Сенна с криком вскинула вверх бедра и замерла, держась за его волосы. А Финниан принялся ласкать ее языком, все глубже погружаясь в горячее влажное лоно.

— О-о нет! — внезапно вырвалось у нее.

— Да, милая, да, — шепнул он и приподнялся на колени.

Сенна схватилась за него, но он поймал ее запястья и прижал их к земле у нее за головой. Затем, спустив с нее штаны еще ниже, просунул руку между ее ног и тут же, не останавливаясь, скользнул в нее двумя пальцами.

Сенна громко закричала и резко приподнялась, а Финниан, качнув бедрами, провел своей возбужденной плотью по ее ноге. Из горла девушки снова вырвался крик. Она выгнулась дугой в свете луны и, всхлипывая, замотала головой из стороны в сторону, так что волосы ее разметались по траве вокруг.

А Финниан, по-прежнему лаская ее пальцами, спросил:

— Тебе нравится, милая?

— О-о!.. — выдохнула она. И, приподнявшись на локтях, попыталась поцеловать его.

— Сенна, так тебе нравится то, что я делаю?

— Да, да! Я хочу больше!

— Больше? Но чего же еще? — шепнул он ей в ухо.

— Тебя! — Задыхаясь, она резко приподняла бедра. — Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты был во мне.

Финниан замер на мгновение; ему вдруг почудилось, что все вокруг него закружилось.

— Нет! — прохрипел он, покачав головой. — Я не лишу тебя девственности.

— О, Финниан!.. — Послышался ее нервный смех. — Я не девственница.

— Что? — Он уставился на нее в изумлении.

— Я не девственница. И я не могу иметь детей. Финниан, прошу тебя…

Ему только это и требовалось. Уж теперь-то он не станет сдерживаться.

— Да, конечно, мой ангел. Могла бы сказать и раньше, — добавил Финниан, накрывая Сенну своим телом.

Она тотчас же раскрылась для него и, обхватив его ногами, пробормотала:

— Вот так… — Ее руки скользили по его спине, а пальцы осторожно дотрагивались до шрамов.

Когда же Финниан коснулся ее лона своей возбужденной плотью, она, зажмурившись, обхватила его руками за шею, а лодыжками надавила ему на поясницу.

В следующую секунду Финниан вошел в нее и замер на мгновение. Затем продвинулся немного глубже, не отрывая взгляда от места их слияния. Наконец, взглянув на Сенну, спросил:

— Ты в порядке, милая?

Она улыбнулась и с дрожью в голосе ответила:

— Да, все хорошо. — И почему-то ему вдруг показалось, что она сейчас то ли: рассмеется, то ли заплачет.

Нежно поцеловав ее, он тихо спросил:

— Кто, Рэрдов?..

— Нет, — ответила Сенна шепотом. — Он даже и не пытался. Думаю, я напугала его.

Невольно усмехнувшись, Финниан пробурчал:

— Ты до смерти напугала и меня. — Он еще чуть продвинулся, сдерживая себя: и медленно наполняя ее, чтобы она могла привыкнуть к нему.

Когда же он наконец сделал резкое движение, Сенна сладострастно застонала и, шевельнув бедрами, прошептала:

— О-о, как хорошо…

И тут Финниан, наконец-то перестав сдерживаться, стал двигаться все быстрее и быстрее, яростно входя в нее и издавая короткие хриплые вздохи.

Сенна же, улавливая ритм его движений, все энергичнее приподнимала бедра и все громче стонала, наслаждаясь любовным искусством ирландца. И от каждого его движения по телу Сенны прокатывалась волна удовольствия.

Внезапно Финниан с глухим стоном обхватил ее за талию и, приподняв, перевернул так, что она оказалась сидящей верхом на нем.

— Раздвинь пошире ноги, — шепнул он ей в ухо. Сенна выполнила его просьбу, и он хриплым шепотом добавил: — Я только что получил так много…

— Чувствуешь, что устаешь? — спросила она таким же хрипловатым голосом, но с насмешливыми нотками.

— Нет-нет. Чувствую, что хочу продолжить. Поверь, тебе понравится.

И Сенна нисколько в этом не сомневалась. По-прежнему сидя на любовнике, она опустила голову и качнула бедрами.

В следующее мгновение Финниан снова вошел в нее, и она со стоном прошептала:

— О, как изумительно… — Запрокинув голову и энергично двигая бедрами, она прошептала: — Быстрее… Не останавливайся.

По телу ее волна за волной прокатывалось наслаждение, а из горла то и дело вырывались хриплые стоны. Внезапно лицо ее исказилось, по телу пробежали судороги, а Сенна громко закричала:

— О, Финниан! — Через несколько секунд она замерла в изнеможении.

И в тот же миг ее любовник вошел в нее последний раз и, тоже содрогнувшись, прохрипел:

— О, моя милая!.. — По-прежнему держа Сенну за бедра и тяжело дыша, он чувствовал, что весь исчерпан, удовлетворен и ошеломлен.

Глава 30

— Ошеломлен?

Пентони, сидевший за столом, молча кивнул, и Рэрдов глухо застонал. Глаза барона покраснели, а небольшая бородка, за которой он обычно чрезвычайно тщательно ухаживал, была всклокоченной и неопрятной.

