Вероятно, все это было правдой, но мне хотелось вступиться за немцев – хотя бы ради Милуоки и его пива, ради матери моего кузена Эда, тети Нелли, и ее сестры тети Кейт вместе с их отцом-немцем. В детстве, когда мы собирались на Рождество у тети Нелли и дяди Стива, я слушала, как он играет на скрипке «Тихую ночь». Весь наш клан, десятки Келли, плясал под огромным рождественским деревом – сосной из северных лесов Висконсина, увешанной бусами из попкорна и клюквы, которые я помогала нанизывать. Свечки на зеленых ветвях, и Генриетта, зудящая об опасностях, которые таит в себе открытый огонь. Я не могла думать о доме. Это было слишком грустно.

Я рассказала миссис Адамс, что впервые рождественское дерево привез в Англию муж королевы Виктории, принц Альберт, немец, да и сама она наверняка знала в Бостоне некоторых немцев, не обязательно рвущихся все рушить и разорять.

Но она не слушала меня. Вместо этого уставилась на двух тепло укутанных маленьких парижан.

– Эти дети чем-то больны? У них такие красные щеки.

Опять двадцать пять.

На следующем лотке были разложены нарисованные от руки поздравления с Рождеством. Я остановилась.

Я все еще боялась писать домой. Тим Макшейн мог преследовать Розу и Мейм. Мне казалось, будет лучше, если они смогут честно сказать ему, что не связывались со мной. И все же я купила пять открыток.

Миссис Адамс следила за тем, как во время нашего чаепития в «Ритц» я спешно подписывала каждую из них. Я была рада, что помню все адреса. Мейм и Майку, Розе и Джону, Эду и его семье, Мэри и моей семье в Бриджпорте. На последней я написала: «Вниманию Агнеллы Келли, монастырь благотворительного ордена Сестер Пресвятой Девы Марии, Дубьюк, штат Айова», хотя, вероятно, у Аг теперь было другое имя, церковное.

Я попросила миссис Адамс отослать эти открытки из Бостона. Так было безопаснее. Ни обратного адреса. Ни штампа парижской почты.

– Хорошо, – согласилась она, просматривая конверты, и вдруг воскликнула: – О! – Она замерла. – Боже мой, это адресовано в монастырь! Что ж, тогда, думаю, я могу отнести их в центральное почтовое отделение.

– Где вас никто не знает?

– Да.

Миссис Адамс внезапно стала очень дружелюбной и начала рассказывать о своей горничной Бриди, ирландке, но не типичной. Большая чистюля. И работящая! Купила домик для своей семьи в Виски-Поинт в Бруклине, но по-прежнему живет у них.

– Полагаю, у нее куча детей, но она ставит свой долг по отношению ко мне превыше всего. А я позволяю ей навещать близких по воскресеньям, – закончила миссис Адамс.

Я очень обрадовалась, когда в пять часов мы с миссис Адамс наконец расстались. Уже совсем стемнело. Было слишком поздно, чтобы возвращаться в студию мадам Симон с долей из полученных от миссис Адамс двадцати франков. Вдруг я вспомнила, что отец Кевин простудился. На мессе в прошлое воскресенье он ужасно чихал и кашлял. Понесу-ка ему угощение, а если вдруг столкнусь там с Питером Кили, что ж…

– Спасибо, Нора, – поблагодарил отец Кевин, когда мы сидели в приемной колледжа сразу перед входом, ели печенье «Мадлен» и пили присланный из Ирландии чай «Берри».

В первые дни Питер был намного приветливее, а теперь… Я раздумывала, стоит ли мне поговорить о нем с отцом Кевином?

– Вкусно, – сказал отец Кевин. – Господь, может, и хочет, чтобы мы воздерживались от брака, но не может же он, в самом-то деле, ожидать от человека, что он откажется от чашки приличного чая?

Он поворошил уголь в небольшом очаге.

– Он не может нагреть это место. Эти каменные стены, – вздохнул он. – Я вот о чем подумал. Ведь Иисус, Авраам и Магомет были народом из пустыни, из краев с теплым климатом. Может быть, легче быть высоко духовным, когда тебе тепло, как считаете?

Я засмеялась.

– Ну, не знаю. В Чикаго холоднее, чем тут, – ответила я. – Наверное, прямо сейчас там снега по колено.

– В Ирландии снега не так много, – подхватил он. – Но такая сырость! Что нам нужно там, так это добрая порция торфа. Ничто не сравнится с запахом горящего в очаге торфа, который пропитывает ломоть белого хлеба, щедро намазанного маслом.

– Вы скучаете по Ирландии, – констатировала я.

– Я скучаю по своему Донеголу, – ответил он. – А вы тоскуете по Чикаго?

Я кивнула:

– Тяжело в это время года. На Рождество.

– Вы должны присоединиться к нам на всенощной мессе, а потом немного перекусим, – пригласил отец Кевин.

– Спасибо. Я бы с удовольствием.

– Слушайте, а ведь тут остается еще печенье, – заметил он.

– Это для остальных, – пояснила я.

– Питер Кили трудится в библиотеке. Наверное, он тоже не отказался бы. – Пауза. – Если не возражаете, конечно.

– Конечно не возражаю, – откликнулась я.

Отец Кевин видел меня насквозь.

