– Нечто подобное я видела в ирландской деревне в Чикаго во время Всемирной выставки, – вспомнила я. – Моя бабушка Онора повела нас посмотреть на одну рукопись, защищенную стеклом. Похоже, очень ценную. Боюсь, я тогда не очень внимательно ее рассмотрела. Торопилась быстрее попасть на Чертово колесо.

Питер пододвинул свечу ближе, чтобы мне было лучше видно.

– Эта страница стоит целое состояние, – шепнул он.

– Какая красивая, – восхитилась я.

Я держала руки над перечнем имен женщин Келли и чувствовала странное покалывание в кончиках пальцев. Я осторожно прикоснулась к одному из имен.

– И это все мои прапра– и еще много раз прабабушки? – спросила я.

– В каком-то смысле да, – ответил Питер.

– Жаль, что этого не видит миссис Адамс, – сказала я и попыталась поведать им о дне, проведенном с ней.

Но объяснять подробно не было нужды.

– Что тут скажешь? Англичане хотят видеть в нас грубых дикарей. В их глазах это оправдывает то, что они украли нашу землю и убивали наш народ десятками тысяч, – сказал отец Кевин.

– И даже миллионами, если учитывать Великий голод, – вставил Питер.

– Конечно, мы просто обязаны это учитывать, – согласился отец Кевин.

– И тем не менее мы живы, – подытожила я.

– Хотя и были загнаны на грань вымирания, – подтвердил Питер. – И битва еще не окончена.

Он взял страницу обеими руками.

– Когда вождь вел свой клан против врага, священную книгу племени поднимали вверх, как боевое знамя, – рассказал он. – А иногда в качестве такого штандарта выступал священный посох.

– Да, да, – радостно подхватила я. – Я знаю! У моего дедушки Патрика был такой золоченый посох. Погодите-ка. Он принадлежал одному святому из рода Келли. Греллану, кажется. И Патрик брал его с собой в бой после Гражданской войны, когда фении вторглись в Канаду.

Питер буквально подскочил на месте.

– Посох святого Греллана? Но он ведь был утерян! – воскликнул он.

– Нет, он сейчас в старой церкви Святого Патрика. Это на углу Дес-Плейнс и… – Я умолкла и захохотала. – …И Адамс-стрит! Эта церковь находится в Чикаго на Адамс-стрит! Мне следовало рассказать этой миссис Адамс про витражи у Святого Патрика и про стены с узорами вроде этих, – указала я на страницу.

Я схватила Питера за руку и силой усадила его на стул.

– Вы должны просветить меня. Пожалуйста, – попросила я и осторожно коснулась страницы. – Это ведь и мое наследие.

Питер отодвинулся.

Проклятье. Я снова поставила себя в глупое положение! Питер был в смятении, он и так достаточно нервничал из-за того, что сказал отец ректор, а тут еще я накинулась на него. Но мне действительно очень хотелось узнать больше и вернуть утраченное.

Внезапно вмешался отец Кевин:

– Да, это ваше наследие, конечно. А до Рождества еще столько долгих и спокойных дней. Питер сможет стать вашим наставником в этом вопросе, верно, профессор?

Здесь? В библиотеке? Отец ректор никогда не согласится на это.

Но Питер кивнул – чудеса да и только!

– Мы можем начать с понедельника, – сказал он.

– Вот и хорошо, – подхватил отец Кевин. – А сейчас – в гостиную, выпьем горячего чая, а лучше – подогретого виски. Uisce beatha – вода жизни, – чтобы поднять тост за Келли.

Так мы и сделали.

Я предложила заплатить Питеру, но он замахал руками еще до того, как я договорила. И слава богу, потому что денег у меня было в обрез: хватало ровно на то, чтобы заплатить за квартиру, а это семьдесят пять франков, да купить на месяц еды и угля – еще тридцать пять.

Питер принес в гостиную кое-какие книги. Это были переводы «Táin» – ирландской «Одиссеи» и «Илиады», по его словам. Только главным героем здесь была женщина, королева Маэва, ведшая за собой войска и выбиравшая любовников. В школе Святого Ксавье нам о ней ничего не рассказывали. Питер сказал, что в этом эпосе говорится о ее вылазке за скотом. Маэве нужен бык, чтобы ее собственность соответствовала собственности ее мужа. А бык находился в Ольстере. Питер начал расхаживать по гостиной, описывая, как могущественная Маэва ехала на боевой колеснице впереди своей армии. Некоторые строки он даже пел. Я не удержалась и зааплодировала. Питер тут же остановился.

– Хорошо, увидимся завтра, – быстро произнесла я, взяла книги и ушла.

* * *

В этот вечер я устроилась в своей уютной комнате с окнами, выходящими на площадь Вогезов, с книгами и бокалом «Божоле» у жаркого камина. Почему бы ученому не заняться своими исследованиями в комфорте? Возможно, завтра я прихвачу с собой бутылочку вина, чтобы разделить ее с Питером. А теперь – за чтение.

Начала я с «Táin» в переводе Уинифред Фарадей. Но следить за повествованием было трудно. И оказалось, это вовсе не так увлекательно, как в исполнении расхаживающего туда-сюда Питера с его декламированием и пением. В этом парне таился огонь.