— Он так и написал? — переспросил Рэрдов. — Написал, что ошеломлен?

Пентони, прочитавший только что доставленный свиток — он был запечатан красной восковой печатью короля Эдуарда, — снова кивнул:

— Да, сэр. И он очень недоволен, — добавил советник.

— Недоволен?

Пентони в очередной раз кивнул, но теперь уже не глядя на барона; смотреть на него сейчас было не очень-то приятно.

Выругавшись сквозь зубы, Рэрдов потянулся к кувшину и налил себе вина — это было именно то, что ему сейчас требовалось более всего.

С тех пор как сбежала Сенна, все ночи барона были наполнены бессонницей, злобой и графинами с вином, о потреблении которого свидетельствовали крики, вырывавшиеся из спальни Рэрдова и заставлявшие разбегаться служанок. А это утро было такое же, как обычно в последние дни, если не считать того, что ярость барона приутихла, по-видимому, из-за сильного похмелья, Даже сейчас было заметно, что его веки опухли и покраснели — да и вообще он весь был красный.

«Ох, возможно, я убью себя выпивкой — прямо сегодня», — со вздохом подумал барон.

А Пентони снова вернулся к королевскому посланию, которое держал в руках.

— Эдуард сейчас на валлийской границе и ждет попутного ветра. А дождавшись его, отплывет в Ирландию и прибудет сюда, — сообщил советник. — Он посылает вперед Уогана, верховного судью, наместника Ирландии, чтобы поговорить с вами, сэр. Когда же погода станет благоприятной, то прибудет и сам.

Рэрдов схватил кружку с вином и залпом допил остатки. А потом просто выпустил кружку из руки — так что она со звоном упала на пол.

— Что ж, отлично! — рявкнул он. — Пусть король узнает, насколько трудно охранять его границы от проклятых ирландцев!

— И еще он узнает, что вы без его ведома приготовили уишминские краски, — заметил советник.

Рэрдов помрачнел; его храбрость была напускной, и Пентони это прекрасно знал. У барона имелись веские причины для страха. Ведь король Англии, Эдуард I Длинноногий, обладал прямо-таки сверхъестественной способностью распознавать бунтовщиков и предателей в своих владениях. Именно поэтому в его землях практически не было мятежников — за исключением неуловимого Реда, который, по всей вероятности, был сумасшедшим, если навлекал на себя гнев короля. Ведь Эдуард был страшным врагом — кровожадным, непреклонным и беспощадным.

И он, по-видимому, узнал, что Рэрдов за его спиной пытался приготовить легендарные краски.

Нет, слова «ошеломлен» и «недоволен» были, пожалуй, слишком слабыми для того, чтобы передать то, что чувствовал сейчас Эдуард I Длинноногий. Бешенство, жажда крови — вот, пожалуй, более точные слова. Ведь ему, наверное, стало известно: он, Рэрдов, знал, что легенда о красках — вовсе не легенда, а реальность. И даже имелись образцы, доказывавшие это. Эти образцы были сделаны единственной за последние пять столетий владычицей красок, способной приготовить их. Элизабет де Валери — вот ее имя. А Сенна, ее дочь, была для него последним шансом…

Эта молодая женщина происходила из древнего рода красильщиков, уходившего в глубь веков, и хотя она заявляла, что ее не обучали этому искусству, ее слова, возможно, не имели никакого значения, ибо легенда гласила, что талант заложен в крови. А у ее матери талант, несомненно, имелся. Ведь именно она восстановила старинный рецепт, подробно записала его, — а потом сбежала.

«Да, это заложено в крови, — думал Пентони. — Но и у матери, и у дочери хватило ума сбежать при первой же возможности. Хотя в отличие от Сенны Элизабет унесла с собой секрет изготовления красок».

И еще, опять же в отличие от дочери, Элизабет была замужем за производителем шерсти Джеральдом де Валери, человеком, которого она, несомненно, любила до глубины души — гораздо сильнее, чем Рэрдова. Но увы, в любовном треугольнике никогда не бывает ничего хорошего.

Впрочем, Пентони подозревал, что Элизабет никогда не была ни одним из углов треугольника и вся ее любовь была отдана де Валери. И что толкнуло ее приехать сюда, — это все еще оставалось загадкой. Однако она приехала. Приехала после того, как обвенчалась, и после того, как произвела на свет детей. Ей нужно было вести хозяйство, но она почему-то оставила Джеральда де Валери и уехала к Рэрдову — на берег индиго. Очевидно, обещание барона создать условия для изготовления легендарных красок оказалось намного соблазнительнее, чем любовь, дети и дом.

Соблазн, страсть, искушение — вот их пагубные семейные слабости. Мать — создательница красок, а отец — игрок. Сенна же, очевидно, оказалась самой крепкой веткой на этом фамильном древе.

Внезапно в дверях появилась темная тень — вошел солдат, нервно топтавшийся у порога. Пентони жестом предложил ему войти, и воин, поблескивая в тусклом свете свечей латами и кольчугой, прошел и остановился перед столом, за которым, ссутулившись и устремив взгляд к какому-то невидимому пятну на дальней стене, сидел барон Рэрдов.