Герцог уже заканчивал с форелью, когда в столовую вошел его племянник Джейми.

Вчера вечером, по приезде, герцог едва успел бросить взгляд на мальчика — теперь же вгляделся в него более пристально. К его удивлению, Джейми был рыжеволос и голубоглаз.

Откуда взялись у Макнарна фамильные черты клана Кемпбеллов? Впрочем, герцог тут же вспомнил, что к этому клану принадлежала бабушка Джейми с отцовской стороны.

Войдя, юный Джейми старательно поклонился сперва герцогу, потом лорду Хинчли.

— Доброе утро, Джейми, — небрежно поздоровался герцог.

— Вовсе не доброе! — горячо ответил Джейми. — Джинни говорит, что мне сегодня надо ехать с вами, чтобы побить Килкрейгов, а мистер Данблейн говорит, что я еще маленький!

— Я не собираюсь бить Килкрейгов, — ответил герцог, — так что Джинни — уж не знаю, кто она такая, — ошибается.

— Но они — наши враги! — настаивал Джейми. — Вы — вождь Макнарнов и будете драться с ними, а я, ваш близкий родственник, должен быть с вами!

Герцог нетерпеливо вздохнул.

Здесь даже ребенок пропитан варварскими понятиями о чести! Ему всего шесть лет, но он знает, что родственники в бою идут рядом с вождем, в то время как остальные члены клана держатся позади.

— Запомни то, что я сейчас скажу! — твердо произнес он. — Я не воюю и не собираюсь воевать с Килкрейгами. Все эти племенные распри в наше время просто нелепы! Мы — соседи и должны научиться жить в мире.

— В мире с Килкрейгами?! — возмущенно воскликнул мальчик. — Ас Маклаудами?

— И с ними тоже! — твердо ответил герцог и вновь занялся завтраком.

Он заметил, что маленький племянник не отводит от него взгляда, и в его глазах отражается недоумение, смешанное с презрением.

«Надо будет серьезно поговорить с мальчуганом, — сказал себе герцог. — Но не сегодня, когда у меня и без того хлопот по горло!»

А Джейми все это утро был непривычно молчалив и задумчив.


После завтрака герцог отправился в путь. Как и предсказывал мистер Данблейн, позади него выстроилась целая процессия конных и вооруженных членов клана. Герцог знал, что в былые времена они шли пешком, а волынщик укреплял их дух и призывал к стойкости походным маршем Макнарнов.

Герцог от души радовался, что те времена миновали — ведь до замка Килкрейгов было добрых два часа конного пути! Кроме того, кажется, количество его спутников напрямую зависело от количества хороших лошадей в конюшне, а герцог полагал, что чем меньше их будет, тем лучше.

Впрочем, грустно заметил себе герцог, их все равно больше чем достаточно! И на лицах у всех воинственное выражение, показывающее, что они, как и Джейми, готовы сражаться со старинным врагом.

Герцог, однако, собирался только выручить Торквила — и, если удастся, наладить между кланами дружеские отношения, чтобы предотвратить подобные случаи в будущем.

Что же касается Маклаудов — это совсем другое дело.

Земли Макнарнов простирались далеко на запад. Между ними и морем располагались кланы, либо столь малочисленные, что не представляли никакой реальной силы, либо давно породнившиеся с Макнарнами, что означало вечную дружбу и союз.

И лишь Маклауды, дикий, свирепый и необузданный клан, из века в век оставались для всех соседей жестокими и кровожадными врагами.

Маклауды, как и Килкрейги, граничили с Макнарнами с запада; но если последние были, можно сказать, врагами почтенными и уважаемыми, то преступления Маклаудов не могли вызвать к ним никаких иных чувств, кроме ненависти и отвращения.

«Взгляни на змею — увидишь Маклауда!»— говорили горцы. Ходила и другая, еще более резкая поговорка:

«В аду всех чертей зовут Маклаудами!»

Двенадцать лет герцог ничего не слышал о Маклаудах. «Интересно, — подумал он, — неужели и они за это время совсем не изменились?»

Вот кого действительно стоило бы судить за воровство скота! И не случайное, не в порядке мальчишеской шалости, а хладнокровное и злонамеренное.

День был солнечным и жарким. Дул легкий ветерок, принося с собой благоухание вереска, и его лилово-пурпурные заросли казались герцогу гораздо красивее, чем это сохранилось в его воспоминаниях.

Благодаря обильным дождям реки не обмелели, как часто случалось летом, и герцог не сомневался, что лорд Хинчли наловит достаточно лососей.

Как жаль, что он не может присоединиться к своему другу в этом приятном и полезном занятии, а вместо этого вынужден тратить время и силы на визит к незнакомому человеку — да еще в незавидном положении просителя!

Но герцог уверял себя, что Килкрейг, конечно, прислушается к голосу разума и не станет обращаться в суд из-за проказ подростка.

Герцог заплатит ему полную цену украденного скота, может быть, даже с прибавкой, и ссора затихнет сама собой.

— Один бог знает, почему Данблейн не мог уладить все это сам! — проворчал герцог сквозь зубы.

