Поколебавшись, Энни села на диван, стараясь держаться от него как можно дальше.

— Нет, я его не усыновила, — сказала она. — Когда он был совсем маленьким, я хотела это сделать, но мне было всего двадцать три года, я была совершенно одинока, своего дома не имела, постоянной поддержки от родственников тоже, средства были ограниченны. Так что я совсем не была уверена, что мне это разрешат.

— То есть боялась, что тебе откажут? — спросил Гарсон.

Она кивнула.

— Я решила подождать несколько лет, чтобы всем было ясно, что я могу его воспитывать, и, она подняла на него глаза, — и теперь мне надо начинать решать этот вопрос.

— Уверен, что проблем не будет.

— Я тоже так думаю.

— Видит Бог, мне не наплевать на твои чувства, — сказал он, возвращаясь к прежнему разговору, — и я никогда не попрошу тебя сделать что-то помимо твоей воли. Мне только хочется, чтобы мои родители когда-нибудь смогли увидеть Оливера, но уговаривать тебя я не буду.

Энни задумалась. Ее отказ от этой встречи — так же как и попытка выгнать Гарсона — был инстинктивным порывом, продиктованным страхом. Теперь страх прошел.

— А ты уже сказал родителям, что планируешь такую встречу? — спросила она.

— Нет. Они даже не подозревают о существовании Оливера. И хотя это успокоило бы их, я не расскажу о нем, пока ты не позволишь.

— Я не позволяю.

— Тебе решать. — Он развел руками.

— Даже если у Оливера мало родственников, он вполне счастлив, — сказала Энни, чувствуя необходимость как-то объяснить свой отказ.

— Я и не спорю, хотя считаю, что его желание непременно иметь дядю говорит о том, что ему его не хватает. Мои родители чувствуют, что им не хватает внука, — сказал он и помолчал, как бы собираясь с мыслями. — Я был женат.

— На Изабель Дьюинг, телеведущей, я знаю, — сказала она.

— И когда мы разошлись, так и не заимев детей, все надежды родителей на внуков переместились на Люка, а теперь, после его смерти, Оливер будет для них подарком судьбы. Смерть Люка нанесла им непоправимый удар, и появление Оливера было бы для них огромной поддержкой.

Энни раздирали противоречивые чувства.

— Я считаю, что это психологический шантаж с твоей стороны, — сказала она.

— Правильно, — согласился Гарсон.

— То есть ты ни перед чем не остановишься?

— Нет. Ни перед чем, если я знаю, что то, что я делаю, правильно, ответил он. — Черт возьми, Энни, ясно, что ты безумно дорожишь Оливером — его счастьем и своей идеей устроить ему дом именно здесь, — но почему надо лишать его деда с бабкой? Они живут в Винчестере, это не больше часа езды отсюда. Я могу им позвонить и объяснить все по телефону, а в воскресенье мы поедем туда с Оливером на ланч.

— Так вот почему ты решил остаться в этот раз на четыре дня, — догадалась Энни. Он кивнул.

— По дороге из аэропорта я вспомнил свой последний разговор с матерью по телефону, она сказала, что очень жалеет о том, что Люк не оставил после себя ребенка. Поэтому я и решил больше не ждать. Мне надо было что-то предпринять. Черт возьми, я должен что-то предпринять, — настойчиво повторил он, с такой силой ударив ладонью по столу, что стаканы подпрыгнули.

— Ты такой интриган, что я не понимаю, как ты уживаешься сам с собой, заметила Энни сухо.

— Да вот как-то ухитряюсь, — ухмыльнулся Гарсон.

— А весь этот ремонт на «Ферме» ты затеял просто для того, чтобы поближе познакомиться с нами, или ты все-таки собираешься здесь жить?

— Сначала для того, чтобы познакомиться с вами, а теперь… — Он криво усмехнулся. — Я думаю, что когда-то надо отдыхать от всей этой суматохи. Отдых в таком тихом местечке имеет свои прелести. — Он пытливо посмотрел на нее синими глазами. — Так же как и ваша с Оливером поездка в Винчестер.

— Ты никогда не сдаешься?

— Никогда. Я считаю, что надо не оставлять попыток, пока не добьешься своего.

Энни задумчиво посмотрела на него.

— Прежде чем Оливер поедет к твоим родителям — если, конечно, он поедет, я должна рассказать ему об отце.

— Он ничего о нем не знает? — спросил Гарсон.

— Он знает, что тот был музыкантом, но что это Лукан Чезаре, рок-звезда, не знает, и я не хотела бы, чтобы он сейчас об этом узнал. Тогда узнают и другие, начнутся сплетни, пресса может разнюхать.

— Тогда скажем ему, что его отец был Люк Деверилл. Родителям я тоже скажу, чтобы не говорили, кто он такой.

— Мне придется еще сказать Оливеру, что его отец умер, — с тревогой добавила Энни. — Это может расстроить его.

— Надо просто сообщить ему очень осторожно, и все будет в порядке, успокоил ее Гарсон. — Мы можем сказать об этом вместе.

