– Щедрость и доброта – благородные качества, которые редко можно встретить среди таких великих людей, как вы, – сказала Эйслинг, кокетливо улыбаясь Хью.

Кэтрин, которая медленно потягивала вино, неожиданно поперхнулась. Поняв, что она смеется над ним, Хью бросил на жену рассерженный взгляд. К счастью, в этот момент Нелли принесла в зал Мэтью.

– А вот и мой принц, – сообщила Кэтрин, забирая Мэтью из рук няни. Как это свойственно всем женщинам на свете, Фиона и Эйслинг начали ворковать над малышом, чьи испуганные изумрудно-зеленые глаза с опаской смотрели на незнакомые лица.

– Что за прелестное дитя, – не скрывала своих чувств Фиона.

– Да, – с восторгом согласилась Эйслинг. – Настоящий ангелок!

Кэтрин, довольная комплиментами, сделанными ее сыну, с гордостью улыбнулась.

– Я полагаю, что должен сдержать слово в отношении нашего пари, – заметил лорд Берк.

На лице Хью появилась ликующая улыбка. Кэтрин подняла на него глаза. Ей показалось, что муж любуется вовсе не сыном, а выставленными на всеобщее обозрение прелестями Эйслинг, наклонившейся, чтобы посмотреть на ребенка. Именно с этого момента безжалостное чувство ревности начало прокрадываться в сердце и мысли Кэтрин.

– Я думаю, этот красивый малыш похож на своего отца, – заявила Эйслинг.

Уверенная в том, что именно ее прелести приковывают взгляд графа, Эйслинг соблазнительно наклонилась вперед.

Хью улыбнулся и взглянул на жену в тот самый миг, когда Кэтрин пронзила кокетку уничтожающим взглядом. Лорд Берк, предчувствуя возможные неприятности, бросил укоризненный взгляд на свою жену. Фиона виновато опустила глаза: привозить с собой Эйслинг было серьезной ошибкой.

– Вы, должно быть, почувствовали облегчение, когда леди Кэтрин смогла родить мальчика вслед за двумя девочками? – невинным голосом спросила Эйслинг у Хью. – Это ведь никогда нельзя предугадать.

«Настоящая красота – это не только красивая внешность, – решил Хью, меняя свое мнение об Эйслинг, – выходки этой красавицы делают ее безобразной».

Кэтрин хотела поставить на место зарвавшуюся красавицу, но Мэтью выбрал как раз этот момент, чтобы громко заплакать. Хью попытался разрядить обстановку, пошутив:

– Хотя мой сын и унаследовал мою привлекательную внешность, но, к сожалению, характер он унаследовал от своей матери.

Хуже он ничего не мог сказать. Рассмеялись все, кроме Кэтрин, которая, натянуто улыбнувшись, поднялась со стула.

– Мэтью голоден, – произнесла она, в то время как его маленьких ротик искал через блузку ее грудь. – Надеюсь, вы меня извините.

– Странно, что леди Кэтрин еще не нашла кормилицу, – сказала Эйслинг.

Кэтрин выходила из комнаты, но, услышав эту фразу, оглянулась и увидела, как блондинка призывно улыбается Хью.

– Кейт – прекрасная мать, и ей нравится самой кормить детей, – защищал свою жену Хью.

– Как необычно, – заметила Эйслинг, – но согласитесь, что голодный младенец мешает родителям, когда они чем-либо увлечены, особенно ночью.

Скривив губы в презрительной гримасе, Кэтрин снова оглянулась. Однако в следующее мгновение весело, от души засмеялась.

Явно недовольная тем, что ее отец уделяет внимание какой-то чужой тете, Шана избрала более простой путь, чтобы достичь желаемого. Она обхватила голову Хью своими пухлыми ручками и повернула к себе лицом.

– Я люблю тебя, папа, – сказала Шана и чмокнула его в нос, а ее мать, выйдя в фойе, еще долго потом про себя посмеивалась.


Когда подошло время ужина, Хью прошел через соединяющую дверь в комнату жены. Она стояла у кровати, где лежала ее шкатулка с драгоценностями. Хью заметил, сколько внимания она уделила своему туалету – этим вечером она выглядела особенно красивой.

Кэтрин с увлечением перебирала драгоценности, и от нее трудно было оторвать взгляд. Персикового цвета платье было намеренно скроено так, чтобы приковывать взгляды всех и каждого: облегающий фигуру лиф и смелое декольте подчеркивали ее тонкую талию и пышную грудь.

Хью молча сел в кресло возле камина. Он мог лишь надеяться на то, что ее настроение в конце концов улучшилось.

– Я почти готова, дорогой, – бросила ему Кэтрин через плечо.

Хью услышал нотку нежности в ее голосе, внимательно взглянул на нее, недоумевая, что может за этим крыться. Но Кэтрин, казалось, заботил только выбор украшений для вечера. Хью расслабился, вытянув ноги и стал наблюдать за женой.

На самом дне шкатулки Кэтрин нашла ожерелье из прекрасно подобранных жемчужин и приложила его к платью. Решив, что оно не подходит, она отложила его в сторону.

Хью представил, как она сморщила свой маленький курносый носик, и улыбнулся.

Следующим было изысканное опаловое ожерелье с драгоценной застежкой. Но после долгого обдумывания она отказалась и от него.

– Мне не нравится леди Эйслинг, – произнесла Кэтрин как бы невзначай. – А что ты думаешь?

– Я полагаю, что несправедливо судить о человеке на основании одной только встречи с ним, – осторожно ответил Хью.

