– Я хочу бульон и сварю его. Сама, – уверенно заявила Инга, деля вид, что ничего этого не поняла и не увидела.

Нестор чуть повернул голову и приподнял уголок губ.

Ладно, она любила, когда он улыбался. Но сейчас это не имело значения. Тем более что веселье у него вызвала ее попытка непокорности. Наверняка, он не сомневается, что сейчас быстро подавит «бунт», и все вернется на круги своя. Станет вновь таким, как ранее. Как ему казалось верным.

И это вновь возвращало их на точку разговора в машине, который так и не был окончен. Однако, имея некоторый положительный пример своей способности отстоять собственное мнение и желание, благодаря чему он все же купил сладости и даже не выхватил их у нее изо рта, Инга не собиралась и теперь отступать. Она отвернулась и, открыв один из кухонных шкафчиков, достала кастрюлю.

– Я приготовлю.

Он решил, что она и правда не поняла его взгляда и намерений? Хм. Инга двинулась с кастрюлей к раковине. Нестор тут же плавным шагом перешел ей дорогу и обхватил руки Инги, не позволяя ей двинуться. Она вздохнула в очередной раз и обернулась лицом к нему.

– Нестор. Такая позиция вернет нас на исходную. К тому вечеру, когда мы заключили соглашение. Ты этого хочешь?

Он пристально смотрел на нее, буквально отмечая малейшее движение. И снова с тем потерянным выражение. Наконец, спустя несколько секунд, он медленно покачал головой. Но продолжал ее держать. Что ж, по крайней мере, он ее слушал. Уже прогресс.

– Хорошо. Я совсем не хочу возвращаться к тем исходным. И снова сходить с ума от ужаса, – она вымученно улыбнулась.

Нестор медленно, с силой закрыл глаза. И отпустил ее руки. Даже отступил на шаг.

– Я этого не хотел для тебя, – открыв глаза, тихо произнес он. – Ни страха. Ни ужаса.

Инга с трудом улыбнулась, понимая, что в этот раз надо проговорить все до конца, иначе они так и будут ходить по кругу, как заедающая пластинка. Видимо, десятки бесед с психотерапевтом не прошли даром, Инга начала искать причины и мотивы своих чувств, поступков и решений. Да и мотивы Нестора тоже.

Но не в состоянии сохранять полное спокойствие, стараясь занять руки, она все же дошла до раковины и включила воду, набирая в кастрюлю.

– Я верю. Но… Хорошо, – в который раз за последние часы повторила Инга. – Смотри. Ты держал меня на прицеле. Наверняка бы убил, не вмешайся Карина, верно? – выключив воду, она поставила кастрюлю на плиту и, не заботясь уже о том, чтобы нормально разделать мясо, просто плюхнула кусок в воду.

Видит Бог, ей было не до того.

– Не знаю.

Она не такого ответа ждала от Нестора. Потому, наверное, резко повернулась, удивленно его рассматривая и вытирая руки полотенцем.

Он выглядел сосредоточенным. И напряженным. И ей очень хотелось подойти и поцеловать его. Но Инга осталась на месте. И он никуда не сдвинулся.

– Я не знаю, что произошло бы, не позвони Соболева, – верно истолковав ее изумление, медленно и неохотно повторил он. – Верным было бы убить тебя сразу. Но я не мог. Все в этом казалось неправильным. Не таким, как должно было быть.

Инга непроизвольно засмеялась. Или издала некий звук, который предпочла бы считать смешком. Не то, чтобы ей полегчало от его объяснений.

– Ладно, ты не знаешь, я не знаю. Тем более у меня был повод для страха, разве не так? Я совершенно не понимала, что происходит с моей жизнью. Тут ты с пистолетом. Потом этот стремительный побег. И та жуткая неделя. Кажется, я никогда в жизни так не мерзла, – Инга даже сейчас ощутила ледяную зябкость, растекающуюся по коже от одних воспоминаний о тех днях. И попыталась взять себя в руки, используя все, о чем говорил ей Валентин Петрович уча успокаиваться. – А потом наш уговор и твое… твоя… Я не знаю, Нестор!

Не очень справившись с эмоциями, она придавила лоб ладонью, посмотрела на него: лицо Нестора казалось каменным, а синие глаза едва ли не почернели. Или это тень так падала?

– Ты был таким… властным, что ли. И забрал у меня все – любую волю. Я ничего не могла решать. Ты не оставлял мне для этого пространства. Свободы в элементарном. Это подавляет. Так что да, я испытывала страх. Я тебя не понимала тогда. Да, что там! – Инга с досадой скривилась. – Я сейчас не уверена, что тебя понимаю, несмотря на то, что как оказалось, жить без тебя мне вообще не хочется.

В этот раз она ему действительно улыбнулась. Может жалко, но это точно была улыбка.

– Так что, может, попробуем опять поговорить? – предложила Инга. – О том, что было. Что теперь есть. Потому что я пока слабо представляю себе – что будет дальше.

Он снова сжал челюсти. На резком лице Нестора, казалось, прорезалось такое количество острых углов и каких-то линий, теней, словно он надел какую-то маску. Однако в остальном он остался совершенно неподвижным. И продолжал смотреть прямо на нее с выражением в глазах, которого Инга не могла понять, как ни старалась.