— Но мы не будем говорить ему о том, что Лукан… Люк, — поправилась она, — фактически отказался от отцовства. Хотя он прекрасно знал, что у Дженни не было до него мужчин и она спала только с ним.

— О Господи, я же не пытаюсь оправдать своего брата, я совершенно с тобой согласен, что он поступил как негодяй, — но он был молод, и перспектива стать отцом просто испугала его. При том, что фанаты рока терпеть не могут, когда их кумиры обзаводятся семьями, возможно, он боялся, что это конец его карьеры.

— Ну, наверно, — согласилась Энни.

— Твоя сестра разве не понимала, что Люк не самая подходящая партия? - спросил Гарсон.

— Видимо, нет. Она, кажется, совершенно не понимала его.

— Все мы можем ошибаться.

— Она познакомилась с ним сразу после смерти родителей, когда ей было очень одиноко, — бросилась Энни на защиту сестры. — Еще получилось так, что банк, где она проходила практику, сократил свой персонал, и она осталась без работы. У нее оказалось слишком много свободного времени, и она слонялась по дому, вспоминая маму и папу, и от этого ей становилось только тяжелее.

— А ты тогда училась в университете? — поинтересовался Гарсон. Энни кивнула.

— Конечно, смерть родителей и для меня была ударом, но мне предстояло сдавать выпускные экзамены, так что я не могла себе позволить предаваться печали. К тому же я три года прожила отдельно от них, а Дженни постоянно была с родителями, это обострило ее горе.

— А как она познакомилась с Люком?

— Сын нашего соседа занимался устройством гастролей для рок-групп, он привел Дженни на концерт Люка, чтобы она немного развеялась, а после концерта познакомил их. Это случилось как раз перед гастролями, а тут уволилась одна из танцовщиц, и когда Люк увидел Дженни, то предложил ей работать у них.

— А она училась танцам?

— Нет, и поэтому очень удивилась такому предложению. Но Люк убедил ее, что ей просто надо иметь сексуальный вид и научиться вращать бедрами, так что она согласилась. Все равно ей нечем было заняться, и она подумала, что уж лучше выступать с рок-группой, чем просто слоняться по дому.

Энни грустно улыбнулась.

— Дженни понравилось ездить с музыкантами. Она говорила, что такие поездки дали ей возможность почувствовать себя опять как бы в семье. А раз это произошло благодаря Люку, то он стал в ее глазах спасителем. Мне кажется, это в немалой степени способствовало тому, что она влюбилась в него.

— И однажды ночью они… потеряли осторожность, — проговорил Гарсон.

— Не однажды. Видимо, Люк предпочитал именно так заниматься любовью, отрезала Энни. — Он всегда уверял ее, что ничего не случится, а Дженни настолько боялась потерять его, что предпочла ему верить. Но, как бы то ни было, моя сестра не была легкомысленной свистушкой. И хоть она выбрала богемный образ жизни, это совершенно не значит, что вольное поведение было присуще ее натуре.

— Совершенно не обязательно бросаться на ее защиту, — заметил Гарсон. Наверное, ваши дядя и тетя осуждали ее за этот образ жизни?

Энни криво улыбнулась.

— Конечно. Они не понимали, как ей было необходимо участие и сочувствие. Я пыталась им это объяснить, но они считали, что Дженни не хватает здравого смысла и что она сама виновата во всем случившемся.

— Понятно.

Энни с любопытством взглянула на него. Неужели он и вправду понимает? И сочувствует?

— Через три месяца Дженни поняла, что беременна, — продолжила Энни, — но, когда она сказала об этом Люку, тот сразу заявил, что ребенок не его, вообще отказался разговаривать на эту тему и порвал с Дженни.

— Черт бы его побрал! — с досадой воскликнул Гарсон.

— Вот именно. Дженни не могла прийти в себя. Она была уверена, что спустя какое-то время он смирится с этой мыслью, поэтому осталась в группе, но он знать ее не хотел; и через некоторое время она ушла.

— И тем не менее решила оставить ребенка?

— У нее даже не было никаких сомнений, — поправила Энни. — Она любила Люка, и ничто не могло заставить ее избавиться от его ребенка. Дженни любила Люка до самой своей смерти. Глупо, не правда ли?

— Неважно, что кто-то делает тебе больно, ты все равно продолжаешь любить его. Вечно, — грустно сказал Гарсон.

— Наверное. Дженни пришлось делать кесарево сечение, а потом у нее произошло внутреннее кровоизлияние, — сказала Энни. Она с трудом могла говорить, слезы стояли у нее в глазах. — Доктора сказали, что трагедия может произойти только в одном случае из миллиона, но она умерла.

Гарсон протянул руку, чтобы успокоить ее.

— Сначала ты потеряла родителей, а потом сестру. Тебе действительно много пришлось пережить.

— Да. — Она проглотила комок в горле. — Но остался Оливер. Я полюбила его в первую же минуту, когда увидела. Ну, а остальное ты знаешь.

Гарсон держал ее руку в своей, пока она не успокоилась, потом откинулся на спинку дивана.

— Ты, наверное, хотела бы, чтобы твои родители, если были бы живы, увидели ребенка Дженни и чтобы он знал их? — тихо сказал он.