– Слава богу, они пользуются популярностью. Так что теперь я живу на роялти.

Меня впечатляла мысль о том, что эта женщина не только пишет книги, но еще и продает их. И я задумалась: а купит ли кто-нибудь одну из моих фотографий? В голову сразу пришел Матисс, так очевидно рвущийся к тому, чтобы превратить свои холсты в наличность. Хотя и признание, по-моему, его интересовало никак не меньше, чем деньги. Конечно, все эти ирландки в первую очередь хотели обрести своих читателей, а не просто получить от них материальную выгоду. Однако что-то заработать за свои труды тоже очень даже приятно.

Представьте себе одну из ваших книг в доме незнакомого человека. Или свою картину на стене. Или хотя бы фотографию. Я попыталась объяснить это Алисе Фарлонг, и она меня поняла.

– Вообще-то, это потрясающее чувство, – сказала она. – Как только я заканчиваю писать одну книгу, тут же начинаю писать следующую. Моя читательская аудитория ждет от меня непрерывного творческого потока.

– Здорово, – сказала я. – Но все же я должна задать вам один вопрос. Почему так много ирландок носит имя Алиса?

– Ну, что касается меня, то моя мама просто восхищалась дочерью королевы Виктории, принцессой Алисой.

– Ага, – понимающе кивнула я. – Но мне почему-то казалось, что ирландский народ хочет избавиться от королевского присутствия.

– О, это как раз не обязательно. К тому же та Алиса была особенной. А потом ей пришлось уехать, чтобы выйти за какого-то немца. Все принцессы в итоге вынуждены поступать так. Но она работала с Флоренс Найтингейл[131] и даже подвергала сомнению викторианскую интерпретацию Христа.

– Вы говорите о ней так, будто и сами восхищаетесь ею, – заметила я.

– Так оно и есть. И тем не менее я помогала Мод устраивать демонстрации против ее матери, королевы Виктории, когда та приезжала в Ирландию.

При этих воспоминаниях она улыбнулась.

– Понимаете, правительство организовало для дублинских детей пикник со сладостями в парке, где они должны были встречать королеву. Они были уверены, что смогут этим подкупить маленьких дублинцев, чтобы они кланялись ее величеству. Но мы с Мод и другими Дочерями Эрин устроили собственный детский пикник, куда пришло тридцать тысяч детей. Намного больше, чем удалось согнать правительству. Это было грандиозное шоу в пику этим англичанам.

Она довольно засмеялась.

– А здесь подают ирландский виски? – спросила она, когда мы зашли к «Фуке».

– У «Фуке» подают все, что только пожелаете, – ответила я.

Эта Алиса была несколько взбалмошной. Я готова была поспорить, что щеки у нее нарумянены. Внешность у нее была непритязательная, но по-своему привлекательная. Официант действительно нашел бутылочку «Джеймисон» и принес ее нам, а я подумала: в такой ситуации сегодня вечером мы с ней точно что-нибудь споем. Мне уже почти хотелось, чтобы тут появился «мистер регбист», чтобы мы могли дать ему достойный отпор. Но с тех пор, как в студию мадам Симон пришла мадам Ла Саль, я его больше не видела. А отца Кевина очень успокоило, что тот больше не показывался.

– Должно быть, они убедились в вашей невиновности, – сказал он.

Алиса рассказала мне, неторопливо попивая свой виски:

– Знаете, даже сам Дэниел О’Коннелл не мог поверить, что эта «маленькая королева» настолько бессердечна, чтобы заставить голодать миллионы людей. «Она просто ничего не знала об этом», – говорил он. Вы, Нора, должны понимать, что ирландский народ рассматривает королевскую семью как своего рода театральный спектакль. Все на виду, и масса трагических оборотов. Двое детей Алисы умерли от заболевания крови, которому, похоже, подвержены все отпрыски Виктории. Странно, не правда ли? Что их убивает их же драгоценная королевская кровь. Алисе было всего тридцать пять, когда она умерла, а ее дочь вышла замуж за русского царя. У их сына была та же болезнь.

– О, это плохо, – сказала я.

– А потом еще ее племянница, тоже Алиса, графиня Атлон…

– Что, ирландка?

– Нет. Члены королевской семьи иногда просто придумывают титулы для себя и своих друзей. А потом раздают их в качестве награды. Барон Килларни, герцог Каван, графиня Донагмор…

– А ирландцы не возражают против такого?

– Многих из нас это просто бесит, но для огромного количества простых людей королевская фамилия – просто персонажи из сказочных романов, которые существуют только в газетах и написанных о них песнях. И еще в сплетнях. Ходят слухи про королеву Викторию и ирландского военного, управлявшего ее хозяйством. Возможно, королева Голода не такая уж царственная особа. Как бы там ни было, но они – просто олицетворение лозунга «Хлеба и зрелищ!», только в современной версии, – сказала она. – Думаю, вам, американцам, этого не понять.

– Ну почему? У нас была своя Алиса, дочка Теодора Рузвельта, – возразила я. – Про нее даже песня была. «В моем новом синем платье, как у Алисы».

Мне не хотелось петь эту песню.

После третьей порции виски Алиса засыпала меня вопросами про Джона Куинна. Я ответила ей, что никогда не встречалась с этим человеком.