Под руководством Уинифред я следовала за Маэвой и ее войском, которые направлялись в Ольстер за быком. И тут появился местный народ. Только вот армии не сталкивались между собой в ожесточенном сражении. Каждый воин выбрал себе противника и дрался с ним один на один. Очень цивилизованно. Хотя один из парней, Кучулан, оказался одержимым в пылу сражения и крушил всех подряд.

Я пролистала в конец, чтобы узнать, чем все это закончилось. В финальном бою Кучулан сразился со своим приемным братом Фердиа. Это место Уинифред снабдила ссылкой с объяснением, что знатные семьи Ирландии посылали своих детей на воспитание в другие уважаемые семьи для образования альянсов.

Бились они до смерти – до смерти Фердиа. Дальше следовала куча стихов, в которых Кучулан горестно причитал из-за кончины своего приемного брата. Грустная картина.

Я закрыла книгу. Интересно, стал бы убиваться Тим Макшейн над моим мертвым телом, когда ярость его улеглась бы? Сколько тысяч лет этой истории? А что теперь? Король Англии, кайзер Германии и русский царь – все кузены. Неужто и они вцепятся друг другу в глотки, как когда-то Кучулан и Фердиа?

На нашем занятии Питер снова извлек страничку с фрагментом о Келли.

Питер, бесспорно, был очень привлекательным мужчиной. Он так сосредоточился на этой странице, что я могла наблюдать за ним незаметно. Я подвинула руку ближе к его ладони.

– Обратите внимание, Нора, – сказал он.

Горбатые буквы в манускрипте по-приятельски жались друг к другу. На мгновение я почувствовала себя первоклассницей, старающейся написать для нашей учительницы сестры Мэри Мэтью строчку буквы «А» – заглавной и строчной, потом то же с «В», «С» и дальше весь алфавит. Эти буквы были для меня как люди, они были живые. «А» – это отец, кругленькая «В» – мать, а маленькие «а» и «b» – их детки, поэтому я разместила их вместе, а потом еще пригласила их кузенов «С» и «D», соседей «Е» и «F» и так далее, пока моя страничка не превратилась в веселую мешанину.

Сестра Мэри Мэтью была недовольна. Как такая умная девочка, как я, может быть столь неорганизованной? Только к третьему классу я увидела, что буквы должны лишаться своей индивидуальности ради слова, должны подчиняться правилам, соответствовать им, а слова – служить интересам повествования.

Но эти буквы были свободными и живыми – они вовсе не были одинаковыми. Я представила писца, который рисовал их, делая каждую уникальной.

Я сказала об этом Питеру и указала на змею, обвившую заглавную букву «Р».

– Хорошее наблюдение, – похвалил он. – У каждого писца был индивидуальный стиль. Некоторые из них писали на полях, комментировали погоду например. Встречаются там даже стихи.

Он рассказал, как посещал одно аббатство в Австрии и изучал там древний романский манускрипт, в котором было стихотворение на древнеирландском. Один монах в девятом веке написал про своего кота, которого звали Pangur Bán.

– Кот ловит мышей так же, как монах ловит слова, – сказал Питер.

Он поднял руку, схватил воображаемую мышь, а затем сжал ее в кулаке. Движения его были столь быстрыми и внезапными, что я невольно вскрикнула.

– Я не хотел вас напугать, – извинился он.

Я успокаивающе похлопала его по руке.

– Все в порядке, – сказала я, но была готова поклясться, что он, опустив глаза, смотрел на мою руку, и мне не хотелось убирать свои пальцы.

Но я отняла ладонь. У Питера была мускулистая рука.

– А другой монах нарисовал собаку, – выдохнул он.

– Что?

Я думала о том, какой он, должно быть, сильный, несмотря на свою стройность.

– В вашем манускрипте о Келли есть очень реалистичный набросок собаки с длинным хвостом.

– Где? – откликнулась я и так низко наклонилась над листом пергамента, что коснулась Питера плечом.

– Не здесь, – ответил он. – «Книга Уи-Майне, Книга О’Келли» находится в Королевской ирландской библиотеке в Дублине. Однажды мне было разрешено изучить ее.

– Однажды?! Господи, а я-то думала, что вы хотели бы основательно покорпеть над нею.

– Конечно, хотел бы. Но я не член библиотеки – ничего не попишешь.

– А почему вы не член?

– Стоит это слишком дорого, да они и не приветствуют у себя католиков.

– Что? Кто это «они»?

– Администрация. Возглавляемая лордом… Не помню, как там его.

– Но это возмутительно! Это же книга Келли!

– Ситуация со всеми древними манускриптами такая же. Изумительная «Книга Келлов», например, одно из величайших в мире произведений искусства, а мне удалось увидеть всего одну ее страницу.

– Но, Питер, разве не католические монахи переписывали все эти чертовы штуки?

Теперь я еще и обидела его своими словами. Но он лишь покачал головой, а потом кивнул:

– Да, это сделали они.

– Так в чем же дело?

– Большинство великих книг Ирландии были повреждены. Солдаты Кромвеля вытирали их страницами свои сапоги. Сохраняя некоторые из них, монахи и семьи вроде вашей рисковали своими жизнями. Другие были украдены, однако воры эти, по крайней мере, оказались достаточно разумными, чтобы продать их таким заведениям, как Британский музей или Королевская Ирландская академия, хотя там их по-прежнему прячут от людей.