— Не знаю, — ответила я мужу.

— Не хочешь говорить?

— Нет, честно, не знаю. Однажды задали этот вопрос Эльке, она молча отвернулась, не ответила. Мы перевели разговор на другое. Не хочет человек говорить, что ж его пытать. Со стороны может показаться, что мы полностью откровенны друг с другом, и за тридцать лет все секреты давно перестали быть тайной, а все-таки у каждой есть области, куда она не допускает. Мне кажется это нормальным, возможно, поэтому наша дружба не прокисает и не портится.

— И все-таки, — настаивал Андрей, трогая машину с места, — мне непонятно, всегда не понимал. Нет у тебя детей, не дал бог, возьми чужого, осчастливь сироту.

— В отсутствии Эльки мы часто говорили об этом. Понятно, что нежелание воспитывать сиротку продиктовано не династической придурью — мол, только своя кровь и свои гены, а чужое бракованное отродье нам не нужно. Несовершение очевидного поступка чаще всего бывает продиктовано страхом или нежеланием ответственности, хлопот. Элька с Игорем хлопот не боялись, но они, я думаю, преувеличивали ответственность за чужое дитя и боялись не справиться. Понимаешь? Они считали, что их ответственность возрастет многократно, и вдруг они не потянут?

— Это же глупо.

— Труднее всего развеивать глупые страхи. Мы не решились.

— И подсунули суррогат.

— Ворованного младенца при всем желании мы подсунуть, как ты выражаешься, не могли.

* * *

Первую собачку Эльке привезла Настя. После очередного выкидыша (это были крохотные недоношенные близнецы, они вроде бы даже чуть-чуть попищали перед смертью) Элька пластом лежала на кровати, бессмысленно глядя в потолок, ее муж на кухне тупо клеил из спичек кораблик, больше похожий на пародию вавилонской башни.

А тут Настя:

— Ребята! У меня времени в обрез! Вот! Щенок, ему только месяц. Родословная, паспорт, — выкладывала бумажки перед обескураженным Игорем Настя. — Инструкция по питанию… Элька! — заорала она. — Имей совесть, у меня переговоры с выгодным поставщиком накрываются! Неча ныть! Хорошенький, правда? — спросила Настя у Игоря, который держал в руках крохотный лохматенький комочек. — Элька! Едрить твою через коромысло, как выражается твоя ушастая сестра! Вот телефоны заводчиков. Хорошие ребята, не на продажу разводят щенков, а повязали свою, извиняюсь, суку, для здоровья. Я дала слово, что вы будете им регулярно отчитываться. Не подведите! И все вопросы заводчикам. Я в щенках ни бельмеса. Все, убегаю. Игорь, чего ты сидишь?

— А что я должен делать?

— Кормить щенка грудью! Шутка. Извини! С юмором у вас еще плохо. Неси собачонку жене.

Когда Настя ушла, Игорь так и сделал. Пришел в спальню, лег на бок на кровать рядом с женой, щеночка положил между ними. Маленький проказник, споро перебирая лапками с миниатюрными коготками, тут же полез на Эльку. Ткнулся ей мокрым носиком в щеку, в нос, лизнул…


На пятерых у нас девять детей: у меня двое сыновей, у Кати трое. Не повезло родить девочек. А у Ирины их две. У Насти сын и дочь.

Элька без видимой зависти выносила наши бесконечные разговоры о детях в молодости. С другой стороны, мы вряд ли бы терпеливо выслушивали кого-то другого про собачку, которой надо регулярно чистить зубки и вытирать попу после того, как она сходила по большому. Какие собачки, когда наши оболтусы что ни день, то выбрасывают фортели, за которые их следует четвертовать.

Сейчас внуков общим числом двенадцать. Внуки — это нектар, упоение и веселое безответственное счастье. Нам счастье, а ответственность на родителях. Элька участвует в нашем радостном блаженстве на полном основании. Дочери Ирины всегда обожали «тетючку Эличку», а младшая, когда вышла замуж, переехала к Игорю и Эле, родила сына, через два месяца вышла на работу, «бабулечка Эличка и дедулечка Игорюлечка» воспитывают ребенка с колыбели. Надо ли говорить о том, что на малыша обрушился чудовищный запас родительской любви, вовсе не подточенный собачками. Собаки, к слову, благополучно перешли на сухой корм, выгуливаются дважды в день без фанатизма, были согнаны с диванов и постелей и заняли свое, положенное по собачьему статусу место на подстилке в прихожей. А вот что вырастет из заласканного мальчика, еще вопрос.

— Элька, — как-то не выдержала я, — не нужно водить трехлетнего ребенка по лестнице за ручку.

— Но Мишенька скачет, может упасть и удариться.

— Скакать, падать и набивать шишки для мальчика нормально.

Игорь мгновенно встает на защиту жены:

— Когда английская королева Виктория была ребенком, был выпущен специальный закон — только за ручку водить ее по ступенькам. Так продолжалось до совершеннолетия Виктории.

— Королевские замашки, конечно, аргумент, — развела я руками.

