Сегодня вечером состоится открытие Слета ирландской нации.

– С обеих сторон будут только большие шишки, – сказал он.

– Майкл Коллинз и правительство выбрали четверых кандидатов и попросили Дева как главу оппозиции тоже прислать четверых. В их число вошли графиня Маркевич и Мэри Максуини, – рассказала Мэй.

Все женщины в Дойле проголосовали против договора и вместе с де Валера вышли из его состава, что казалось мне ошибкой. Что было бы, например, если бы олдермен в Чикаго покинул городской совет, если бы голосование оказалось не в его пользу?

И все-таки Сирил полагал, что противоборствующие стороны попытаются использовать Слет нации, чтобы заключить сделку.

– Будет много причитаний и топанья ногами, но потом Мик и Дев выработают какое-то общее решение. Должны выработать, – считал Сирил.

Мы присоединились к толпе делегатов, которые двигались в сторону танцевального зала. В основном это были мужчины, но среди них и немало женщин. Каждая группа собиралась под одним из примерно дюжины флагов. Я увидела Австралию, Аргентину, Бразилию, Канаду, Чили и даже Тасманию. Представлены также были Южная Африка, Индия, Франция, разумеется, Швейцария, Германия, Италия, Португалия и Испания. Большие толпы собрались около стягов Англии и Шотландии, и почти столько же делегатов было от Соединенных Штатов. В их секции написанные от руки таблички выделяли Нью-Йорк, Бостон, Филадельфию и Сан-Франциско. А вот и табличка Чикаго, вокруг которой собралось с десяток человек. Слава богу, я никого из них не узнала. Я отправилась в сторону танцевального зала и нашла графиню с герцогиней.

Мы соорудили нечто вроде трона для О’Доннелла, герцога Тетуанского, задрапировав кресло золотой парчой, на которой были вышиты ирландская арфа, листки клевера, герб клана О’Доннеллов, а также собственный испанский геральдический щит герцога. Я отговорила герцогиню от того, чтобы ливрейный лакей надевал напудренный парик, но тот и без этого выглядел очень величественно в своем кружевном жабо и парчовых бриджах. Он будет представлять герцогу каждую делегацию.

Вошел герцог. Мужчина он был массивный, и я услышала скрип, когда он водрузил свое тело на относительно хрупкое кресло.

Первыми к нему подошли герцогиня и графиня. Плавным отточенным движением они присели в реверансе, и многие женщины попытались это повторить. Мужчины ограничились полупоклоном. Герцог каждой из них сказал несколько слов на испанском, а священник из Ирландского колледжа переводил.

Имон де Валера не дождался официального представления лакеем, а сразу направился к герцогу.

– Я Имон де Валера, президент Республики Ирландия, – представился он.

Герцог встал.

– А я – герцог Тетуанский из рода О’Доннеллов, – сказал он по-английски с заметным акцентом.

Из них двоих де Валера больше походил на царственную особу: он был на целый фут выше герцога, и внешность у него была очень испанская – черные глаза и волосы, римский нос.

– Этот человек невоспитан, – сказала мне герцогиня. – И понятия не имеет, что такое официальный протокол.

«Но точно знает, что делает», – подумала я. Республика Ирландия. Не признает никаких титулов, кроме собственного, как мне показалось.

– Никаких поклонов и расшаркиваний со стороны Дева, – сказал кто-то у меня за спиной.

Я обернулась.

– А, bichon, – сказала я.

– Давно меня так не называли, – ответил Шон Макбрайд.

– Так вы делегат? – спросила я, имея в виду, что ему вряд ли больше восемнадцати.

– Я секретарь президента де Валера, – объяснил он.

Маминого роста он не достиг, но у него были ее глаза.

– Ваша мать здесь? А Констанция? – сыпала я вопросами.

– Они слишком республиканки, чтобы посещать это шоу, – сказал он.

Теперь герцог обратился ко всем собравшимся. Говорил он снова по-испански, а священник снова переводил. А далее де Валера встал прямо рядом с герцогом и начал разговаривать с ним на ирландском, который священник переводил на испанский.

Герцог кивал. Жестикулировал. И представил де Валера, который тут же повернулся к толпе и громким голосом произнес полноценную зажигательную речь – причем всю на ирландском языке. Когда же священник порывался начать переводить ее на английский, де Валера остановил его, резко мотнув головой. Этим он словно говорил: «Те, кто называет себя ирландцами, должны знать родной язык».

– Дев всегда был хорош в этом старом фокусе – показать свое превосходство, – сказал мне Сирил. – Настоящий мужик, стальные яйца. Вы посмотрите на парней Мика. Они просто кипят от злости.

Предполагалось, что на слете не будет политики. Что ирландцы выступят перед всем миром единым фронтом. С этим уже было покончено. После этой речи Шон взял меня за руку и вывел из зала в коридор.

– Послушайте, Нора, президент де Валера хочет устроить приватный ланч за пределами этой конференции, – сообщил мне он.

– Очень хорошо, – кивнула я.

– В общем, мы бы хотели, чтобы вы приняли нас у себя и приготовили еду, скажем, на четверых. Завтра. В обеденное время.

– Шон, моя квартирка крошечная, а что до приготовления еды… – начала я.

