Элизабет Олдфилд - Интимные отношения

— Конечно, — призналась Энни.

— Ну, тогда мы едем в Винчестер? Она обхватила колени руками.

— Да, но только при условии, что это будет испытательная поездка, и если она каким-то образом плохо отразится на Оливере, то повторять ее мы не будем. Извини, это, может быть, жестоко по отношению к твоим родителям, но Оливер для меня важнее всего, и я думаю прежде всего о нем. Согласен?

— Согласен, — ответил Гарсон, — но плохо на Оливере это не отразится. Поверь мне.

— Это один из самых счастливых дней в моей жизни, — заявила Дулси Деверилл, глядя из окна на лужайку, где Оливер играл в мяч со своим дедом. Видеть, как жизнь Люка нашла свое продолжение в этом прелестном ребенке, это, — она прижала руки к груди и вздохнула, — как сон наяву.

После ланча, состоявшего из дыни, жареного лосося и клубники со сливками, хозяйка провела всех в уютно обставленную гостиную. За кофе Эдвин Деверилл предложил Оливеру пойти поиграть в, саду в футбол. Для этого случая был специально куплен мяч. Дед решил таким образом избавить внука от скучных разговоров, но Энни подозревала, что он просто хочет побыть с ребенком наедине.

Поднявшись со своего места, Гарсон подошел к открытому балкону и прислонился широким плечом к раме.

— А мне казалось, что отец жалуется на артрит, — заметил он, с улыбкой глядя на высокую, сутулую фигуру отца, выделывавшего какие-то удивительно ловкие футбольные приемы. — Похоже, Оливер вылечил его.

— Он много чего вылечил, — сказала Дулси, снова вздыхая. Потом улыбнулась Энни. — Вы не будете возражать, если я покажу ему детские фотографии Люка? Я не хочу расстраивать его, но…

— Уверена, что он будет только рад, — ответила Энни, думая, что сегодня Оливера вряд ли чем расстроишь.

Правда, вчера он заплакал, когда она сказала ему, что его папа умер, но слезы быстро кончились. Гарсон объяснил ему, что он родной брат отца и соответственно его дядя.

— Мой дядя? — переспросил Оливер, быстренько вытирая слезы. Он стоял перед диваном, на котором сидел его герой. — Значит, я могу называть вас «дядя Гарсон»?

— Ну да, — ответил Гарсон и посадил ребенка на колени. — А я буду называть тебя «племянник Оливер».

Малыш рассмеялся.

— Нет, так никого не называют.

— Ты прав. А дедушкой и бабушкой называют, — сказал Гарсон и поглядел на Энни.

— Завтра мы поедем к твоим дедушке и бабушке, — подхватила Энни, и они с Гарсоном объяснили ребенку, кто его новые родственники.

Когда они прибыли на элегантную виллу в окрестностях Винчестера, Дулси и Эдвин плакали от счастья, но, не желая расстраивать Оливера, быстро вытерли слезы. Энни тоже готова была расплакаться. Старики были на седьмом небе от счастья, увидев Оливера, который единственный из всех не потерял самообладания — у Гарсона тоже подозрительно блестели глаза.

Оливер совершенно не стеснялся, только широко раскрытыми от восхищения глазами смотрел на джентльмена с седыми усами и хрупкую пожилую даму с серебристыми волосами — своих дедушку и бабушку. И так же, как в случае с Гарсоном, между ними сразу же установились дружеские отношения. Уже через несколько минут мальчик прислонился к коленям Эдвина, назвал его дедушкой и стал рассказывать ему о своем другом дедушке, Берте.

— Только он не настоящий дедушка, не как ты, — сообщил Оливер, глядя на деда с сияющей улыбкой, и снова все прослезились.

Вынимая из ящика стола альбомы с фотографиями, Дулси поглядела на Энни.

— У меня есть свадебные фотографии Гарсона, — сказала она и перевела взгляд на сына. Она говорила почти шепотом, как будто боялась, что он будет возражать. — Он так хорошо выглядел в своем костюме жениха, а Изабель была просто прекрасна.

— Могу себе представить, — ответила с улыбкой Энни, но, когда она стала разглядывать жениха с невестой, ее улыбка померкла.

С гладкими пепельными волосами, безупречной фигурой и высокими скулами Изабель Дьюинг была не просто прекрасна, от ее красоты захватывало дух. Настоящая принцесса, подумала Энни и вдруг почувствовала болезненный укол ревности.

Она допила последний глоток кофе. С какой стати ей ревновать? Свадьба была давным-давно, женился он на женщине, которую она знать не знала, и вообще они развелись. Кроме того, она не имела на него никаких прав — да и не хотела иметь. Их физически влекло друг к другу, но на это чувство нельзя полагаться, и это еще далеко не любовь.

— У Изабель превосходный вкус, — продолжала Дулси восхищенным голосом. — Я знаю, что ее свадебный туалет стоил целое состояние, но он был такой элегантный и вместе с тем шикарный. Знаете, Изабель принадлежит к тем женщинам, на которых все вещи смотрятся дорогими.

