Саша в этом не сомневалась, но ей не хотелось сдаваться, и она с вызовом ответила:

– Он любит меня!

– А я люблю его!

– Это ничего не меняет!

– Изменит! Он будет любить меня!

– Вы станете его привораживать? – усмехнулась Саша.

– Мне не надо его привораживать. Я и так с ним сплю.

– На здоровье! – Саша рассмеялась в лицо начальнице, встала из-за стола, выбежала в коридор и чуть ли не кубарем скатилась по лестнице в полуподвальчик гардероба.

Там надевал куртку муж Марьяны Тереховой. Саша бросила на него сочувственный взгляд и подала гардеробщику номерок. Когда она, торопливо одевшись, выскочила на улицу, у дверей ресторана курил Терехов.

– А вы почему так рано уходите? – спросил он. – Кажется, вас зовут Александрой…

– Да, а вас… – Саша поняла, что забыла его имя.

– Владиславом. Но можно и короче – Владом. Вы домой?

– Домой.

– Вас проводить?

– Зачем? – испугалась Саша. Этого только не хватало!

– Поздно уже. – Он взглянул на часы. – Скоро одиннадцать. Вы далеко живете?

– Надо ехать на метро.

– Поехали, – твердо сказал он и решительно взял ее под руку.

До метро они по-солдатски шагали в ногу и молчали. На эскалаторе Терехов спросил:

– Почему в гардеробе вы одарили меня таким презрительным взглядом?

– Вам показалось, – ответила она.

– Ну… я, наверное, неверно выразился. Не презрительным, а таким, мол: бедолага ты, бедолага!

Саша нервно пожала плечами и отвернулась в сторону. Терехов железными пальцам повернул ее лицо к себе и чуть ли не на все метро выкрикнул:

– Все знают, что я… рогоносец, да?

Саша не без труда высвободила лицо и раздраженно бросила:

– Это не дает вам права… – и осеклась, и даже сказала: – Простите…

– Это вы меня простите, Саша… – выдохнул он. – Веду себя, как… не знаю кто… Вы уж точно ни в чем не виноваты.

Саша покраснела так, что защипало глаза, но Терехов, погруженный в свои невеселые мысли, этого не заметил. До Сашиной остановки они ехали молча, молча поднимались вверх по эскалатору, молча подошли к ее дому.

– Вот я и дома, – сказала Саша. – Спасибо, что проводили.

– Да… да… – рассеянно проронил он. – Какие тут могут быть благодарности… Пустяки…

Саша повернулась к двери подъезда, а Терехов вдруг попросил:

– Не бросайте меня так, Саша… Я что-то сам не свой…

– Вы хотите, чтобы мы еще прогулялись? – предположила она.

– Прогулялись? Нет, пожалуй… Пригласите меня к себе на чай… Вы же в разводе… одна… Я помню, Марьяна рассказывала, как тяжело вы разводились.

Саша замерла в замешательстве.

– Не бойтесь меня… – невесело усмехнулся Терехов. – Вы же все знаете… Не могу я сейчас идти домой… Хоть плачь, как девчонка, которую бросил на танцах кавалер… Помогите мне, Саша…

Она открыла дверь подъезда и пригласила Терехова войти.

Уже в лифте Влад вытащил мобильник и позвонил домой:

– Митька, это я. Да-да… Ваня спит? Хорошо… В общем, так: мама приедет из ресторана одна, скажешь, что меня вызвали на объект… Ну… я ушел тихо, чтобы не мешать ей веселиться… Когда приду? Откуда я знаю… Как закончим, так и приду!

Саша открывала дверь, когда Влад, убирая в карман телефон, поморщился и сказал:

– Ненавижу врать.

– Но у вас неплохо получается, – хмыкнула Саша и пропустила его в квартиру.

– У нас у всех это неплохо получается… когда припрет…

– Хотя… с другой стороны… – задумалась Саша, расстегнув дубленку. – Вы не погорячились? «Вызвали на объект» – звучит, как фраза из анекдота или из какого-нибудь комедийного фильма про неверного мужа.

– Ну… во-первых, муж я верный… – вздохнул Терехов. – А во-вторых, мы действительно часто работаем по ночам, когда заказчики очень уж торопят.

– А вы кто?

– Даже не знаю, как сказать, кто… Мастер по отделке интерьеров – наверное, так будет правильно. В общем, дизайнер.

– Проходите в комнату, – предложила ему Саша. – А я сейчас заварю чай. Вы ведь заказывали?

– Я заказывал, конечно, но это так… не обязательно… не беспокойтесь…

– Нет уж, нет уж! – рассмеялась Саша. – Как говорится, первое слово дороже второго!

Терехов, смущаясь собственной навязчивости, прошел в комнату, а Саша отправилась на кухню. Она налила в чайник воды, поставила его на газ и задумалась. Зачем она согласилась на то, чтобы Терехов поднялся к ней в квартиру? Узнает Марьяна – убьет самым натуральным образом. С Марьяной Валерьевной связываться – себе дороже! Ей не стоит даже перечить и возражать: уничтожит, превратит в пыль и пепел. Саша вспомнила, как однажды возразила…

Начальницей Терехова было неплохой, но признаваться в собственных ошибках очень не любила и особенно не терпела, когда ее уличали в них подчиненные. Однажды Саша имела неосторожность высказать Марьяне Валерьевне свое мнение – сказала, что одна графа в новой таблице отчета совершенно лишняя. А ее, эту графу, начальница сама и разработала. У Тереховой сначала покраснел кончик носа, потом нездоровая краснота залила все лицо и шею. Марьяна Валерьевна смерила Сашу презрительным взглядом и, очень четко артикулируя, будто разговаривала с человеком с пониженным слухом, выдала следующее:

– Когда вы, Александра Сергеевна Арбенина, главный инспектор налоговой службы, дорастете до должности начальника отдела, тогда мы с вами и обсудим, какие графы в какой таблице лишние.

