Мэри Келли - Ирландское сердце

Я произнесла нечто такое, что у француженок должно было бы звучать как «C’est la vie». Ох… Пронесло.

Через две недели появилась моя новая клиентка. Мы встретились с ней в Пантеоне. От мадам Симон лучше было держаться подальше.

– Добрый день. Я – Алиса Миллиган, – представилась она.

Задерживаться в Пантеоне Алиса не захотела.

– Тут неподалеку есть одна церковь, которую я хотела бы посетить. На улице Карм.

– Я знаю ее, – откликнулась я.

Питер водил меня туда вместе со своими студентами.

– Эта церковь раньше была часовней Ирландского колледжа, – сообщила ей я.

– Тогда вам должно быть понятно, почему я хочу ее посетить, – сказала Алиса. – Видите ли, я сама из графства Тирон. «Тир Оуэн» – земля предводителя Оуэна.

– Конечно, – кивнула я, хотя и не очень понимала, что все это значит.

Питер что-то рассказывал нам о том, что эта церковь была местом, где вероисповедовались сосланные вожди ирландских кланов, но я слушала невнимательно. Была занята тем, что перешептывалась с Мэй Квинливан в задних рядах.

Алиса Миллиган рассказала мне, что верит, будто в этой маленькой церкви похоронены два таких предводителя – клана О’Нейллов и клана О’Доннеллов. Сейчас она носила имя Святого Ефрема и принадлежала к сирийским католикам. Алиса сказала, что здесь встречаются члены очень консервативной католической организации.

– Роялисты, – уточнила она.

– А французы правда верят, что вернут себе короля? – поинтересовалась я.

Она пожала плечами, а я вспомнила про Мильвуа.

В тот день в церкви не было собраний. Она пустовала. Сквозь запыленную стеклянную крышу пробивался тусклый солнечный свет. Все выглядело очень уныло.

Ирландские священники выбрали для своей новой часовни хорошее оформление – витраж с изображением Агнца Божьего. Алиса взяла меня за руку и потянула в дальний конец святилища, где из стены выступали две каменные плиты.

– Вот их могилы, – сказала она.

Алиса встала на колени и положила обе ладони на одно из надгробий. В скудном освещении виднелись гаэльские письмена, стертые буквы, вырезанные в камне. Она закрыла глаза.

– Представьте, им пришлось оставить все, что они когда-то любили. И даже кости их не могут упокоиться в ирландской земле. Помолитесь за нас, Нора. Помолитесь за нашу победу. Ирландия не может терпеть появления новых изгнанников.

Она надолго замерла на месте, а я тем временем думала: она совсем другая, не похожа на знакомых мне ирландских революционерок. Нет в ней ни театральности Мод, ни нахальной смелости Констанции Маркевич. Ни самоуверенности рожденной быть богатой Молли Чайлдерс или талантов мирового масштаба, которые демонстрирует Алиса Стопфорд Грин. Кстати, она прислала мне подписанный экземпляр своей книжки «Создание Ирландии и ее уничтожение» с запиской: «Как видите, мой издатель – Макмиллан; тот самый, который издавал Томаса Гарди и Льюиса Кэрролла – такой круг интересов очень радует. Братья Макмилланы сами родом с Аранских островов в Шотландии. Какие родственные души!»

Может быть, эта впечатляющая Алиса Стопфорд Грин проводит параллели между собой и Алисой в Стране чудес? Демонстрирует так свое чувство юмора?

А эта Алиса не смеялась, когда мы наконец вышли из церкви и двинулись по улице Карм. Она мне кого-то напоминала, но кого? Она была из Тирона, как и Мэй Квинливан, и в обеих чувствовалась какая-то спокойная суровость. Женщины Ольстера. Возможно, Мэй более… нормальная, что ли. Эта Алиса, конечно, католичка. Хотя она рассказывала мне, что ее отец был методистским священником.

Я украдкой поглядывала на Алису Миллиган. Мелкие черты лица, благопристойная прическа, неброская одежда, прошлое в семье протестантского священнослужителя. И тут я поняла.

– Джейн Эйр! – вырвалось у меня, причем так громко, что Алиса остановилась.

– Что, простите? – спросила она.

– Хм-м… Я хотела сказать, читали ли вы «Джейн Эйр»?

– Конечно, – ответила она.

– Ах, я тоже читала.

Она подозрительно посмотрела на меня. Видимо, она думала: кто эта ненормальная? Но сейчас эта связь казалась мне очевидной – это Джейн Эйр после смерти Рочестера[124]. Я обожала эту книгу, которую мы обнаружили с Розой и Мейм и делили между собой. Это было совсем не то, что мы читали на уроках литературы у сестры Вероники. А еще мы обожали фильм. Для нас поход в кино был настоящим приключением, но еще более захватывающим было видеть на экране историю, которую мы хорошо знали.

Иногда мне казалось, что я запала на Тома Макшейна потому, что рисовала его себе эдаким мистером Рочестером. В темноте кинотеатра мне хотелось, чтобы он был слепым и потерял одну руку, и тогда мы были бы счастливы с ним вместе, как герои романа.