Я последовала за ним по темному коридору. В колледже было электричество, но здесь висело всего несколько голых лампочек. Мы свернули за угол. Послышалось шуршанье сутаны, и к нам начала приближаться высокая тень.

– Добрый вечер, отец ректор, – поздоровался отец Кевин.

Ректор был мужчиной крепкого телосложения и намного моложе отца Кевина.

Квадратное лицо, темные пряди в седых волосах. Он скорее походил на фермера, чем на ученого мужа. Я никогда с ним не беседовала. На чай в гостиную после мессы он не приходил.

– Вы знакомы с Норой Келли, отче? – спросил отец Кевин. – Она из нашей воскресной паствы.

Ректор кивнул мне и обратился к отцу Кевину:

– Но мы ведь встречаемся с посетителями в нашей приемной, не так ли, святой отец?

– Мы идем в библиотеку. На улице слишком холодно, – объяснил отец Кевин.

Ректор посмотрел на открытую коробку с печеньем у меня в руках.

– Еда в библиотеку? – спросил он.

– Это для профессора Кили, перекусить, – ответил отец Кевин.

– Так это та самая женщина? Я говорил с Кили о ней, – сказал ректор, а затем обернулся ко мне. – Профессору Кили нельзя отвлекаться на внешние воздействия. Мы выделили ему часть наших и без того ограниченных ресурсов, так что…

Пока он разглагольствовал, я думала, как бы побыстрее отсюда выбраться. Неудивительно, что Питер так насторожен, – его предупредил насчет меня босс. Поразительно, что он вообще приходил на мои туры.

– Я лучше пойду, отец Кевин, – сказала я, но он взял меня за руку.

– Погодите, отец ректор. Вы сегодня не так великодушны, как обычно. А Нора – одна из наших благотворителей. Вы часто говорите о необходимости контактов с ирландцами в Америке. Как вы выразились? «Хорошо бы сунуться нашим рылом в их корыто». Метафора из вашей юности, полагаю.

После этих слов ректор быстро ушел, но я сомневалась.

– Меньше всего на свете мне хотелось бы навлечь на Питера неприятности, – сказала я.

– Не обращайте внимания на отца ректора и его старорежимные замашки. Он – человек с ограниченным воображением, как и многие бюрократы, – ответил отец Кевин.

Я последовала за ним в библиотеку, где на вытянувшихся от пола до потолка полках выстроились книги в кожаных переплетах.

– Это наше наследие, – сказал отец Кевин. – Дар Ирландии остальному миру.

Питера в библиотеке не было видно, но отец Кевин указал на полоску света, пробивающуюся из-под двери между двумя книжными шкафами:

– Он в подвале.

Вначале я увидела только контур Питера. Помещение освещали лишь две свечи в закрытых стеклом лампах, стоящих на столе.

Он обернулся.

– Ох, – вырвалось у него, и он покачал головой.

– Мы помешали вам, – сказала я, – простите…

– Да нет, просто… Меня унесло далеко-далеко отсюда, на тысячу лет назад. Кажется, я сделал потрясающее открытие. Взгляните.

Мы придвинулись ближе к нему, а он подвинул к нам кусок пергамента.

– Я нашел это в обложке издания «Анналов Четырех Мастеров», – взволнованно прошептал он. – Просто заметил там вздутие. Полагаю, это страница из «Книги Уи-Майне», из оригинальной рукописи.

– Это и есть ваша книга, Нора, – сказал мне отец Кевин.

– История рода О’Келли, составленная епископом Келли, одним из вашего клана, – подтвердил Питер.

– А когда? – поинтересовался отец Кевин.

– Примерно в начале пятнадцатого века. То были времена, когда представители знатных фамилий нанимали писцов – из монахов, – чтобы записать свою генеалогию, – пояснил Питер. – И скопировать материал из более ранних манускриптов, чтобы у клана была своя «Книга Ирландии».

– Так мы – знатная фамилия? – уточнила я.

– Одна из самых знатных, – кивнул отец Кевин.

– Ух ты! – вырвалось у меня.

– Писцы добавляли кое-что из более ранних «Книг Ирландии», которые сами являлись компиляцией отрывков из рукописей, датированных вплоть до восьмого века, – рассказал Питер. – А первоначальные сведения, естественно, поступали из устных источников, корни которых уходят вглубь тысячелетий.

Видимо, я выглядела сбитой с толку, потому что Питер добавил:

– Понимаю, информации слишком много, чтобы усвоить все сразу, но вам эта страничка может быть действительно интересна, потому что она из An Banshenchas.

– «В похвалу знаменитых женщин», – перевел для меня отец Кевин. – Это список героинь из клана Келли.

– Девственницы и мученицы, подозреваю, – предположила я.

– Вовсе нет, – возразил отец Кевин. – Это ирландские женщины, а не святые, избранные католической церковью.

– Они были преимущественно женами вождей, – вставил Питер. – Причем некоторые были замужем даже не за одним вождем.

– А когда овдовели, ушли в монастырь? – спросила я.

– Отнюдь, – сказал отец Кевин. – В давние времена ирландская церковь уважала независимых женщин, о чем неплохо бы не забывать кое-кому из нынешних клерикалов.

Питер его не слушал, он подвинул страницу ко мне. Буквы на ней были скорее нарисованы, чем написаны, и некоторые из них украшали головы животных. Здесь была масса кругов и спиралей, переплетающихся линий.