Кэтрин нахмурилась, не такого ответа она ожидала. Но тут она наконец-то нашла нечто поистине восхитительное, и на ее лице появилась озорная улыбка. Кэтрин достала из шкатулки древнее кельтское золотое ожерелье, которое когда-то могла носить только избранница мужчины клана О'Нейлов. Оно прекрасно дополнит платье и станет ясным и недвусмысленным напоминанием ее знаменитому мужу и той интриганке. Захлопнув шкатулку с драгоценностями, Кэтрин с сияющей улыбкой повернулась к мужу.

– Ты мне не поможешь?

Хью встал и прошел через комнату к жене. Взяв у нее ожерелье, он развернул ее к себе спиной и принялся застегивать сложные застежки.

– Ты считаешь ее хорошенькой? – спросила Кэтрин, разглядывая себя и Хью в зеркале.

– Кого? – Хью сделал вид, что не понял.

– Леди Эйслинг. – Кэтрин пыталась владеть собой, но в ее голосе проскользнуло раздражение. – Что скажешь?

– Довольно мила. – Сначала Хью озадачила явная обеспокоенность Кэтрин; он замешкался, теребя в руках застежку ожерелья, но тут внезапная мысль ошеломила его.

Кэтрин ревновала!

Хью улыбнулся: как это свойственно человеческой природе – возжелать того, что представляет ценность для другого.

– Ты ревнуешь? – прямо спросил он.

– У леди Эйслинг нет достоинств, которым бы я могла позавидовать.

Ради интереса Хью задержал свои пальцы на ее шее дольше, чем следовало. Умелыми руками он помассировал ей спину и прошептал ей на ухо:

– Ты так напряжена, дорогая, расслабься.

– Очевидно, я слишком волнуюсь перед торжественной церемонией, – пробормотала Кэтрин, прижимаясь к нему спиной и позволяя целовать себя в шею. Как и прежде, ее тело, изголодавшееся по прикосновениям мужа, покрылось мурашками, и ее затопила горячая волна чувственного желания.

Хью развернул Кэтрин лицом к себе и пылко поцеловал в губы. А затем, со словами: «Давай присоединимся к нашим гостям», – предложил руку.

В большом зале стоял гул, словно в пчелином улье. Рука об руку супруги направились к столу. Пока они шли, Хью приветствовал то одного, то другого из своих гостей, а Кэтрин, уважаемая и любимая всеми, тепло всем улыбалась и кивала.

Подходя к столу, Хью улыбнулся Кэтрин и поцеловал ей руку. Улыбаясь в ответ, Кэтрин бросила быстрый взгляд на Эйслинг и с радостью отметила, что блондинка видела эту сцену супружеской преданности. И здесь Хью преподнес жене первое из ряда разочарований, которые ожидали ее в течение этого и последующих дней.

– Было бы не очень красиво не обращать внимания на наших гостей, дорогая, – произнес он, отпуская ее руку. – Нам следует присоединиться к ним и играть роль любезных хозяев.

Не говоря больше ни слова, Хью провел Кэтрин к месту возле Фионы, сам же, развернувшись, ушел и занял место на противоположном конце стола между Эйслинг и Берком.

Отсюда, со своего места, Кэтрин хорошо был виден другой конец стола, и она не могла не обратить внимания на шокирующую откровенность платья Эйслинг, почти полностью обнажавшего ее грудь. Кэтрин нахмурилась, увидев, как Хью наклонился к гостье и что-то прошептал ей на ухо.

– Ты чем-то недовольна? – поинтересовалась Фиона.

– Нет, я всего лишь подумала о поразительном сходстве между тобой и твоей кузиной.

– Неужели? – удивилась Фиона. – Я не думаю, что в нас есть что-то схожее, кроме цвета глаз.

Кэтрин криво улыбнулась и перевела разговор на другую тему:

– Расскажи мне о Гранин.

В течение этого нескончаемого, как ей казалось, ужина Кэтрин терпеливо хранила на лице искусственную улыбку. Она вежливо слушала утомительные рассказы своей подруги о ее дочери, начиная с момента зачатия до того дня, когда чета Берков поехала в Данганнон. Словно ястреб, Кэтрин наблюдала за тем, какие знаки внимания Хью оказывал Эйслинг, и постепенно выражение ее лица становилось все более мрачным.

Когда ужин наконец закончился, Хью впервые за весь вечер взглянул на жену и подал ей знак, чтобы она отпустила прислугу отдыхать. Вместе со своими знатными гостями они намеревались пройти в кабинет. Но, поднявшись из-за стола, Хью преложил руку Эйслинг, а жену оставил позади вместе с Берками, которые обменялись обеспокоенными взглядами.

В кабинете Хью, угощая лорда Берка виски, заметил растущее раздражение Кэтрин. Эйслинг отказалась уступить свое место рядом с Хью, и несчастная Кэтрин почувствовала себя чужой в собственном доме.

– У вас прекрасный вкус в выборе драгоценностей, – сказала Эйслинг, обращаясь исключительно к Хью. – Мне очень нравится ожерелье вашей жены.

Хью отрыл было рот, чтобы ответить, но Кэтрин его опередила.

– Благодарю, – сказала она. Поддразнивая завистливую соперницу, Кэтрин принялась лениво перебирать пальцами звенья ожерелья. – Это историческая бесценная вещь, оно передавалось из поколения в поколение как знак женщины – избранницы вождя клана О'Нейлов, и владеть им имеет право только она, так же, как только она имеет право на О'Нейла.