Но там же, дома, ей приходилось все вечера сидеть за счетными книгами, лежавшими у нее на письменном столе. И там почти всегда царила тишина, а «прибыльные овцы» являлись всего лишь ярко-белыми пятнами на уныло-коричневых просторах ее души.

— Значит, это все, чего вы хотите? Оказаться дома?

«Нет! — кричало ее сердце. — Нет, нет, нет!»

— Да, это все, — ответила Сенна.

Финниан молча кивнул и отошел от нее.

Когда же наступили сумерки, они забросили за плечи свои мешки и снова тронулись в путь.

Глава 20

Был их третий полдень с тех пор, как они убежали от Рэрдова, и сейчас они стояли у реки неподалеку от крохотной деревушки, а у самого берега покачивались небольшие лодки каплевидной формы.

— Слава Богу, — проговорил Финниан.

Сенна взглянула на него вопросительно, и он добавил:

— На лодке ведь путешествовать намного быстрее. И легче.

— Мы украдем лодку? — удивилась девушка.

Ирландец едва заметно усмехнулся:

— Да, Сенна. Украдем.

Низко пригибаясь к земле, Финниан спустился к воде и тут же нырнул в высокие заросли тростника и болотных растений. На этом берегу реки никого не было, но на противоположном жители деревни занимались своими делами — женщины стирали белье, и от одной хижины к другой с криком бегал босоногий ребенок.

Чуть помедлив, Сенна последовала за своим спутником. И тут же улеглась рядом с ним среди прибрежных зарослей. Лежа в своем укрытии, они наблюдали за обитателями деревни, и Сенне сейчас вспоминалось детство; она чувствовала себя маленькой девочкой, играющей в прятки с братом Уиллом. Ах, в какие захватывающие игры они тогда играли! Но их игры продолжались недолго, так как Уилла послали обучаться воинскому делу, чтобы впоследствии он мог стать рыцарем. А стоимость обучения она, Сенна, обеспечивала сама, ибо в возрасте пятнадцати лет взяла в свои руки все хозяйство. В результате брат во время обучения ни в чем не нуждался.

«Уилл, наверное, даже плавать научился», — с тоской подумала Сенна, когда от пронесшегося по реке порыва ветра закачались лодки.

Запустив руку в свой мешок, она достала фляжку с виски и, откупорив ее, сделала для смелости глоток, который обжег ей все нутро. Финниан взглянул на нее с некоторым удивлением, и она, вздохнув, прошептала:

— Я не умею плавать.

— Следовало бы научиться. — Ирландец снова смотрел на реку и на покачивающиеся лодки.

Сенна сделала еще один обжигающий глоток и пробормотала:

— Почему я должна уметь плавать? Какая от этого польза?

— Это помогает, когда возникает необходимость переправиться через реку.

Она снова отхлебнула виски.

— Зато я умею делать кое-что другое.

— Да, верно, — буркнул Финниан. — Вы делаете деньги, дуете виски и много болтаете.

— А еще, — Сенна улыбнулась, — я умею обращаться с оружием, если вас это интересует.

Тут ирландец внимательно посмотрел на нее, затем тоже улыбнулся и спросил:

— Неужели действительно умеете? А кто вас этому научил?

— Мой брат Уилл. Он многому научил меня. Например, пользоваться луком и кинжалом.

Финниан промолчал. Переломив пополам стебель тростника, он несколько секунд в задумчивости жевал его мягкий кончик, потом пробормотал:

— Боже правый…

Сенна взглянула на него вопросительно.

— А что, нельзя учить женщину владеть оружием?

— Можно, но не вас, — ответил ирландец. Потом, широко улыбнувшись, проговорил: — Милая, ваш брат совершал преступление, обучая вас пользоваться луком и кинжалом.

— Пока что это никому не причинило вреда. Да и нельзя сказать, что я очень хорошо владею луком.

— О-о, я уверен, что если вы поставите перед собой такую цель, то в конце концов добьетесь своего. — Немного помолчав, Финниан заметил: — И все же я удивлен, что ваш отец разрешил обучать вас этому.

Сенна с грустью улыбнулась. Ну почему они так часто затрагивают эту тему — ее отца? Она уже много лет не говорила о нем, если не считать коротких бесед с Уиллом, в которых то один, то другой сообщал, что, мол, не видел сэра Джеральда несколько недель или месяцев.

— Мой отец подолгу отсутствовал. Я редко его видела.

— А как ваша мать относилась к тому, что вы учились обращаться с оружием? — спросил Финниан с явно возросшим любопытством.

— Моя мать ушла от нас, когда мне было пять лет. Я не помню ее.

Какое-то время ирландец молча жевал стебель тростника, потом спросил:

— Совсем не помните?

— Да, совсем, — солгала Сенна. — Я даже не помню, как от нее пахло. — От ее матери пахло дикими желтыми розами, в изобилии росшими у дома.

— A-а… понятно, — кивнул Финниан. — Значит, вы с братом сами воспитывали друг друга?

