стиснула ее плечо на прощание и продолжила путь вниз.

- Прости… - пробормотала Искра.

Мама небрежно махнула ей рукой, должно быть, не расслышав.

Повторить громче Искре не хватило смелости. Она стиснула зубы, наморщила лоб, будто от сильной боли, и, шаркая тапочками, пошла наверх.


Глава 15


В новом доме Искры был очень хороший двор, с детской площадкой, беседками и скамейками. Как только она увидела это место, то сразу представила, как чудесно здесь будет гулять: сидеть с книжкой вон под тем раскидистым кленом и смотреть, как Клара мирно возится в песочнице с соседскими детишками.

Но оказалось, что Клара не любит песочницы. И тихо кататься на качелях или карусели ей тоже не интересно. На всей детской площадке Клара облюбовала только два предмета, оба из которых были совсем не для ее возраста: огромное бревно, с которого легко можно слететь и переломать себе руки и ноги, и высокая горка, которая грозила еще большими травмами. Однако, девочка знать ничего не желала: она долго и упорно, обхватив руками и ногами наклонную часть бревна, карабкалась по нему вверх, чтобы потом с восторгом лежать на нем и обозревать все вокруг с метровой высоты, в то время как другие малыши бегают внизу и не могут до нее даже дотянуться. Искре оставалось только стоять рядом, вытянув руки, словно на игре в волейбол, и страховать ее от падения. Когда наконец Клара разрешала себя снять – разрешала, то есть, не визжала, вцепившись всеми конечностями в злополучное бревно, Искра даже не успевала отойти к скамейке и достать из сумки книжку. Ей уже снова нужно было бежать к высокой горке и неестественно высоким голосом уговаривать дочку слезть оттуда. Клара же радостно смеялась, махала ей ручкой и громко топала, наслаждаясь тем, как гремит под ногами железо. Как выяснилось, она уже прекрасно умела съезжать с горки вниз, только предварительно обязательно выделывала всевозможные акробатические номера на самой верхотуре: вставала на одну ногу как балерина, перегибалась через перила или просовывала голову меж прутьев. Искра всякий раз в такой момент физически чувствовала, как у нее вот-вот пробьется седина на шевелящихся от ужаса волосах. К сожалению, ей не хватало каких-то десяти сантиметров роста, чтобы дотянуться и схватить Клару, оставалось только стоять внизу и готовиться ловить. Еще больше ее пугали другие дети на горке, все гораздо старше Клары, резкие, неуклюжие, в любой момент способные, как ей казалось, столкнуть ее ребенка вниз. И она, мать, была абсолютно беспомощной, только лепетала «осторожней», вздрагивала, морщилась на каждое их движение. Пару раз она пыталась забраться наверх, но быстро поняла, что вечно там не просидишь, да и спускаться вниз на руках у мамы Клара не хотела, вплоть до истерик.

Как это было странно: вот так резко из маленькой, хрупкой малышки, которая мило топала по дорожкам и робко познавала мир, Клара превратилась в активную, любопытную и бесстрашную часть этого мира. Она больше не озиралась вокруг удивленными глазами и не протягивала ручку, чтобы к чему-то прикоснуться и тут же ее отдернуть. Она хватала, пробовала на вкус, нюхала, прыгала, ныряла, отбирала, била, топтала, рвала... А Искра, совершенно не привыкшая к такой своей дочери, на все реагировала слишком поздно, краснела, пугалась, злилась и осознавала, что мать она просто никудышная.

В этот вечер всё повторялось по уже привычному сценарию: Клара стояла наверху, жутко довольная и веселая, а Искра внизу: бледная и нервная.

- Держись! Обеими руками! – беспомощно умоляла она, задрав голову.

Девочка на горке только хихикала в ответ, абсолютно и не думая держаться, стучала лопаткой по перилам. Потом вдруг перестала, подумала секунду, бросила на мать лукавый взгляд и быстро облизнула бортик горки. Искра подумала, что больше всего ей сейчас хочется достать дочь, стянуть ее вниз, не обращая внимания на протестующие вопли, и отшлепать ее хорошенько. Как же она устала от всего этого: постоянная нервотрепка, ни секунды отдыха, опасность на каждом шагу и никакого, абсолютно никакого уединения и покоя, о которых она так мечтала.