Я уже почему-то так привыкла к тому, что все встречающиеся мне ирландцы каким-то образом были связаны между собой, что искала и себя во всем этом хитросплетении. Поэтому сейчас я испытывала некоторое разочарование, и она почувствовала это.
– Думаю, если копнуть поглубже, то и у меня где-то найдутся родственники из Келли или Кили. Но моя фамилия Барнакл. Нора Барнакл.
– Я тоже Нора, – подхватила я. – Ну, точнее, первоначально была Онора.
– И я, – кивнула она, – но имя это казалось таким старомодным. Таким culchie.
– Culchie?
– Это значит «деревенский» – так нас называют городские, из Дублина. Но я постоянно вспоминаю слова Джима о том, что настоящая Ирландия находится на Западе.
– Джим – это ваш муж?
– Джеймс Джойс. Бога ради, вы обязаны были слышать о нем. Величайший в мире писатель, или скоро станет таковым.
В разговор вмешалась Алиса:
– Послушайте, Нора. Я бы не стала делать таких громких заявлений. На это звание претендует масса кандидатов.
– Могу пожелать им удачи, – категорично заявила Нора, – но никто не может соперничать с ним в ежедневном тяжком писательском труде, когда он пишет до тех пор, пока глаза не начинают отказывать ему. – Она повернулась к Мэй. – Но вы-то настоящая ирландка?
– Да, – кивнула Мэй. – Из графства Тирон.
– Мэй уже ждет место учительницы в местном женском монастыре, – сказала я.
– Много лет назад я была в монастыре Введения во храм в Голуэе, – вставила Нора.
– Были монахиней?
Тут Нора захохотала. Ее рот и нос взрывались потоком дивных звуков. Плечи сотрясались.
Раньше я никогда не верила, что смеяться можно до слез, однако сейчас Нора демонстрировала именно это.
Ее уже согнуло пополам, когда на кухню вошел мужчина – ее муж, как я догадалась. Высокий, очень худой, очки с толстыми линзами, темноволосый, в твидовом костюме.
– Нора, давай уже выбираться отсюда. Не могу больше выносить все это дерьмо. – Тут он увидел ее. – Что это с ней? – спросил он и повернулся к нам. – Припадок какой-то?
Нора выпрямилась.
– Я просто смеюсь, Джим.
Ему это не понравилось.
– Надеюсь, она не рассказывала вам один из своих анекдотов? Где в кульминации фигурирую я.
– Мы о тебе вообще не говорили, – успокоила его она. – Эту женщину тоже зовут Нора. И она поинтересовалась, не была ли я монашкой. Как тебе прекрасно известно, воспитывалась я далеко не монашкой, за что ты должен благодарить свою счастливую звезду. Иначе ты никогда бы не встретил горничную из «Финнс Хотел», которая подобрала тебя, идущего через парк Стивенс-Грин, и никогда бы не смог… Погодите, как же он тогда сказал? А, вспомнила! «Освободиться из сетей ложной благодетели и угрызений совести». – Она снова захохотала. – Как вам такой способ ухаживания за дамой, леди?
– Значит, ты смеешься надо мной, – обиженно заключил Джим.
– Ах, Джим. Не забивай себе голову всякими глупостями. Смеюсь я над собой – мы просто веселимся с этими двумя девушками. И нечего оглядываться по сторонам в поисках пустых стаканов. Лично я и капли не выпила, хотя видела, что ты управлялся там за нас обоих.
Джойс казался мне совершенно трезвым, но, думаю, его жене было лучше известно, когда для мужа наступал перебор. У них этот разговор выглядел совершенно невинным. Тогда как за стенкой комната была полна мужчин, которые спокойно напивались, полагаясь на своих жен, которые доставят их домой.
– Мистер Джойс, – обратилась к нему я. – Мне очень понравилась ваша книга «Портрет художника»…
– «Портрет художника в юности», – поправил меня он.
– О, простите. Но я правда читала ее.
Его едва заметно покачнуло, и он оперся на плечо Норы.
– Поможете мне, девочки? – спросила Нора. – Я имею в виду, вывести этого парня на улицу и усадить в такси.
Что ж, чему я научилась, работая медсестрой в госпитале, так это умению заставлять мужчин, неуверенно держащихся на ногах, двигаться в нужном направлении. Пока мы вели Джойса сквозь толпу к выходу, он оживленно прощался с остальной компанией.
Гертруда пришла нас проводить.
– Ох уж эти ирландцы, – сокрушенно покачала она головой, как будто все остальные в комнате не были пьяны.
В углу стоял какой-то квадратного вида тип и громко, назидательным тоном что-то выговаривал группе мужчин и очень молоденьких девушек, постоянно тыча в воздух пальцем.
– Этот, который так и норовит проткнуть пальцем вашего Пикассо, точно на ирландца не похож, – заметила я.
Она проследила за моим взглядом.
– Это Хемингуэй. Но он – гений.
– А что насчет моего мужа? – сразу отреагировала Нора.
– Ну, мне трудно их сравнивать… – начала Гертруда, но я перебила ее.
– Все они гении, – заявила я. – И все сейчас надрались по самые брови.
Джойс выпрямился.
– Это такой американизм? – удивленно спросил он и начал шарить по карманам. – Я сейчас запишу.