Но тут же вспомнил, что это бы противоречило местным законам. Дела, касающиеся чести клана, могут обсуждать только вождь с вождем. У Данблейна же нет никакого авторитета, кроме многолетней близости к семье Макнарнов.

Мысли герцога вновь вернулись к положению вождя.

Невозможно было не заметить то почтение, почти благоговение, с каким слуга подсадил его светлость на лошадь. Оруженосцы же приветствовали своего нового хозяина с искренним восторгом.

У ворот герцога провожали едва ли не все местные жители: женщины делали неуклюжие реверансы, мужчины кланялись.

Герцог вспомнил, как однажды, еще мальчиком, — примерно в возрасте Джейми, — спросил у отца:

— Папа, почему они тебя так любят?

— Я — их вождь, — просто ответил отец.

— А что значит «вождь»? — продолжал расспросы мальчик.

Отец заговорил тихо и задумчиво, словно обращаясь к самому себе:

— Среди горцев любовь к вождю и повиновение ему до самой смерти почитаются высшей добродетелью. Если им предложат выбор между вождем и правительством, королем, даже самим богом — они останутся верны вождю. Он — их король и их бог, и нет у них властелина, кроме него.

Герцог повторил про себя эти отцовские слова и подумал, что, наверно, нигде в мире не найти такого искреннего беспрекословного повиновения — причем не столько самому человеку, сколько тому, что стоит за ним.

Бог свидетель, его отец вовсе не заслуживал такого поклонения, однако вокруг его головы сиял нимб власти, прошедшей через много веков, и этого было достаточно.

От всех этих размышлений герцогу стало как-то не по себе.

«Чем скорее я вернусь к нормальной цивилизованной жизни, тем лучше!»— раздраженно подумал он.

Еще в Лондоне герцог решил, что вернется в Англию вместе с королем на «Ройял Джордже».

Он не сомневался, что Его Величество с радостью примет его на борт своего роскошного комфортабельного судна. Плавание будет веселым и приятным, они вместе вдоволь посмеются над шотландскими дикарями!

Король, как показалось герцогу, отнесся к визиту очень серьезно.

Он с восторгом говорил о Шотландии, к удивлению приближенных, опасавшихся, что первое же столкновение с действительностью развеет его мечты.

Но, когда Георг Четвертый принимал решение, немного находилось смельчаков, отваживающихся ему перечить. И Эдинбург начал готовиться к встрече монарха.

«Представляю себе, — подумал герцог, — какая там сейчас царит суматоха!» Нет, ни за какие блага мира он не пожелал бы сейчас оказаться в Эдинбурге.


Дорога заняла больше двух часов, и герцог умирал от жажды, когда впереди наконец показался замок Килкрейг.

Герцог никогда прежде здесь не бывал. Теперь он видел, что родовое гнездо Килкрейгов совсем не похоже на его собственное.

Замок стоял на вершине холма, так что враг не смог бы подкрасться к нему незамеченным. В суровых каменных стенах и узких окнах, во всей его громаде было что-то мрачное и величественное.

В памяти герцога всплыли многочисленные страшные истории о Килкрейгах, которые он слышал еще мальчишкой.

Говорили, что в стенах замка водятся злые духи; что свирепые предки нынешних Килкрейгов, не в силах обрести покой за гробом, бродят по замку бестелесными призраками. Чаще всего вспоминали некоего Килкрейга, который будто бы занимался черной магией и для своих опытов похищал и убивал детей.

Сам герцог не верил этим сказкам даже в детстве; но теперь, глядя на мрачный, суровый замок, он понимал, как возникали подобные истории.

В этом таинственном на вид здании было что-то, вызывающее самый бурный полет фантазии — тем более у людей, привыкших верить в привидения, черную магию и прочую чушь.

Сам герцог не особенно увлекался богатой кельтской мифологией — всеми этими великанами, ведьмами, непобедимыми воинами, озерными чудовищами, вещими птицами, говорящими камнями и поющими деревьями.

На Юге, где почти все знакомые герцога думали только о своем удовольствии, о любой вере принято было говорить со снисходительной усмешкой.

Положение обязывало короля посещать церковную службу, но герцог и его приятели проводили воскресенье так же шумно и беззаботно, как и все остальные дни.

До замка оставалось около мили, когда мистер Данблейн остановил коня.

— Здесь, — произнес он, понизив голос, — все, кроме вас, сойдут с коней.

— Почему? — удивился герцог.

— Килкрейг, как и ваш отец, весьма привержен традициям.

Герцог собирался послать Килкрейга ко всем чертям, но вовремя вспомнил, что едет сюда для примирения. Глупо злить старика еще до начала встречи.

— Делайте, как знаете, Данблейн, — коротко ответил он и поскакал вперед.

Однако он заметил, что лошади оруженосцев остались на попечение нескольких конюхов, а сами мужчины пошли вслед за ним пешком.

Впереди всех шел Данблейн — неизменный телохранитель вождя. Рядом с ним должны были идти родичи, но Джейми был слишком мал, а Торквил томился в какой-нибудь из мрачных башен замка.

Следом занимал свое место бард — старик, которого герцог помнил еще со времен отца.