Алиса Маллиган не очень походила на молодую Джейн. Скорее напоминала пожилую женщину, которой та, вероятно, стала с годами. И теперь она рассуждала о сестрах Бронте.

– Они родом из графства Даун, – сказала она. – В жилах у них ольстерская кровь. Их отец, Патрик, был членом организации «Объединенные ирландцы» в 1798 году.

О боже, а сама-то она к какой группировке относится? К Ирландской гражданской армии, Ирландским волонтерам, Ирландскому революционному братству или же к Фенианскому братству? Но спрашивать об этом у нее мне не хотелось.

Однако она объяснила сама:

– Многие северяне примкнули к восстанию из-за того, что возглавляли его пресвитерианцы.

Восстание. Это должно было мне о чем-то сказать. Но Ирландию столько раз накрывало волной разных восстаний. Я знала о них по пикникам «Клан на Гаэль» и рассказам дедушки Патрика. Их подавляли. Их предавали. Но они всегда возвращались.

Алиса продолжала:

– Их газета, «Северная звезда», вдохновила нас с Анной Джонсон начать издавать «Северный патриот» и «Shan Van Vocht».

Теперь она меня окончательно запутала, и в конце концов я вынуждена была признаться ей:

– Вы знаете историю Ирландии в мельчайших подробностях. Но я-то – нет.

Внезапно она превратилась в наставницу, какой я ее себе и представляла.

– Давайте найдем какое-нибудь кафе или ресторан, и я вам все объясню.

– Давайте! – воодушевленно согласилась я и повела ее по одной узкой улочке – Лано.

Там было пустынно – наступила вторая половина дня, время déjeuner уже закончилось. За нами никто не шел. Слава богу.

Я как попугай повторяла немного из того, что запомнила по экскурсиям Питера.

– Раньше она называлась улицей Мон-Сен-Илер, – рассказала я Алисе. – Пятьсот лет назад на этой улице располагалось четырнадцать книжных лавок. Здесь же было средневековое аббатство. Питер… в смысле, профессор Кили… считает, что этот ресторан находится там, где когда-то стояли древнеримские купальни, – продолжала я, когда мы с ней зашли в каменное здание.

Конечно, когда мы устроились у громадного каменного камина, она была возбуждена и, наверное, думала, что, может быть, в этом cave à vin[125] выпивал сам О’Нейлл.

– Боже правый, – ахнула она. – Я бы сказала, что очаг этот относится к тринадцатому веку.

Официант объяснил нам, что ресторан совсем недавно купили три актера. Потом он добавил, что раньше он назывался Puit Certain – «Родник Сертена», в честь аббата местного монастыря.

– Но мы называем его уже Le Coupe Chou, – заявил он.

По нашим лицам он увидел, что мы не понимаем.

– Так называется бритва брадобрея.

Он жестами изобразил, что бреется.

– Скорее похоже на тесак для рубки капусты, – уточнил он. – В Средние века здесь была парикмахерская. Хотя ходили слухи, что хозяин не только брил, но порой и того… – Официант чикнул воображаемой бритвой себе по горлу.

– Еще поговаривают, что тела клиентов отправлялись в мясную лавку на другой стороне улицы на колбасу. Впрочем, подобные байки рассказывают о многих брадобреях, – закончил он.

– Ничего себе, – испуганно прошептала я.

Алиса даже не дрогнула, и я не знала, с чем это связано – с ее несгибаемым революционным духом или со слабым французским. Официант согласился принести нам по café-créme[126] и пирожному «Наполеон», и она начала свою лекцию. На всякий случай я поглядывала на дверь, но там никого не было.

– «Объединенных ирландцев» основал Вольф Тон, – сказала она.

Слава богу, на это я могла честно сказать:

– Я про него слышала.

– Они боролись за эмансипацию католиков, хотя сам он принадлежал к Церкви Ирландии, а остальные лидеры были северными пресвитерианцами. А также методистами, как, например, моя семья, – добавила она.

– А сами католики в этом участвовали? – спросила я.

– Конечно. Было такое секретное общество католиков-крестьян – «Защитники», – которое присоединилось ко всем остальным. Они задавались вопросом, почему бы и в Ирландии не устроить революцию. Наполеон должен был прислать войска, чтобы поддержать нас.

– Погодите, – остановила ее я. – В этой части мне кое-что известно. Я слышала рассказы своего дедушки Патрика про «год французов», про высадку в Мейо. Он еще говорил: «Слишком мало и слишком поздно».

– И был прав, – согласилась она. – Сельское население действительно поднялось на бунт, но французов было мало, а на подавление бросили тучи английских солдат. Французов отослали по домам, а ирландцы висели на каждом дереве.

Я с тяжелым вздохом кивнула, и мы дружно откусили по кусочку «Наполеона».

– Выходит, еще одна неудача, – заметила я, – как и с забастовкой в Дублине.

– Тем не менее их отвага продолжает вдохновлять народ.

И она своим мягким сопрано запела:

Я присоединилась к ней. Слова я знала, а в кружке хорового пения в школе Святого Ксавье у меня был лучший альт. Я подхватила мелодию на строчке «Но настоящий мужчина, как ты, приятель, наполнит свой стакан вместе с нами».