– Сделаем это дома, Джим, – остановила его Нора. – Доброй ночи, мисс Стайн. Мой Джим… в общем…
Но Гертруда со смехом прервала ее:
– Все хорошо повеселились. По крайней мере, мистер Джойс, ваша жена осталась трезвой. Вы посмотрите на Зельду.
Она указала на очень хорошенькую темноволосую девушку, пляшущую под какую-то неслышимую музыку в кругу из шестерых мужчин, которые в такт хлопали в ладоши.
– Это чарльстон, – пояснила Мэй.
Гертруда Стайн пренебрежительно фыркнула:
– Не слишком эстетично.
Джойс попытался повторить эти движения на негнущихся ногах.
– Как раз то, что тебе сейчас нужно, – сказала Нора. – Пойдем уже.
– Фитцджеральды здесь только проездом, – пояснила Гертруда. – Он имел успех в Нью-Йорке и возвращается туда. – В голосе ее слышалось разочарование. – Он еще приедет. Все это потерянное поколение собирается в Париже, – сказала она. – Им нужно здесь вдохновение, чувство товарищества и…
– …недорогая жизнь, – вставила я.
Джеймс Джойс шатался, но нам удалось вывести его на улицу. Мы помогли ему сесть в такси. Он откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза.
– Сможете завести его домой? – спросила я у Норы.
– О, он проспится в такси, и все будет нормально. У нас гостит моя сестра, которая сейчас дома с Люсией и Джорджо. Она поможет, если что.
– У вас есть дети? – поинтересовалась я.
– Конечно. Они у всех есть, разве нет? – Она засмеялась, а затем вдруг умолкла. – Ой. У вас нет, верно?
Я покачала головой. Мэй тоже.
– Джим говорит, что в Париже некоторые женщины живут вместе как супруги. Молодцы, конечно, дело хозяйское, я бы сказала, но вы, по-моему, не из таких.
– Нет, мы не пара, – подтвердила я.
Джойс открыл глаза. О господи, неужели теперь от него последуют вопросы вроде не единственные ли мы с Мэй одинокие женщины в Париже, у кого нет партнеров того или иного пола?
– Святой Фиакр, – вместо этого нравоучительно заявил он, – был ирландским монахом, и теперь его именем названы все подобные транспортные средства. А сам он – покровитель шоферов.
По-моему, это же рассказывала мне и одна из Алис.
– Очень хорошо, Джим, – откликнулась Нора. – А теперь спи дальше.
Такси тронулось.
Мы с Мэй начали смеяться.
– Ну, не знаю, Нора. Боюсь, что век джаза обходится без меня, – заметила Мэй.
– И без меня, – согласилась я.
Погода для начала июля стояла жаркая. Придя с Норой Барнакл пообедать в «Л’Импассе», мы увидели, что мадам Коллар по случаю Дня взятия Бастилии 14 июля украсила витрину в цветах национального флага – красным, белым и синим.
– Джим рассказывал мне, что женщины не ходят тут на ланч без сопровождения мужчин, – сказала она мне, пока мы усаживались.
На Норе было темно-синее платье с белым воротничком.
– Возможно, для большинства ресторанов это и так, но только не в «Л’Импассе», – успокоила ее я.
Она заинтересовалась моей работой у мадам Симон. И моими фотографиями.
После ланча мы пешком отправились в Ирландский колледж. Нора никогда там не была и сообщила мне, что Джим хотел бы, чтобы она обследовала местную библиотеку.
– Он враждует с Церковью и не хочет, чтобы его видели в колледже, – объяснила она.
Когда мы пришли туда, там стоял гвалт, все кипело от возбуждения. Священники и студенты высыпали во внутренний двор, все говорили одновременно. Я заметила Мэй Квинливан. Она помахала нам рукой, чтобы мы подошли.
– Правда здорово?
– Что здорово?
– Так перемирие же! Все кончилось! Британцы сдались.
На самом деле это было не совсем так, но действительно удалось достичь соглашения о прекращении огня, и скоро должны были начаться переговоры относительно договора между сторонами. Так что смертей больше не будет. Мэй рассказала, что после подписания соглашения Майкл Коллинз заявил англичанам: «Вы, наверное, с ума сошли. У нас практически закончились боеприпасы. И следующую неделю нам было не выстоять».
– Я должна все рассказать Джиму, – заволновалась Нора. – Пойдемте со мной. Мы живем тут недалеко.
Я шла за ней по улице Муффетар, потом мы свернули на улицу Кардинала Лемуана. Ничем не примечательный quartier. Узкие здания. Маленькие магазинчики. Очень оживленно. Она показала мне через дорогу.
– Валери рассказывал нам, что там жил Хемингуэй, – сказала она. – Но место это похоже на тюрьму. Наше получше.
Свернув в небольшой переулок, она вышла к своего рода лужайке, расположенной перед тремя зданиями.
Молодые ребята играли там в футбол. Один из них ударил в нашу сторону, и мяч покатился к нам. Нора приподняла ногу и остановила его. Потом ловко отбила обратно.
– Это мой Джорджо, – пояснила она. – В следующем месяце ему исполнится шестнадцать. А дочке четырнадцать.
Она повела меня к дому в центре, который выглядел довольно новым.
– Действительно получше, – заметила я, когда мы с ней поднимались по лестнице на третий этаж.
"Ирландское сердце" отзывы
Отзывы читателей о книге "Ирландское сердце". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Ирландское сердце" друзьям в соцсетях.