– Мне… хотелось… позаботиться о тебе. Привести в хорошее состояние, – очень медленно и достаточно оригинально на взгляд Инги подбирая слова, начал говорить Нестор после минуты полной тишины. – Страха я не хотел. Ты сильная. Хорошо держалась. Это мне понравилось тогда. Я тебя захотел иметь. Получить для себя. Не только… – он замолчал, как-то одним взглядом охватив ее всю, что Инга почти почувствовала. – Всю. Целиком. Чтоб только мне принадлежала.

Он замолчал.

Инга тоже молчала, пока не зная, что сказать, да и стоит ли прерывать Нестора, раз уж он заговорил.

– Потом… мне захотелось, чтобы ты была счастлива. Это стало первоочередным. Основным. Очевидно, я тогда с этим плохо справился. Ты убежала.

Нестор опять умолк. И так на нее посмотрел, что Инга поняла – все. Это максимум его красноречия по прошлой ситуации и потолок того, что он будет вслух говорить. Подумалось, что она вовсе не отказалась бы от способности читать его мысли. Но следовало прекратить мечтать и вернуться в реальность.

– Я тебя не понимала тогда. Ты стал мне очень дорог. Но твой контроль, – она тяжко выдохнула. – Как и сейчас, Нестор. Это слишком. Явный перебор. Мне необходимо некоторое личное пространство и какая-то свобода воли. Рядом с тобой, без сомнения. Но я взрослый самостоятельный человек. И я могу принимать решения, касающиеся меня или нас. Понимаешь? Ведь так люди и строят отношения, правда? – Инга попыталась ему ободряюще улыбнуться, показывая, что не пытается вновь убежать.

Наоборот, ищет путь навстречу.

Но Нестор смотрел на нее так же тяжело и пронизывающе. Инге казалось, что она физически ощущает тяжесть этого взгляда: макушкой, шеей, плечами. И продолжал молчать.

Возможно, он нуждался во времени, чтобы это осмыслить?

Да, конечно, Нестор всегда отличался умением почти молниеносно принимать решения и разрабатывать планы исходя из ситуации. Но некоторые моменты, как с ее сексуальным удовлетворением, к примеру, явно выходили за границы этих рамок. И ведь тогда он после некоторого времени понял: насколько Инге некомфортно и тяжело. Может и сейчас он все обдумает и сделает свои выводы.

Надеясь на это, да и сама нуждаясь в какой-то мере в передышке, Инга отвернулась к плите: вода в кастрюле кипела. Она только собралась слить эту воду и набрать новую, как Нестор предупредил ее порыв. Выступив вперед, он оттеснил Ингу от огня и сам взялся за огнеупорные ручки кастрюли. Сам же заменил воду и поставил кастрюлю обратно на огонь.

Инга вздохнула:

– Нестор, это очень наглядный пример. Я вполне справлюсь с приготовлением бульона. Понимаешь? Ты должен мне доверять хотя бы настолько. Чтобы мы могли построить нормальные отношения. Если ты хочешь этого, конечно.

Он не повернулся, почему-то, хотя Инга постаралась сказать это с улыбкой. Так и стоял лицом к раковине и спиной к ней самой. И линия его плеч показалась ей очень жесткой под свитером. Настолько, что Инга поддалась желанию и протянула руку, коснулась его затылка, легко и немного робко провела по правому плечу. Вернулась, ощущая, как движение и ласка становятся все уверенней. Погладила левое плечо. Но Нестор не казался расслабившимся. А словно наоборот.

Неожиданно он резко развернулся, проделав это настолько стремительно и быстро, что Инга не успела убрать руку. И он этим воспользовался, крепко, но осторожно ухватив ее кисть. Сжал ее пальцы. А у Инги, словно в ответ на это движение, сердце в груди вдруг сжалось. Не от боли. А от темного синего взгляда, полного чего-то настолько глубокого и мутного, словно она с разбегу бухнулась с головой болото. И сейчас тонула, путаясь в водорослях и трясине, захлебывалась, погружалась все глубже.

Только дна в этих глазах не было.

И тут Нестор заговорил. Заговорил очень низким, но странно глубоким и ровным голосом, от чего по коже Инги прошла дрожь:

– Мой отец умер в горах, когда мне было около двух. Я его не помню. Когда мне было где-то шесть, я увидел, как моя мать убивает моего брата, которого только что родила. Тогда я этого не понял, конечно. Мне объяснила бабка. В десять – я впервые убил человека: любовника матери, который насиловал и избивал ее. Бабка признала меня неуправляемым и ушла в горы. Мать арестовали и, признав сумасшедшей, закрыли в больнице. Там она и умерла. В четырнадцать психологи интерната впервые признали меня социопатом, поскольку я убил котенка, которого не сумел вылечить и записали в секцию биатлона для реабилитации. В армии меня признали подходящим для особых заданий и тренировали в спецподразделении. Снайпером. Я участвовал в локальных конфликтах. После увольнения устранял цели, намеченные заказчиками.

Он замолчал, продолжая буравить ее этим темным и неподъемным взглядом. А у Инги в ушах шумело, и сердце билось через раз. На коже выступила испарина. Холодная. Почти ледяная, заставляя все ее тело промерзать до косточек. Воздух был настолько плотным, что она не могла им дышать.