Тогда он задумался о своей жизни. С 1480 года он был официально помолвлен со второй дочерью герцога Ферраре, маленькой Беатриче д'Эсте, которой было всего пять лет. Теперь ей должно уже сравняться пятнадцать, и Лодовико подумал, что пора бы ему обзавестись семьей. Ему уже исполнилось сорок, самое время… К тому же взгляд Изабеллы Арагонской говорил о том, что так будет надежнее.


Сидя в огромном кресле, Моро созерцал стоящий перед ним на столе мраморный бюст, с которого скульптор только что сдернул покрывало. Он изображал собой молоденькую девушку, с круглыми щечками, пухлым ртом и маленьким остреньким носиком, узкоплечую и плоскогрудую; но от всего ее облика исходило ощущение большого достоинства, необычное у столь юной особы, почти ребенка.

– Так это и есть мадам Беатриче д'Эсте, моя невеста? – проговорил наконец герцог Бари. – Ты сделал верный портрет, Кристофоро?

Скульптор Кристофоро Романо с улыбкой поклонился.

– Верный в том, что касается черт, ваша милость. Но мой резец не смог передать обаяние и радость, исходящие от принцессы. Она будто вся из ртути. Никто не может перед ней устоять… Ее надо видеть воочию.

– Может быть, ты и прав, поскольку здесь она всего лишь милая девочка… и ничего больше.

– Посмотрите на нее, монсеньор. Клянусь, она покорит вас.

– Хотелось бы верить.

Бросив скульптору кошелек с золотом, он удалился, опершись о плечо своего друга Галеаццо Сансеверино, который был и его главным военачальником. У того речь была прямой, как и положено солдату.

– Если вы женитесь на Беатриче д'Эсте, что станет с прекрасной Чечилией? Как только ваша жена приедет в город, злые языки сразу же ей обо всем доложат.

– Потому-то я уже и принял решение, – со вздохом отвечал Лодовико, – правда, оно мне досталось нелегко. Для меня просто нож острый отдавать ее супругу, пусть даже фиктивному. Но иначе никак нельзя.

– За кого вы собираетесь выдать ее?

– За старого графа Бергамини. За кругленькую сумму он закроет на все глаза. Ты же понимаешь, я не собираюсь бросать мою прекрасную Чечилию ради этой толстощекой девчонки.


21 января 1490 года Беатриче д'Эсте приехала в Милан, и к своему немалому удивлению, Лодовико Моро сразу же влюбился в «толстощекую девчонку». Кристофоро Романо оказался прав. В холодном камне невозможно было передать жизнь, так и бьющую ключом из этого смелого и радостного создания. Она была, как веселое пламя, от всего ее существа исходило неотразимое очарование. Особенно прекрасны были ее сияющие черные глаза. У нее была только ей присущая манера, полуробкая, полунасмешливая, так смотреть на своего важного супруга в сверкающих золотом и пурпуром одеждах, что тому хотелось одновременно отшлепать ее и расцеловать.

Они прекрасно поладили, оба одинаково жадные до роскоши и власти. Беатриче не обладала красотой своей сестры, прекрасной и знаменитой Изабель д'Эсте, маркизы Мантуанской, но зато у нее было безграничное жизнелюбие, делавшее ее ослепительной, и энергия, переполнявшая ее маленькое стройное и крепкое тело…

Но при этом она была страшно ревнива, и Лодовико скоро убедился в этом на собственном опыте.


– Эта женщина – ваша любовница, – вскричала Беатриче, гневно топнув ногой, – и не смейте отрицать! Мне все известно. Я знаю также, что ребенок, которого она недавно родила – от вас!

Она покраснела от гнева, золотая сетка, усеянная рубинами, которая должна была поддерживать ее густые волосы, угрожающе съехала набекрень.

– Беатриче, сердце мое, что вы такое выдумываете? – примиряюще начал Лодовико. – Что за мысли? Графиня Бергамино замужем, и граф…

– …Граф – старая развалина, о чем известно всему Милану! Не трудитесь лгать! Это унижает вас, а мне бы не хотелось видеть вас униженным. Я говорю то, что знаю. Я не собираюсь устраивать скандала, но хочу заявить вам следующее: вам придется сделать выбор, Лодовико, она или я. Если вы будете продолжать встречаться с этой женщиной, я вернусь к своему отцу и попрошу Его святейшество признать наш брак недействительным!

– Вы этого не сделаете! Вам прекрасно известно, как я вас люблю… и что я не люблю никого, кроме вас.

– Тогда докажите мне это, не появляясь больше во дворце Бергамини.

Волей-неволей герцогу пришлось повиноваться. Он знал, что Беатриче вполне способна привести свою угрозу в исполнение. А он так дорожил ею и не хотел ее терять, особенно после того, как ему стало известно, что она ждет ребенка. Если бы это был сын, наследник, у него прибавилось бы шансов на победу в борьбе против четы Галеаццо—Изабелла, которые несколько месяцев тому назад обзавелись наследником. Он знал, что скоро ему придется выступить в открытую, или почти в открытую, против законного герцога, так как отношения между двумя супружескими парами становились все более и более напряженными. И Беатриче сыграла в этом не последнюю роль.


