Гад он, и все!

Самым странным во всей ситуации было понимание, что этот самый гад спас ей жизнь. Наверное, стоило не злиться, а испытывать хотя бы долю благодарности и спокойно делать то, что говорил человек, точно поболее ее понимающий в подобных ситуациях. И не столь уж существенно было, что, не вмешайся Карина Соболева, этот Лютый вряд ли проявил бы столько участия (три ха-ха-ха) к ее судьбе. Важен итог, как ни как, в котором Инга жива и совершенно цела. Более того, этот Лютый сейчас отправился окончательно убедить милицию в том, что Инга скрылась в соседней стране, и предоставить заказчику убийства неопровержимые доказательства ее «смерти» в виде фото, сделанные в том самом лесу.

Она понимала, сколько этот человек делает, определенно не испытывая к ней какого-либо положительного чувства, подчиняясь малопонятным Инге хитросплетениям отношений Соболевой, Боруцкого и этого Лютого. И честно старалась не усложнять жизнь ни себе, ни ему. Всю дорогу старалась, тщательно игнорируя мысль, что именно этот мужчина, со всей очевидностью, убил Мишу. И именно его, видимо, она заметила тогда в саду. И благодаря его действиям, милиция решила ее записать в виновные.

Инга сегодня узнала много нового о себе. Неудивительно, учитывая ситуацию. В какой-то мере она даже гордилась тем, что может настолько владеть собой, отодвигая эмоции. И пусть в этом огромную роль сыграл шок и молниеносная смена ситуаций, она заслуженно считала, что и сама постаралась неплохо. Правда расплата за ту собранность в виде нынешней истерики – прилично напрягала. Но вот что стало для Инги настоящим откровением – это мера собственной способности к прощению. Или непрощению и ярости.

Оказалось, она вполне может простить этому Лютому убийство близкого ей человека, полное безумие, в которое превратилась ее жизнь, испорченный плащ и собственное валяние в грязи. Ведь, как он справедливо заметил на ее разъяренный взгляд, велев подниматься с земли в том лесу:

– Не я тебя заказал.

Да, она не могла не признать разумность скупых слов этого мужчины. И, в конце-то концов – сейчас она сидела в его доме, надежно спрятанная ото всех, кто вздумал бы искать Ингу. И именно он протянул ее через полстраны, даря шанс во всем разобраться. Так что она могла ему простить многое.

Но Инга оказалась неспособна простить этому Лютому то, что он сделал с ее волосами! Именно это заставляло бурлить в ней бешенство, и именно это спровоцировало в итоге истерику.

Бог свидетель, она никогда не думала, что растительность на голове аж столько для нее значит. Больше жизни бывшего мужа, как оказалось. Хотя, быть может, и тут повинен шок от ситуации в целом? Инге хотелось бы на это надеяться. Ей не понравилась мысль о собственной стервозной истеричности и зацикленности на внешности.

Не то чтобы она обычно не следила за собой. Напротив, ухоженный внешний вид был необходим при ее работе и образе жизни. Но Инга никогда раньше не зацикливалась на этом. Вроде бы.

Однако, как можно было не прийти в бешенство, если этот… Этот… Он побрил ее на лысо!!

Ингу в который раз за последний час начало колотить, стоило только представить, как именно она выглядит.

Ненормальный! Псих!

Наверняка, для маскировки можно было просто укоротить длину. И цвет поменять. А не оставлять на ее голове жалкий и куцый темный «ежик». У него, наверняка, пунктик по этому поводу. Не иначе. Сам вед лысый полностью.

Инге захотелось громко закричать. И, наверное, хорошо, что продолжающиеся всхлипы не позволили поддаться такому желанию. То, что не привлекать к себе внимание – в интересах самой Инги, Лютый повторил ей аж три раза. Судя по всем предыдущим часам их совместного путешествия, просто небывалая разговорчивость для этого мужчины.

Хотя, чье внимание здесь привлечешь?

Рыдания, буквально вытрясшие из нее душу, вдруг затихли сами собой. Инга судорожно втянула воздух, сделав один вдох. Второй. Поднялась на слабых, дрожащих ногах, опираясь о стены, и уставилась в зеркало, под которым и сидела все это время.

И неожиданно, настолько же непроизвольно и неконтролируемо, как только что рыдала, начала хохотать. Безрассудочно и совершенно нелогично.

Может, это она сошла с ума? Может, это Инга стала ненормальной?

У нее уже появились такие подозрения. И возможно, не стоит обвинять человека, который просто делал свою работу, а потом и вовсе – столько совершил, чтобы вытащить Ингу из ужасной ситуации.

Неизвестно что именно, но что-то из этих мыслей помогло ей прийти в себя. Наверное, подозрение в том, что она тихо сходит с ума. Или не тихо…

Опасаясь теперь делать глубокие вдохи, боясь нового повторения истерики и срыва, Инга скупо вздохнула через едва приоткрытые губы. Уперла одну ладонь в металлическую раковину, привинченную к стене, а второй медленно зачерпнула воду кружкой из ведра с водой, стоящего на полу. И плеснула себе в лицо.