Энни поставила на столик чашку с блюдцем. Вдруг она поняла, что ее белая хлопчатобумажная рубашка и брюки цвета кофе с молоком, купленные в дешевом магазине, наверняка и выглядят дешевыми. Она специально не хотела наряжаться, как и Гарсон, который был одет в рубашку поло и синие джинсы, но сейчас вдруг почувствовала себя неуютно.

Дулси положила альбомы на столик для кофе.

— Я знаю, что вы никогда не встречались с Люком, но, может быть, все же хотите посмотреть его детские снимки? — предложила она уже громче.

Энни натянуто улыбнулась. Она не хотела смотреть никакие фотографии: ни того, кого она считала законченным подлецом — пусть даже у него были свои причины поступить именно так, — как бы сильно ни обожала его мать, и, уж конечно, ни Изабель. Но как отказаться? Она подыскивала предлог, когда неожиданно вмешался Гарсон.

— Не прогуляться ли нам, а фотографии мама покажет Оливеру? — предложил он. — Ему тут будет хорошо.

— Да, конечно. Мы с Эдвином с удовольствием посидим с ним, — обрадовалась Дулси. Энни поднялась.

— Замечательная идея.

Усадив Оливера на диван рядом с бабушкой, которая начала показывать ему фотографии, сопровождая каждую из них дорогими ее сердцу воспоминаниями, они отправились на прогулку.

— Ты говорила, что никогда не была в Винчестере, — начал Гарсон, когда они направились к центру города, — так что я покажу тебе наш собор и замок.

Энни кивнула в знак согласия, и минуты две они шагали молча. День был теплым, августовское солнце золотило крыши домов, расположенных группами у подножья холма.

— А как долго ты был женат? — спросила Энни. Раньше она никогда об этом не задумывалась, но слова Дулси о его жене пробудили в ней любопытство.

— Четыре года, — ответил Гарсон, и она заметила, как заходили желваки на его скулах. — Моей матери очень нравилась Изабель, и хоть я сказал ей, что она напрасно на это надеется, но она до сих пор носится с мыслью, что мы помиримся.

— А у Изабель никого нет?

— Она завела любовь с одним телережиссером, — коротко ответил он и прищурился. — Во всяком случае, она говорила об этом, когда мы виделись последний раз.

— Так вы поддерживаете отношения?

— Прошло года три с нашей последней встречи, — сказал он, глядя прямо перед собой, — но, когда мы расстались, Изабель захотела жить в нашем доме и время от времени звонит, когда появляются какие-то вопросы, связанные с ним.

Отдавая себе отчет в том, что ее любопытство выходит за рамки дозволенного, Энни не могла удержаться, чтобы не задать вдруг ставший важным для нее вопрос:

— Почему вы расстались?

— Из-за несовместимости характеров.

Энни нахмурилась. Несовместимость — термин, которым обозначают все что угодно, и тем не менее он мало что означает. Но одно она поняла наверняка — он не одобряет новую связь своей бывшей жены. Если она права в том, что Изабель ушла от него из-за его чрезмерного увлечения работой, то, может быть. Гарсон жалеет об этом? Предлагал ли он изменить свою жизнь или, может быть, сделал это слишком поздно? Надеется ли он, так же как его мать, на восстановление брака?

Ей очень хотелось спросить его обо всем этом, но горькая усмешка, застывшая на его губах, говорила о том, что этой темы не стоит касаться, в лучшем случае она получит столь же краткий и ничего не значащий ответ.

Насладившись великолепием старинного собора, где находилась могила известной писательницы Джейн Остин, Гарсон повел ее через широкие зеленые лужайки к торговому центру.

— Большой зал — это все, что осталось от средневекового замка, — объяснил он, когда они вышли на открытую площадь, и показал рукой на здание перед ними. — Ричард Львиное Сердце ожидал здесь коронации в тысяча сто девяносто четвертом году, а спустя пятьсот лет во время гражданской войны замок был захвачен Оливером Кромвелем.

— Ты хорошо знаешь историю родных мест, — заметила Энни.

Гарсон усмехнулся.

— Меня всегда привлекал Большой зал, поэтому я и выучил его историю.

Когда они вошли внутрь здания с высоченными потолками, Энни поняла завораживающую прелесть этого места, где сплелись воедино несколько исторических эпох. В одной стороне возвышалась бронзовая статуя королевы Виктории, в конце Зала она увидела ворота из нержавеющей стали, выполненные в ознаменование свадьбы принца Уэльского в 1981 году, окна-витражи датировались прошлым веком.

Но больше всего заинтересовал Энни стол, прикрепленный высоко на стене. Роспись на стене тюдоровскими цветами — зеленым и белым — изображала короля, окруженного двадцатью четырьмя рыцарями.

— Неужели это Круглый Стол короля Артура? — воскликнула удивленно Энни. Я не думала, что он существует.

— Точно не установлено, что столом пользовался именно король Артур, но висит он здесь уже пятьсот лет. Видишь одиннадцатого рыцаря? — показал Гарсон на роспись.

— Лукан, — прочитала Энни. — Так вот откуда твой брат взял свое сценическое имя!

Он кивнул.

— Он всегда мечтал об этом, с самого детства, хотя совершенно не был похож на рыцаря в сверкающих доспехах, — сухо заметил Гарсон.