— Да, именно так. Но потом ему пришло время уехать, а я взяла на себя управление хозяйством. Тогда мне было пятнадцать. А мой отец… — Сенна вздохнула. — Мой отец никогда не заботился о доме. Уилл же сейчас служит у разных господ, но что именно он делает, я не знаю. Брат не хочет об этом говорить. Он еще не женат, и в этом нет ничего хорошего. Он не выглядит счастливым, а кажется довольно… строгим.

— А что ваш «строгий» брат сказал о вашей поездке в Ирландию?

— Он не знает о ней.

Тут оба замолчали, и Финниан опять посмотрел на реку. Не увидев никого из жителей деревни, он встал на ноги и сказал:

— Идемте, милая.

Под сильно припекавшим солнцем они быстро зашагали к лодкам. Все вокруг казалось необыкновенно ярким, и пахло зеленью, соснами и речкой. Сенна не могла бы найти слов, чтобы описать удивительную красоту Ирландии. Высокие травы с шелестом смыкались за ними, а ветерок легкими порывами скользил по реке; вода же была такого яркого, такого изумительного голубого цвета, что у Сенны даже заболели глаза. Однако при мысли о том, что придется забраться в лодку, ей делалось дурно.

Наконец, со вздохом зажмурившись, она взялась за борт старой деревянной лодки и перебросила в нее ногу.

— Нет, Сенна! — зашипел позади нее Финниан.

Она в испуге обернулась, стоя одной ногой в лодке.

— Не эта. Вон та. Идемте. — Ирландец указал на другую посудину, спрятавшуюся среди зарослей, так что ее трудно было заметить.

Снова вздохнув, Сенна подняла ногу, но при этом продолжала держаться за борт лодки. В какой-то момент она, очевидно, слишком уж сильно надавила на борт — и в тот же миг лодка, покачнувшись, немного отплыла от берега, а девушка с громким плеском упала в воду. Все еще цепляясь за борт лодки, она отчаянно барахталась в мелкой воде, пытаясь встать на ноги, однако все глубже погружалась в ил.

— Что это вы делаете с моей лодкой? — внезапно раздался чей-то голос.

Сенна попыталась вытянуть шею, чтобы увидеть незнакомца, но тут же увидела Финниана; и он, судя по выражению его лица, был крайне раздражен ее поведением. Шагнув к ней, ирландец помог ей подняться и дошлепать до берега. А затем Сенна увидела внимательно разглядывавшего ее сердитого старика.

— Это моя лодка. Почему вы крутитесь около нее? — проворчал старик.

— Я просто пыталась забраться на бок… то есть на борт, и вот… — Сенна в смущении развела руками. Она вся намокла, но в остальном была в полном порядке.

Финниан и хозяин лодки хмуро посмотрели на нее, а потом ирландец повернулся к старику и заговорил:

— Видите ли, дедушка… — И это были последние слова, которые Сенна поняла, потому что Финниан перешел на таинственный ирландский язык, самый лирический и красивый из всех, что ей когда-либо доводилось слышать.

И сейчас, глядя на своего спутника, Сенна невольно залюбовалась этим могучим красавцем. Из уважения к старшему мужчине он говорил, чуть склонившись перед ним, а его гортанная речь… О, даже ни слова не понимая, она чувствовала: это говорил свободный человек на таком же свободном, как и он сам, языке, и Сенна, глядя на него, тоже хотела быть свободной.

Внезапно Финниан, шагнув к лодке, бросил в нее несколько тяжелых узлов, потом, повернувшись к старику снова заговорил по-английски:

— Мы вместо вас отвезем это в Кул-Даб. И спасибо вам, дедушка.

Старику было, вероятно, лет шестьдесят, не меньше, но он казался более бодрым, чем некоторые люди вдвое моложе его. Немногословный и недоверчивый, он, по-видимому, был не слишком рад, но и не возражал, оставался невозмутимым.

Финниан же погрузил еще один узел и велел Сенне садиться в лодку. Она медлила, а старик внимательно смотрел на нее. Его голубые глаза казались ярче самого голубого неба, а все лицо было в глубоких морщинах. «Старый ворчун», — подумала Сенна и улыбнулась старику. Когда-то в ее жизни был ворчун, ее ворчливый и веселый дедушка, которого она не видела с тех пор, как исчезла мать. Сенне нравились старые ворчуны.

Тут старик улыбнулся ей в ответ, а Финниан сказал:

— Нам пора, милая.

Молча кивнув, Сенна вытащила кошелек, висевший у нее на шее, и, достав из него несколько монет, которые она прихватила из сундука под столом Рэрдова, сунула их в руку старика.

— Спасибо, дедушка, — шепнула она и прижала палец к губам, призывая к молчанию.

Улыбка старика не стала шире, но одно его веко медленно опустилось, и от этого нелепого подмигивания Сенна покраснела до корней волос и поспешила забраться в лодку.

Они тут же отчалили, а старик молча наблюдал за ними, пока они не скрылись за высокими травами, росшими вдоль берегов реки.

Глава 21

— Вы дали ему деньги? — спросил Финниан.

Сенна кивнула.

— Подкупили, значит, — фыркнул ирландец. — Вы, англичане, все такие!

— А вы, ирландцы, любите утверждать, что абсолютно все понимаете, — парировала девушка. — Это вовсе не подкуп. А если вы этого не понимаете, то я зря трачу слова.