Софи Морган - Интимный дневник «подчиненной». Реальные «50 оттенков»

Его откровения добавили мне смелости, и я не могла не задать вопрос.

Его ответ ошеломил меня.

Я знала, что мой ответ покажется противоречивым, но мне было все равно.

Я почувствовала, что вот-вот выроню телефон. Он прав. Хотя я объяснила бы это иначе. И то, что он все понял, сумел определить склад моего ума, вызывало во мне и восхищение, и страх. Его слова были наполнены эротическим смыслом, пленяли и открывали возможности, о которых мне даже страшно было подумать. Но вместе с тем я ощущала, что это самый непредсказуемый мужчина, с которым я когда-либо общалась.

Нужно отдать ему должное. Он развеял самое сильное из моих предубеждений. Ведь то, что он называл наказанием, не было наказанием за плохое поведение. Он наказывал потому, что ему нравилось ощущать свою власть. Он понимал, что мне доставляет удовольствие испытывать боль – может показаться глупым, но именно это и успокоило меня. А еще то, что наши отношения не были похожи на игру, в которой опоздание на десять минут означало, что мне придется умолять сжалиться надо мной, что для меня всегда казалось отступлением от правил.

В его словах прозвучало обещание не использовать всю силу. Очевидно, у нас были разные представления о силе, но мне было интересно, и я была более чем готова попробовать.

Он улетел в Женеву на четыре дня. За это время мы довели друг друга до безумства своими вопросами, флиртом и ночной перепиской. Решив, что мы попробуем поиграть, мы попытались определить перспективы отношений. В одном из сообщений Джеймс написал: «Думаю, нам не стоит заключать никаких дурацких договоров». Но мы обсудили условные знаки, рамки нашей игры, сложные и не такие сложные трюки. Мы договорились, что я приеду к нему сразу, как только он вернется из командировки.

Тон нашей переписки, к моей радости, не изменился. Я не чувствовала никакого превосходства с его стороны, никакого пренебрежения в мой адрес. Ему по-прежнему были интересны мои мысли и мой опыт. Звучит глупо – это и впрямь оказалось большой глупостью! – но тогда я думала, что, несмотря на начало нашей игры, динамика развития нашей дружбы и отношений не изменилась.

Единственным исключением была игра в педантизм, которую мы затеяли после того, как я указала на его опечатку. (Глупо, конечно, но ничего не могу поделать с сидящим во мне неистребимым корректором.) Он в ответ ссылался на мою ошибку – которая, кстати, была оправдана жанром сообщения и поэтому была совершенно другого происхождения. А потом посыпались взаимные уколы, которые переросли в нечто. Каждый раз, когда я ошибалась или указывала на его ошибку, которая была исправлена позже, он прибавлял пять очков, за которые придется расплачиваться, когда он вернется. Каждый раз, когда он ошибался, а я это замечала первая, пять очков снимались с моего счета. Наша переписка в прямом смысле превратилась в словесную битву. Мы старались исправить ошибки до того, как другой их мог обнаружить. Было глупо, смешно и напоминало состязание дураков, в котором я почувствовала в себе силу справится с Джеймсом. Я была уверена, что, начав реальную игру, он не потянет меня в подвал и не станет там избивать. Все это время он был добрым, очаровательным, забавным человеком, ненавидящим неправильное употребление апострофов, чего и я терпеть не могла.

Он не потащил меня в подвал, когда мы встретились после его возвращения. Он едва ли пустил меня на порог. Я сильно нервничала, хотя меня будоражили мысли о том, что будет дальше и как именно. Я шла на встречу с другом («Парнем?» – спрашивал мой внутренний голос), которого не видела почти неделю, но одновременно это означало, что у меня, по-видимому, будет жесткий секс с новым доминирующим партнером. Я была немного напугана. Я боялась не его, а того, что не смогу устоять перед тем, что он может предложить мне. И осознание этого заставляло меня нервничать еще больше, потому что он увидел эту мою сторону еще до того, как я о ней рассказала.

На нем была молочно-белая рубашка на пуговицах и повседневные брюки, и он опять был босиком. Он улыбнулся и взял меня за руку; дверь закрылась за мной с тихим щелчком.