Она знала Изабеллу Арагонскую уже давно, с тех пор как ребенком долгие месяцы жила в Неаполе. Но с того времени, как они поселились рядом, обеим молодым женщинам приходилось затрачивать немало усилий, чтобы выносить друг друга. Гордость Беатриче страдала оттого, что не она была первой дамой в Милане, а Изабелла завидовала блеску и роскоши Беатриче, которые значительно превосходили ее собственный довольно скромный образ жизни. Лодовико, осыпая золотом и драгоценностями собственную жену, был скорее прижимистым, когда заходила речь о герцоге и герцогине Миланских. А кошелек находился именно у него.

Он отвел им резиденцию в замке в Павии, в нескольких километрах от Милана, в то время, как сам с Беатриче занимал большой Миланский замок. Молодой герцог ничего не имел против этого. Он мог вволю охотиться, бегать за девушками, а больше ему ничего и не требовалось. Зато гордость Изабеллы страдала все больше и больше. Учащались ее стычки с Лодовико, которого она обвиняла в намерении устранить племянника, в ответ же она слышала лишь увещевания и заверения в дружбе.

Отчаявшись, она стала слать жалобы в Неаполь; грозный король Ферранте, ее дедушка, получал письмо за письмом, с обвинениями в адрес Лодовико и требованиями возмездия.

Король Ферранте не входил в число людей, способных спокойно наблюдать, как обижают его близких. Герцог Бари знал, что рано или поздно ему придется вступить в войну, если не уладить этот вопрос. Войну же он ненавидел. И чтобы избежать ее, он решил, что самое лучшее будет найти какое-нибудь серьезное занятие для короля Неаполя.

По его приказу герцогские агенты во Франции напомнили молодому королю Карлу VII об оставленных ему в наследство предками правах на неаполитанский престол. Хитроумный Лодовико знал, к кому обратиться. Напичканный рыцарскими романами молодой король только и мечтал о далеких крестовых походах и воинской славе. Он сообщил герцогу Бари, что намерен в скором времени отправиться в Италию завоевывать оружием наследие славных предков.

Лодовико радостно потирал руки и уже считал себя спасенным, однако рядом с ним не сложила оружия Беатриче.


– Он и так уже болен… ускорить его смерть будет проще простого. У меня есть все, что нужно, – шепнула молодая женщина.

Лодовико на минуту прекратил мерять шагами кабинет и взглянул на жену. Она стояла у окна, выпрямившись в платье коричневого бархата, подол которого приоткрывался, показывая юбку из белого атласа, расшитую крупными жемчугами, под стать тем, что были вплетены в ее косы. Он улыбнулся ей с несчастным видом.

– Мне трудно решиться на это, сердце мое… Я не люблю проливать кровь.

– Кто хочет царствовать, делает то, что надо. Будь вы настоящим мужчиной, вы бы не колебались ни минуты. Да к кто вам говорит, что придется проливать чью-то кровь? Быстродействующий яд в каком-нибудь плоде или в бокале вина… Это же просто смешно: вы обладаете реальной властью, но не носите герцогского титула!

Когда впервые Беатриче заговорила об этом, Лодовико даже не пожелал ее слушать, решительно восстав против преступного замысла, но молодая женщина не отступала, чувствуя, как с каждым разом слабеет его воля. Она все более настойчиво возвращалась к этой мысли и, наконец, добилась своего.

В октябре 1494 года молодой герцог Джан-Галеаццо умер в своем замке в Павии. Он имел неосторожность выпить стакан сиропа, предложенного ему астрологом Лодовико, Аброджио да Розате.

Изабель бросилась в ноги королю Карлу VII, тщетно умоляя его о защите. Но тот уже вступил во главе своей конницы в пределы Италии и двигался на Рим, где его приближение повергло в цепенящий ужас папу Александра VI Борджиа. В Милане вовсю шли празднества по случаю коронации Лодовико и Беатриче. Как и рассчитывал Мавр, совет города предпочел отдать корону ему, нежели ждать еще долгие годы, пока подрастет законный наследник. В Павии заливалась горючими слезами Изабелла Арагонская. Ее супруг умер, а иностранная армия шла войной на ее родных. Она не знала, что в рядах этой армии находился тот, кто впоследствии отомстит за ее страдания, кто назывался пока только герцогом Орлеанским, но вскоре должен был стать королем Людовиком XII.


Беатриче ждала второго ребенка. Беременность протекала очень тяжело. Молодая женщина худела, становилась все раздражительнее, могла взорваться из-за любого пустяка. По мере того, как округлялся ее живот, лицо желтело, щеки впали… Вопреки запретам обеспокоенных лекарей, она не собиралась отказываться от охоты и прогулок верхом. Она по-прежнему оставалась неустрашимой амазонкой и управлялась с конем лучше, чем ее супруг. Лодовико, несмотря на свою тревогу, не посмел запретить ей это опасное удовольствие, которого она постоянно себе требовала, не признавая никаких увещеваний.

Любовь Лодовико к жене была все такой же глубокой, но сейчас для нее уже не хватало подпитки. Он любил женщин красивых, безмятежных, веселых, а Беатриче в этот момент была полной противоположностью его идеала.

Тогда-то он и приметил одну из фрейлин жены, чья красота немного напоминала ему Чечилию, любовь к которой давно переросла в спокойную дружбу, так что даже Беатриче в конце концов с этим смирилась. Фрейлину звали Лукрецией Кривелли. Герцог принялся ухаживать за ней настойчиво, но стараясь не привлекать постороннего внимания.