Но, повторюсь, как бы бабушки и дедушки ни баловали внуков, расхлебывать родителям.


Муж Ирины трудится в Олимпийском комитете. Когда ушел из спорта, сделался чиновником, и весьма успешным. А у Ирины административная карьера не задалась. После физкультурного института она работала тренером по волейболу в детской спортивной школе. Поскольку Ирина шумная, большая, ее в любом помещении, включая спортзал, много, она производила впечатление активного лидера, который горы сокрушит и, как паровоз, с задорным свистом покатит в счастливые дали. Активная-то верно, только ее энергия не имеет ничего общего с талантами организатора. Ирину назначили заместителем директора спортшколы, и почти сразу же она стала фактическим директором, потому что формальный руководитель заболел на полгода. За шесть месяцев спортшкола едва не развалилась, а Ирина не выходила из клокочущего невроза. Ирина хваталась за все и ничего не доводила до конца, брала горлом мелкие проблемы и не видела главных, у нее были любимчики из числа тренеров, которые потом оказывались предателями, а уволившиеся «негодяи», перейдя в другую школу, оказывались замечательными тренерами. Ирина выслушивала вечером дельные советы мужа Коли, кивала, соглашалась, а утром поступала с точностью до наоборот, поддавшись своим эмоциям. Коле эта свистопляска вскоре надоела. Да и кто долго выдержит жену, которая ополоумела от производственных проблем и задвинула семью в дальний угол?

Нас, подруг, Ирина тоже изводила рассказами о предателях, об аварийной котельной, за ремонт которой строители деньги взяли и смылись, и так далее и тому подобное — бесконечно. Коля выдвинул ультиматум: увольняйся из директоров, или развод и девичья фамилия. Он, конечно, блефовал, но выдернуть Ирину из административного безумия могла только шоковая терапия. Ее начал Коля, а мы с энтузиазмом подключились.

Не давали Ирине слова сказать, засыпали ее вопросами, не требующими ответа.

Катя:

— Тебе что дороже, семья или эта раздолбанная школа?

Я:

— Ты была отличным тренером, правда? Твоя команда гремела? Твоих воспитанников переманили? Ты слепая?

Настя:

— Сколько можно ныть? Изнылась до развода. Не надоело? Не можешь послать их к чертовой матери и заняться тем, что по-настоящему умеешь делать?

Элька:

— Ты ведь сделаешь как следует, сестричка?

Ирина ушла из директоров, вернулась в тренеры. Из-за фиаско на руководящей работе она схватилась за привычную деятельность с утроенной энергией. Впрочем, без утроения Ирина не может. Несколько раз, заезжая за Ириной, я наблюдала ее тренировки. Зрелище доставляло мне истинное наслаждение.


Говорят, что многие оперные певцы не любят судить в жюри конкурсов исполнителей. Потому что, когда слушаешь вокалиста, невольно и беззвучно поешь вместе с ним, напрягаешь связки, а это вредно.

Ирина, наблюдая игру своих ребят, на каждую удачную подачу, хорошо поставленный блок, как и на промахи, ошибки реагировала бурно, вопила, не жалея связок. И неподдельные эмоции тренера действовали на ребят как энергетическое излучение высокой мощности. Да что там дети! Через некоторое время, незаметно для себя, случайные зрители, я в том числе, ловили себя на том, что вовлечены в спортивный спектакль — топаем ногами, аплодируем, хватаемся за голову… А играли-то не чемпионы, не мастера спорта, а тринадцатилетние мальчишки и девчонки!

Правильно ли поступала Ирина впоследствии, отказываясь тренировать юношеские команды в известных престижных клубах? Не знаю, потому что сослагательное наклонение не переношу, оно вызывает у меня приступы раздражения. Настя уверена, что Ирина отмахнулась от подарков судьбы. Катя, начисто лишенная честолюбия, пожимает плечами. Для Кати важен процесс, интересное действие, а где оно происходит — на сцене Большого театра или в сельском клубе, — не важно. Элька считает, что сестра поступила правильно. Ира один раз хлебнула ответственности, превышающей ее природные способности, и зареклась. Обжегшись на молоке, дуешь на воду. Так ведь и вода бывает кипятком.

Ире нравилось из нескладных мальчишек и девчонок, записавшихся в простую районную спортшколу, лепить атлетов, бойцов, наращивать им мышцы и воспитывать командный дух. Дети ее боялись и боготворили.


В свое время я с удивлением узнала, что у Эльки в подчинении пять сотрудников. Элька, пугливая и трепетная, — руководитель? Да еще и успешный, уважаемый? Она заведовала биохимической лабораторией в каком-то секретном институте и про род своих занятий рассказывать не могла. Но для Кати государственных тайн не существовало.

— Ты что? — округляла глаза Катя. — Химическое и биологическое оружие изобретаешь?

— Как тебе могли прийти в голову подобные глупости? — возмущалась Элька. И проговорилась: — Мы изучаем воздействие радиации на живые организмы.

— А где у нас радиация? — не унималась Катя.

— После испытаний атомного оружия, — ответила Настя.

И по лицу Эльки мы поняли, что Настя попала в точку.