Мэри Келли - Ирландское сердце

– Боже мой, – прошептала я. – Выходит, меня уволили?

– Миссис Вандербильт так далеко не пошла. Тут нам повезло. Ее секретарша, Луиза, услышала, что там происходит, и разыскала меня, а я уже привела к ней в кабинет доктора Гроса. В общем, вы пока отправлены в отпуск, – подытожила она, переводя дыхание. – На неопределенный срок. А еще вы должны обратиться в полицейский участок и обновить свой вид на жительство. Не думаю, чтобы французы депортировали вас. Но Уилсону очень не понравилось, что вас не выгнали сразу.

– Черт! Черт, черт, черт, – вырвалось у меня. – Простите меня, Маргарет.

– За что вам извиняться? Мы с вами обе давно знали, что Пол О’Тул – крыса. И сваляли дурака, когда пытались приручить хищника. А теперь почему бы вам и в самом деле не откупорить бутылку вина?

После того как мы с ней сели и немного выпили, она вручила мне конверт.

– Ваши отпускные, – объяснила она.

– О, хорошо, – отозвалась я. – Давно хотела побыть некоторое время с мадам Симон. Уговорю ее пошить для нас новую униформу.

– Я бы на вашем месте, Нора, не стала этого делать, – покачала головой Маргарет. – Уилсон как-то упоминал имя мадам Симон. Некоторое время лучше держаться от нее подальше. Не хочется навлекать на нее беду.

– Господи Иисусе, Мария и Йосиф. Что ж, тогда, думаю, повезу-ка я это письмо Мод в Нормандию.

– Если вас это хоть как-то утешит, могу сообщить, что Пола О’Тула отправили на фронт, на Сомму.

Сентябрь, 1916

– Мне очень жаль, Мод. Джон Макбрайд… Просто слов нет…

Я умолкла.

Мод взяла меня за руку и спешно повела вниз по ступенькам лестницы железнодорожного вокзала в Довиле. Эта станция была не самой ближней к Кольвилю. Зато самой крупной.

– Там оживленно, и вас не заметят, – напутствовал меня отец Кевин, провожая на утренний поезд.

Остальные пассажиры украдкой косились на Мод. Если они никогда раньше не видели женщину ростом в шесть футов[173], это был их шанс. И, конечно, здесь не было никого, кто был бы так же одет во все черное и носил длинную вуаль. Мод одевалась как вдова, снизу доверху. Интересно, испытывала ли она хоть немножко облегчения? Как бы я радовалась, если бы умер Тим Макшейн! Чтобы ушла с души эта постоянная тень страха. Я еще помнила наше первое общее Женское Рождество и панику Изольды, решившей, что это Макбрайд стучит в двери. Помнила признания Мод перед нами с Маргарет у камина. Но теперь Макбрайд преобразился, превратившись в мученика, погибшего за Старую Ирландию.

– Снаружи нас ждет Уилли Йейтс. Он нанял машину с шофером. Это будет день на природе. Мы все в этом нуждаемся, – сказала Мод.

– Погодите, – остановила ее я. – Я привезла вам письмо от Джона Куинна.

– Благодарю вас. Отец Кевин прислал мне шифрованную телеграмму: «Нора едет на отдых. Везет с собой духовное чтение».

– Вот оно, – сказала я и вручила ей конверт.

Затем я вкратце рассказала ей про юного Кеога, Пола О’Тула, Генри Уилсона и мой вынужденный отпуск в госпитале.

– Маргарет Кирк организовала мне очень официально выглядящий документ от Красного Креста, который позволяет мне путешествовать, – пояснила я.

Но Мод не слушала меня, а сразу открыла конверт. Заметила ли она, что он был повторно заклеен после вскрытия? Отец Кевин предупреждал, чтобы я сообщила Мод, что мы письмо читали, но сейчас, похоже, был не самый подходящий момент. Мод вынула из конверта банковский чек.

– Джон Куинн очень хороший друг, – сказала она. – И еще он прислал мою статью. Они напечатали ее. Отлично.

Она читала письмо, замерев на месте и не замечая людей вокруг себя.

– Думаю, Джон Куинн не понимает всего благородства их жертвы, – наконец заключила Мод. Она передала письмо мне в руки. – Скажите мне, что вы об этом думаете.

Я решила все-таки не упоминать, что уже читала его.

– Я рада, что цензор не изуродовал все это, – продолжила она. – Было очень мило с вашей стороны привезти его лично. И хорошо сказал Джон, что Шон теперь может гордиться своим отцом. Тот пожертвовал собой ради страны и этим искупил свою вину за все.

Наконец-то актер в ее жизни сыграл свою роль правильно, подумала я. Тогда как Тим Макшейн… Бедная Долли. Интересно, пыталась ли она выгнать его? Когда я оборвала нашу любовную интригу, он поднял на меня руку. Хотя «интрига» казалась слишком мягким словом для потерянных мною лет. Однако я могла потерять намного больше – могла потерять жизнь. Да, мне повезло, что удалось сбежать. Но мысль о том, что он теперь тратит деньги Долли… Что Мод и Уилли Йейтс подумают обо мне, если я расскажу им, что была любовницей жестокого гангстера?