Саша тогда по своей привычке только пожала плечами, что означало: делайте, как хотите. Но через несколько дней начальница инспекции Волгина вернула отчет с перечеркнутой крест-накрест именно той графой в той самой таблице, о которой говорила Саша. Сверху красным маркером размашистым почерком Ирины Федоровны было написано: «Эти данные уже приведены выше. Получается „масло масляное“. Сама же таблица вполне удачна. Думаю, такой вариант стоит согласовать в управлении».

Терехова не могла простить Саше эту несчастную таблицу около месяца. Она неутомимой землеройкой рылась в Сашиных документах, чтобы отыскать в них ошибки и прилюдно осрамить Арбенину, которая, во-первых, посмела посягнуть на святая святых, то есть на начальство, а во-вторых, оказалась свидетельницей афронта собственного руководителя.

Ошибок в документах не находилось, потому что Саша была очень аккуратна. Тереховой пришлось цепляться за всякие мелочи, типа не вынесенной вовремя мусорной корзины, невымытой чашки из-под кофе, засохшей герани на подоконнике возле Сашиного стола и даже по поводу того, что так и не пришли электрики починить сгоревшую розетку. Эта лишняя графа раз и навсегда научила Сашу не возражать начальнице, а потому она даже не попыталась огрызнуться на предмет того, что уж к розетке не имеет никакого отношения.

После того, что Саша услышала сегодня от Халаимова, она испугалась Марьяны уже не на шутку. Лишняя графа – сущие пустяки по сравнению с тем, что они с Тереховой делят постель с одним мужчиной. Если Марьяна об этом узнает, Саше вообще не жить. Если бы она умирала от любви к Владимиру Викторовичу, тогда еще стоило бы сразиться с начальницей, а так… Мало было этого открытия, так теперь еще в Сашиной квартире появился муж Марьяны… Ужас! Хотя… может, она и обрадуется. Похоже, она страшно влюблена в Халаимова. Она в Халаимова… А Халаимов… Врет он все про любовь! Какая может быть любовь, когда он то с ней, с Сашей, то с Марьяной… А может, и еще с кем-нибудь. Например, с Эльмирой. Она без конца изрекает на предмет Владимира Викторовича всякие двусмыслицы. А Анютка? Над ее беззастенчивыми попытками соблазнить зама прямо на рабочем месте смеется уже вся инспекция. А может, зря смеется…

Как же он крепко прижал ее к себе в танце… Как горячо шептал о любви… До чего же хочется, чтобы его слова были правдой… Он даже сказал, что готов развестись со своей теледивой. Что, если взять да и предположить, как Халаимов и впрямь разведется с Рязанцевой и женится на ней, на Саше? Нет, не стоит предполагать. Если бы он готов был на такое, то сейчас сидел бы возле нее на кухне или мылся бы в ее ванной, потом они вместе пили бы чай, а потом… Саша вспомнила мягкие губы Халаимова, его шелковистые волосы, античное тело, и по ее коже пробежали мурашки. Все-таки ей с ним было хорошо. Так хорошо, что…

На этом месте Сашины размышления прервал заливистый свисток чайника. Она выключила газ, заварила чай, достала из шкафчика нарядные чашки, мельхиоровые ложечки и пакетик с печеньем «Кудесница», которое очень любила и часто покупала. Пересыпав его на тарелочку, она поставила все необходимое на жостовский поднос с крупными красными цветами и понесла в комнату.

Муж Марьяны Тереховой сидел на полу и рассматривал Сашины расписные доски. Она и забыла, что весь ковер был завален ее работами, из которых она хотела отобрать лучшие для новогоднего подарка двоюродным сестрам, которые одни лишь ценили ее творчество.

– А вот и чай, – сказала Саша и вынуждена была поставить поднос на пол, потому что стол был заставлен баночками с гуашью, водой и лаком. Отовсюду топорщили хвосты разнокалиберные кисточки и пестрели яркими пятнами тряпки, о которые она вытирала руки. Саша посмотрела на Влада с таким смущением, будто он уличил ее в извращенных наклонностях, и торопливо сказала: – Сейчас я все уберу… или, может быть, пройдем в кухню? Там ничего такого не валяется. Все чисто.

– Подождите, Саша, – растерянно посмотрел на нее Терехов. – Это… ну то, что валяется, как вы выразились… это все ваше?

– Мое…

– То есть это ваши работы?

– Мои.

– Вы все это сами? – продолжал он удивляться.

– Ну разумеется, сама… – улыбнулась Саша, радуясь его интересу и удивлению. – Какой вы чудак… Кто же ко мне будет приходить, чтобы тут расписывать доски?

– У вас есть художественное образование? – деловито осведомился Терехов.

– Образования нет, но в детстве я несколько лет училась росписи по дереву у одной замечательной женщины, пока она…