– Но я-то думала, что вы одна из его женщин, – удивилась она.

– Что?!

Она долго и бессвязно рассказывала мне историю о том, как Джон Куинн, приехав десять лет назад в Дублин, очаровал их всех.

– Даже леди Грегори, – подчеркнула она. – И я считаю, что у них с ней… в общем, что они вступили в связь, когда она приезжала в Нью-Йорк.

Алиса сделала еще глоток.

– Поверить в это трудно. С другой стороны, Августа – тоже женщина, в конце концов. Мод – та никогда не поддавалась на его чары. Может быть, ей так хорошо удается держать мужчин на расстоянии, потому что она такая высокая.

Алиса хихикнула.

– Забавная получается картина.

Она сделала жест, изображая, что удерживает мужчину на расстоянии вытянутой руки.

– Но я… – начала она. – Он не за одной мной приударял. Была еще Мей Моррис. Как я понимаю, она совсем потеряла голову от него, – а она ведь англичанка с таким знаменитым отцом. А потом он привез в Ирландию свою американскую любовницу. А Йейтс начал с ней флиртовать. И это вызвало жуткий скандал. Джон пишет мне, но, с другой стороны, он пишет нам всем. Диктует письма своей секретарше.

– Так вы решили, что если я американка, значит, я еще одна из его?.. – Я остановилась. – Ради бога, Алиса, я же суфражистка!

– Я тоже, – ответила она. – Но это не спасает.

Она допила свой виски.

– Ну ладно. Разбитое сердце не так уж плохо для писателя, – продолжала она. – Я даже послала ему свою поэму. – Она подняла свой стакан. – Под воздействием вот этого.

И она продекламировала мне последнее четверостишье:

– Я не знаю тебя и никогда не знала.

Но к тебе рвется мое сердце,

Когда солнечный луч

Спицей пронзает мрак севера!

Я не знала, что сказать. Но Алисе это, похоже, было не важно: она сейчас находилась далеко, со своими феями и демонами. «Подвыпил человек», – сказала бы о ней бабушка Майра.

Однако при этом она была достаточно трезва, чтобы вручить мне конверт с деньгами и подписать экземпляр своей книги.

Позднее тем же вечером я листала ее «Героев и королев» в поисках главы про Маэву, когда в голову вдруг пришла мысль: почему бы мне разом не забыть обо всех этих особах королевской крови? Про старую ирландскую знать и про новую тоже? Американцы совершенно не страдают по разным королям и королевам. И если хочется приобщиться к каким-то книжным персонажам, мы идем в кино. Я представила Мод, играющую в пьесе Йейтса «Графиня Кэтлин» и изображающую Ирландию королевой. Но почему не показать ее обычной женщиной? А Джон Куинн? Его куда приспособить? У всех этих женщин просто очень богатое воображение. Но какая подборка!

Ну вот. Дело сделано. Я положила последние десять тысяч франков на свой счет и попросила балансовую выписку. Я ожидала, что управляющий поздравит меня, но он совершенно прозаично открыл папку и достал оттуда лист бумаги.

– Пятьдесят тысяч сто сорок девять франков, – сказал он.

И тут началось самое сложное.

– Пожалуйста, я бы хотела перевести это в доллары, – сказала я и принялась объяснять ему, что покупаю дом в Чикаго, поэтому мне нужно послать долларовый чек.

Однако служащий меня не слушал. Он просто улыбнулся, вызвал свою секретаршу, и через десять минут я получила банковский переводной вексель – на десять тысяч долларов! Фантастика.

Однако снаружи меня уже поджидала злая фея. День стоял ненастный, и улицу Сен-Оноре заполнили раскрытые зонтики.

«Слушай, почему бы тебе просто не уехать? – начала фея. – И оставить всю эту ерунду за спиной. В Италии сейчас вовсю сияет солнце – в Испании, кстати, тоже. Ты ведь всегда хотела побывать в Гранаде, не так ли?»

Но я резко отвернулась от нее. Чтобы я предала дело? Никогда! Я сейчас была одной из них, женщин революции! И я жутко гордилась собой, когда вручала вексель отцу Кевину.

– Вот, – сказала я. – Я выполнила свою миссию.

– Замечательно! – похвалил меня он. – С учетом того, что привезет Питер, у нас будет больше чем достаточно.

– Он все-таки продал тот фрагмент? – спросила я. – Так он возвращается?

– Ничего определенного пока, но я получил записку от одного священника из Левена. Очень короткую. «Приготовьте комнату профессора. Ее нужно освежить».

– Я займусь этим, – тут же предложила я.

– Вы не можете этого сделать, Нора. Женщин на верхние этажи не пускают, за исключением прислуги, – пояснил он.

– Вот как, – сказала я.

Думаю, в преодолении некоторых преград женщинам не поможет даже поэтичность.

– Теперь необходимо передать деньги нашему агенту в Страсбурге.

– Вот как, – повторила я.

– А Страсбург – это как раз то место, которое так часто посещают американские туристы, – развивал он свою мысль. – Место, которое человеку вроде вас стоило бы посмотреть.

– Да, я действительно хотела бы побывать в Страсбурге. Это родина мадам Симон… – Я вдруг осеклась. – Так вы хотите, чтобы деньги туда доставила я?