От ощущения холода по всему телу прошла дрожь. От чего стало даже легче. Словно сбросилось что-то неправильное, та истерика, которая сотрясала Ингу все это время. И она откуда-то нашла в себе силы, чтобы снова поднять глаза и еще раз посмотреть на себя. Уже чуть более здраво.

И это все равно смотрелось ужасно: короткие, торчащие вверх не больше чем на три-четыре миллиметра темные волоски покрывали всю ее голову. Неравномерные, какие-то рваные. Она уже и забыла, какого же по правде цвета волосы на ее голове. Уже лет десять, кажется, старательно добивалась настолько модного и престижного оттенка платиновой блондинки, оставляя немалые деньги в салонах. Но чтобы устроиться на хорошую работу и произвести соответствующее впечатление на нужных людей – надо выглядеть дорого. Даже если деньги, отданные мастеру, были последними, и следующие два дня ей приходилось питаться кофе и сигаретами. Инга это правило давно усвоила, и оно не раз помогало ей в жизни и профессиональной деятельности.

Правда, сейчас Инга не могла не признать, что вот в этом кошмаре на ее голове – по большей части виновата сама же. Этот Лютый не настаивал на такой «стрижке», если уж совсем откровенно говорить. Просто выложил перед ней ножницы, достав те из какого-то ящика, со столь же скупым комментарием, как и обычно:

– Волосы обрежь. – Помолчал около минуты, каким-то таким брезгливым взглядом осматривая локоны, которыми Инга даже гордилась, пожалуй. – Цвет потом поменяй еще. Не затягивая.

Наверное, он был прав. В конце концов, Инге не стоило забывать о ситуации, в которой она оказалась: о том, что ее могли уже объявить в розыск, что кто-то же нанял этого Лютого, чтобы… Да, скорее всего, чтобы убить Ингу. Так что его «совет» о смене прически был нелишним. Но в тот момент…

Как показалось Инге сейчас, в тот момент она уже перешагнула стадию отстраненного шока, и «на всех парах» неслась к состоянию истерики. Потому как, чем иначе объяснить ее реакцию и возмущение таким советом – Инга не знала совершенно. Более того, ее настолько задело это замечание. Откуда-то взялась совсем дикая мысль, что это он так высказывает свое мнение о ее волосах. Причем, точно, не лестное. И такое возмущение от этого. Ярость просто. Что вот Этот вот, который ее убить собирался, который испортил ее плащ, вывалял в грязи, в безумной гонке протянул через большую часть страны, чтобы оказаться на каком-то заброшенном хуторе – вот Этот вот еще смеет высказывать свое «фе» ее внешности?!

Тогда Инга разъяренно схватила ножницы, которые он ей дал, и с яростью, которой никогда не чувствовала настолько сильно, отхватила приличную прядь, чуть ли не под самые корни. На самом деле, ей отчаянно хотелось метнуть ножницы в Лютого, но Инга даже в истерике подозревала, что в таком случае – этот мужчина может закончить то, зачем появился в ее квартире сегодня утром. Но она не смогла отказать себе в удовольствии бросить эти волосы в него.

Глупо. Безумно глупо и ребячливо. Сейчас Инга даже себе объяснить не могла, зачем подобное учудила?

На Лютого, кстати, такой демарш впечатление не произвел. Он молча выдвинул другой ящик из единственного шкафа в комнате и достал машинку для стрижки. Старенькую и, судя по виду, потрепанную жизнью.

– Так даже лучше, на краске сэкономишь – без эмоций заявил он и за один шаг преодолел расстояние между ними, пока Инга, еще пылая яростью, не сообразила его следующие действия. – Здесь нажимаешь и ведешь, – «проинструктировал» ее Этот.

Крепко ухватил горячей сухой ладонью за горло, так, что Инга вдруг очень четко и ясно ощутила, насколько она перед ним беззащитна. И как просто ему, на самом деле, причинить ей боль. А может и убить. От этого что-то словно треснуло у Инги внутри. Заставило почувствовать себя перед ним какой-то открытой, беззащитной и беспомощной, несмотря на всю ее ярость и гнев. Так, что даже дрожь прошла по позвоночнику. Прямо под его ладонью.

Лютый же, наверное, не заметив этих изменений в Инге, повернул ее голову как ему удобней, подцепил следующую прядь волос за той, что обрезала Инга, и резким, жестким уверенным движением провел у нее по голове, разумеется, включив машинку. Ярость Инги схлестнулась с ужасом, пока она наблюдала, как новые светлые локоны падали на ее ноги.

– Зеркало там, – сообщил Лютый, махнув рукой вправо. – Сама закончишь. Я еще не все дела сделал.

Он отложил все еще «жужжащий» прибор на подоконник и вышел, оставив Ингу один на один с машинкой, наполовину обритой головой, и истерикой. Что ей оставалось делать? Не ходить же, как какая-то героиня ужастика? Правда, Инга и сейчас мало чем отличалась от Сигурни Уивер, вышедшей на войну с «чужими».

Сквозь губы снова прорвался истеричный смех. Инга зачерпнула новую пригоршню холодной воды и плеснула себе в лицо, подавляя возвращающуюся истерику.