Я стала подниматься по лестнице впереди него, но он остановил меня, схватил за запястье и потянул к себе, заключив в подобие объятий, и прижался своим ртом к моему. Мы поцеловались. Я вздохнула, наслаждаясь его ароматом, соприкосновением наших языков, близостью к нему после долгой разлуки, после такого длительного ожидания. Я смотрела на него, пытаясь понять, изменилось ли что-то теперь, когда я знала, что его интересы совпадают с моими.

Не успела я подумать, что все хорошо, что нет никакой неловкости, как он наклонился и его рот оказался рядом с моим. Я приподнялась, надеясь на новый поцелуй, но он, положив руки мне на плечи, остановил меня и наклонился к моему уху.

Он был красноречив, как никогда, его голос все так же заставлял мой пульс учащаться, но то, что он прошептал мне на ухо, заставило мое сердце биться сильнее совсем по другой причине.

Его слова щекотали мне ухо:

– Мы с тобой знаем, что всю неделю тебя занимали грязные мысли. Я с нетерпением жду, когда узнаю некоторые из них. Но перед этим я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. Я позволю тебе попробовать меня на вкус перед обедом. Становись на колени. Сейчас.

Он чуть отошел, чтобы видеть мою реакцию. Воцарилась тишина. Мы не двигались. Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд. Он поднял брови, будто смеялся надо мной и одновременно бросал мне вызов. Это заставило ту часть меня, привыкшую спорить, занервничать и страстно захотеть вступить с ним в спор, хотя я находила это – его – сексуальным. После того как наш разговор ушел в пошлую сторону, это стало неизбежным. Я хотела подчиниться ему, я мечтала об этом, представляя себе, на что будет похоже подчинение с более крепкой эмоциональной связью. В глубине души я знала, что чувствую, знала, что я сделаю, даже несмотря на то, что здравый смысл говорил мне, что это безумно, опасно и безрассудно. Но после того как он смерил меня взглядом, в котором была полная уверенность в том, что я готова встать на колени, часть меня взбесилась. Я даже еще не сняла пальто, черт возьми.

Я хотела послать его и была почти уверена, что мой непокорный свирепый взгляд выражал именно это желание. Но, глядя ему в глаза, я осознала, что единственный способ узнать, таков ли он, каким мне хочется, чтобы он был, – это подчиниться ему сейчас. Тут же. Пришло время или вложиться, или заткнуться.

Я вложилась. Точнее, выложилась.

Я тихо вздохнула и опустилась на колени, взволнованная и одновременно раздраженная самодовольной улыбкой, с которой он смотрел на меня, пока я устраивалась поудобнее у его ног.

Он погладил меня по голове:

– Хорошая девочка.

Обращение «девочка» – одна из вещей, которые вызывают во мне большее негодование, чем что-либо. Но пока часть меня возмущалась снисходительному обращению, другая радовалась его похвале и стремилась показать ему, насколько хорошей я могу быть. Я подалась вперед, расстегнула его ширинку и осторожно вытащила его член. Перед тем как взять его в рот, я неспешно водила по нему языком сверху вниз. Но пока я это делала, он схватил меня за затылок и начал вталкивать себя, не давая мне дышать. Мы боролись за контроль над ритмом. Я пыталась взять его в себя, а он доставлял себе наслаждение в своем темпе. Я продолжала задыхаться, когда он вытянул член, и я почувствовала облегчение.

Пока я восстанавливала дыхание, он стал тереть член о мое лицо и оставил на нем следы наших перемешавшихся жидкостей. Когда пишешь об этом, это кажется мелочью, но моей первой реакцией была ярость. Я сжала кулаки, пытаясь противостоять кричащему в моей голове голосу, призывавшему сопротивляться, бежать. Никогда со мной так не обращались, и было унизительно то, что мне пришлось приложить все силы, чтобы не реагировать и позволить ему продолжить. Отчасти мне это нравилось, но большая часть меня была в ярости. Но мне не хотелось, чтобы яростная «я» взяла верх, я злилась на себя за то, что так бурно отреагировала на самое первое его действие, в равной степени как и на него – за то, что он поступил так уничижительно.