– Еда для Дева не важна. Но достаньте какое-нибудь приличное вино. На родине он – пионер-первопроходец, но на континенте любит вино. Вот. – Он передал мне пачку франков. – Итак, завтра, в час дня.

– А ваша мама будет?

– Никаких женщин, – ответил он. – Дело серьезное. И конфиденциальное.

– Как никаких женщин? Ради бога, Шон! Да что с вами всеми там будет без женщин?

– Нора, прошу вас. На нас уже смотрят.

Это действительно было так. Делегаты, выходящие после приема, оглядывались на нас.

– Ладно, мне жаль, что я вас попросил об этом, – сказал Шон. – Мы найдем какое-то другое место.

– Нет-нет. Все нормально, только не рассчитывайте на какой-то пышный пир.

Шон засмеялся, а затем, оглянувшись предварительно по сторонам, шепнул мне:

– Дев поддерживает контакт с Лиамом Мэллоузом. И после встречи я организую вам возможность поговорить с ним.

– Лиам Мэллоуз. Это человек, с которым был Питер.

– Тише, Нора. Итак, до завтра, – закончил Шон.

Я попросила Мэй помочь мне. Все, что я готовила на своей маленькой кухоньке до сих пор, – это исключительно омлеты. Легко Шону заявлять, что еда особого значения не имеет, но что бы сказали моя мама или бабушка Онора, если бы я не накормила президента Ирландии должным образом? Я попросила мадам Симон что-то посоветовать, дать какой-то рецепт.

– «Л’Импассе», – коротко ответила она.

Ну конечно! В итоге мы с Мэй притащили из ресторана ко мне домой котелок beef bourguignonne, сковородку жареной картошки с розмарином и большую миску с рататуем. А в кондитерской на углу я купила яблочный пирог.

– По крайней мере, кофе я могу сделать сама, – заявила я Мэй, когда мы с ней свалили еду на мою маленькую печку.

– Они наверняка захотят чая, – ответила та и достала банку с чаем «Барри».

Мы с Мэй сдвинули два моих небольших столика. Мадам Коллар одолжила нам также скатерти и столовое серебро. А я позаимствовала в ризнице Ирландского колледжа несколько свечей. В общем, мы были готовы.

Шон и де Валера приехали первыми. В де Валера угадывалось что-то очень клерикальное. Он был аскетичен, но к обету безбрачия отношения не имел. У него было шестеро детей.

Шон тогда сказал мне про приличное вино и сейчас, отхлебнув глоточек «Поммара», которое я ему налила, удовлетворенно кивнул. Я вручила бокал де Валера и наполнила его вином.

– Нора из Чикаго, – пояснил Шон президенту, подводя того к камину.

Де Валера, который, похоже, был очень не прочь согреться, просто кивнул и ничего не сказал.

Шон тем временем продолжал:

– Конечно, президенту больше знаком Нью-Йорк.

– Моя мать и ее семья жили недалеко от Нью-Йорка, когда только приехали в Америку, – сказала я.

Де Валера это, видимо, было неинтересно, но я все равно говорила дальше, чтобы хоть как-то заполнить молчание.

– В Нью-Джерси, – уточнила я, – это на другом берегу…

– Я знаю, где находится Нью-Джерси, – сказал де Валера. – Мои родители венчались в церкви Святого Патрика в Нью-Джерси.

– Да, тесен мир, – заметила я. – Моя тетя жила как раз в том приходе. Возможно, она даже знала ваших родителей.

– Она жива? – поинтересовался он.

– Моя тетя? Да, – ответила я.

– Запишите для меня ее имя, – обратился де Валера к Шону.

Тут голос подала Мэй:

– Моя семья тоже знает вас, мистер де Валера. На самом деле мы родичи Коллов из Брери.

– Как вас зовут? – спросил де Валера.

– Мэй Квинливан.

– Откуда вы?

– Ну, сейчас из Тирона. Мой отец был там директором школы, но его семья родом из Брери. Они рассказывали нам про вас, сэр. Как вы росли там, и все такое, – сказала Мэй.

– После того как отец президента умер, его мать отослала его к своим родителям, – пояснил мне Шон.

– Как могла одинокая женщина прокормить двухлетнего ребенка? – сказал де Валера. – Мой дядя Нед отвез меня обратно в Ирландию.

«Мои бабушки Онора и Майра вдвоем воспитали девятерых детей, – подумала я. – И сомневаюсь, чтобы они могли кого-то из них отослать назад в Ирландию. Просто не могу себе такого представить».

– Она жива? – спросила я.

– Жива, – ответил он. – Снова вышла замуж. Мой брат Томас был посвящен в церковный сан через два месяца после восстания.

– Мой папа говорит, что у них в округе всегда думали, что вы станете священником, – вставила Мэй.

Шон резко оборвал ее:

– А теперь, леди, я уверен, что вам есть чем заняться на кухне. Ланч состоится, как только прибудут гости президента.

Он взял нас с Мэй под руки и вывел из комнаты.

– Чего это он? – удивилась я, когда мы с ней выкладывали наше bourguignonne.

– Думаю, я что-то не то сказала, – предположила Мэй. – У де Валера были какие-то проблемы с поступлением в семинарию. – Она перешла на шепот. – Все священники должны быть… ну, вы понимаете… рождены в законном браке.