Мы с Мод устроились на заднем сиденье большого автомобиля для дальних поездок. Насколько я поняла, Уильям Батлер Йейтс собственной персоной сидел спереди рядом с шофером – совсем как обычный смертный. Он был старше, чем я думала. Волосы его полностью покрыла седина. Очень бледен. Лицо настоящего поэта – кто бы сомневался. Сестра Вероника на моем месте просто упала бы в обморок от такого счастья. Но мне он казался немного… хрупким – это первое слово, которое пришло на ум, – но довольно приятным, поскольку любезно сказал:

– С приездом. Мод рассказывала мне, что вы из Чикаго.

– Все верно.

– Я читал там лекции. Съездил на экскурсию по бойням. Вонь там стоит ужасная. Тысячи туш на крюках движутся на этих механических ременных конвейерах. Апофеоз жестокости этого мира, – заключил Йейтс.

– Да, наверное, – сказала я. – Но бойни дают городу огромное количество рабочих мест – и там сильный профсоюз. Они бы не позволили уволить бастующих рабочих, как это произошло в Дублине.

– Вы, видимо, социалистка, мисс Келли? – спросил Йейтс.

– Я демократка, – твердо ответила я.

Этот тип постепенно переставал мне нравиться.

– Здесь есть одно прелестное озеро, Уилли, – вмешалась в разговор Мод. – Помню, когда мы с Джоном…

Она вдруг осеклась, достала из сумочки носовой платок и промокнула им уголки своих глаз. Очень элегантный жест. Никаких причитаний от Мод, никаких красных заплаканных глаз или прочих соплей. Она просто сделала глубокий вдох. Я успокаивающе похлопала ее по руке.

– Британский консул придержал мой запрос на посещение Ирландии. Вы только вообразите себе – не пускать меня в мою родную страну. Отказывать мне в том, чтобы отдать дань уважения останкам мужа. – Теперь она уже злилась. – Его останкам, какими бы они ни были. Англичане свалили тела казненных в общую могилу и забросали их известью. Варвары какие-то. Им ведь прекрасно известно, что любая ирландская семья хотела бы, чтобы дорогой ей человек был похоронен в уютной могилке на церковном кладбище рядом со своими предками. В месте, куда можно было бы прийти и почтить память ушедшего. Они отказали моему мужу в дани уважения, которую отдают большинству жестоких вражеских немецких солдат.

Она начала нервно колотить рукой по сиденью.

– Мод, Мод, – пытался успокоить ее Йейтс с переднего сиденья. Он обернулся назад и протянул к ней руку. – Прошу тебя, дорогая.

Она потянулась к нему, схватила его руку, потом бросила и откинулась на спинку. Я коснулась ее плеча, и она накрыла мои пальцы своей ладонью. Актриса. Но при всей своей театральности она была искренна.

Йейтс обратился ко мне:

– Я убедил Мод выехать сегодня за город, чтобы показать вам ландшафты и города Нормандии, буквально пропитанные духом истории. Мы ведь так с тобой придумали, правда, Мод?

– Это полезно и для тебя, Уилли, – откликнулась она. – На день отвлечься и не писать, чтобы восстановить свою творческую энергию. Мы отправимся в коммуну Онфлер, куда ездили писать свои картины импрессионисты. Там очаровательно. Затем, вероятно, в Байё. Там чудесные гобелены.

– Разве не прекрасный план, мисс Келли? – спросил Йейтс.

– Конечно, – ответила я, – просто замечательный. Те самые знаменитые гобелены? Это которые с единорогом?

– Нет, – сказал Йейтс. – Вы сами все увидите.

Ну почему я не была более внимательна на уроках сестры Вероники по французскому искусству?

– В Онфлер, – скомандовал Йейтс шоферу.

– Нет. Погодите, – вмешалась Мод. – Сначала в Кийбёф-сюр-Сен. Вот куда мы поедем. Взглянуть на нашу ирландскую историю.

– Кийбёф? – переспросил Йейтс.

Он перебросился парой слов с водителем и повернулся к нам.

– Робер говорит, что это прилично далеко отсюда – часа четыре пути.

– Но мне хочется именно туда. К тому же сейчас всего десять утра, – настаивала Мод, а затем обернулась ко мне. – Я хочу взглянуть на место, где высадились Хью О’Нейлл и Рори О’Доннелл. Во время Бегства графов, Нора. Более трехсот лет тому назад.

– Вот и приехали, – сказала Мод, когда машина карабкалась на холм в старинный город Кийбёф.

– Можете себе представить, что по этим улицам когда-то шагали ирландские графы? – спросила она, ведя нас вдоль выстроившихся в ряд домов из черного камня, на фронтонах которых были выложены узоры из белой гальки.

– Я почему-то думала, что они направлялись в Испанию, – заметила я.

– Сбились с курса из-за ветра, – пояснил Йейтс. – Пролив ведет себя вероломно в любое время года, а для маленькой лодки в сентябре он может быть просто кошмаром.

– Им повезло найти гавань здесь, в устье Сены, – добавила Мод.

– А вот здесь арфист О’Кахан играл свою горестную песнь.

Мод начала напевать себе под нос.

– Я знаю эту песню, – сказала я. – Только я думала, что она из новых. Слова ее знаю от Мэй Куинливан.

Я тут же запела:

– «О Данни, дружище, ты слышишь волынку? Ты слышишь, как звуки ее летят из долины в долину и дальше по горным склонам?»

– А, вот оно что, – кивнула Мод. – Какие-то англичане просто положили лирические стихи на древнюю мелодию.

Звучало это пренебрежительно.

– А разве те герцогиня с графиней, с которыми я познакомилась у вас дома, не были потомками Диких Гусей? Кажется, фамилия одной из них была как раз О’Кахан, – вспомнила я.