Я поворачиваюсь к ней с хитрой улыбкой на лице.

– Мы собираемся навестить Генри Уолтера.

– Кого?

– Новорожденного сына Эйми.

Диана моментально выходит из ступора.

– Она уже родила? – Ей грустно от того, что я узнала об этом первой. Но, что посеешь, то и пожнешь. – Вероятно, она еще спит.

– Дети спят каждые два часа. Уверена, она бодрствует.

– Бекка, пожалуйста, давай повернем назад.

– Почему?

– Потому что я не хочу туда ехать.

Каким-то образом мы умудряемся попасть в пробку. В восемь тридцать утра в субботу! Ползем мимо сомнительного мотеля, который, вероятно, был свидетелем миллион интрижек. Во мне скапливается раздражение, готовое вот-вот выплеснуться на Диану. Но я пытаюсь сдержать его, вызывая в голове образ маленького Генри Уолтера.

– Ты ревнуешь! И злишься!

– Не поняла? – говорит Диана.

– Я твоя сестра. Если ты не можешь сказать это мне, то тогда кому еще? Именно поэтому ты обрубила все связи с друзьями.

– Я ничего не обрубала. Твои слова очень жестоки.

– Но это правда.

– Так нечестно, – говорит Диана, и я рада, что она не пытается спорить со мной. Слова с легкостью вылетают из нее. Интересно, как давно она хотела их высказать. – Если бы не я, они бы никогда не встретили своих мужей. И я тоже почти вышла замуж.

– Почти, но не вышла, – мне приходится быть грубой. – Ты должна двигаться дальше, иначе у тебя не будет другого шанса в будущем.

Диана откидывается на сиденье и тяжело вздыхает.

– Неужели это будет преследовать меня всю жизнь? Диана Вильямсон, девушка, которую кинули в день свадьбы. Ах да, еще она излечилась от рака. Но важнее всего то, что ее бросили.

– Только если ты позволишь. Ты заморозила то время и продолжаешь в нем жить. То, что случилось, конечно, ужасно, но ты не можешь позволить этому разрушить свою жизнь.

– Когда ты стала такой рассудительной?

– Как только меня стала преследовать вся школа, – отшучиваюсь я. Вся эта ерунда уже не кажется такой уж важной. Пробка рассасывается, и я вижу стальные арки моста Джорджа Вашингтона.

– Так зачем ты тащишь меня посмотреть на этого ребенка?

– Потому что ты счастливица. Несмотря ни на что, у тебя есть три человека, которые пока еще хотят быть твоими подругами. – Я думаю о Вал и о том, как пуста моя жизнь сейчас. Жаль, я не понимала этого раньше. – Они тебя любят. И ты не хочешь их потерять. Только не из-за какого-то тупого парня.

Диана нежно касается моего плеча.

– Спасибо. – А затем начинает вытирать нос об мой рукав.


***


Когда мы, наконец, добираемся до квартиры Эйми и Билла, Диана приносит кучу извинений. Они зовут Мариан и Эрин и заливаются слезами. Конечно, та крепкая дружба не восстановится за один вечер, но я ощущаю положительный настрой, который исходит от Дианы. И уже могу видеть под ее нынешним образом ту девушку, которая свела вместе три пары.

– Два-ноль, хочешь подержать малыша? – спрашивает Эйми.

Я нервничаю от того, что беру на себя ответственность за жизнь человека, но это не то предложение, от которого откажется нормальный человек. Поэтому я протягиваю руки.

– Таким образом, Генри теперь будет три-ноль?

– Три-ноль. А мне нравится, – говорит Диана.

– Ой, подожди, – выпаливает Билл. Он куда-то бежит и приносит маленькую бутылочку с дезинфицирующим средством. – Для ребенка, Бекка.

Я выдавливаю немного жидкости, растираю, а потом замираю, смотря на бутылочку немного дольше, чем следует. В голове начинают крутиться колесики, и теперь я знаю, что должна все исправить.

– Что-то не так? – спрашивает Эйми.

– Нет. – Она вручает мне Генри. Вблизи он еще лучше. Я совсем не знаю этого ребенка, но уже влюблена в него.

– Ну как ты? – спрашивает Диана.

– Нормально, – говорю я. – Эй, давай остановимся возле магазина по дороге домой. У меня есть план.

– Хорошо. Но какой?

– Как свести Стива и Хаксли.


38


В школу я пришла очень рано. К счастью, пока здесь только сторож. Я открываю ящичек Стива и Хаксли своим универсальным ключом. После этого я собираюсь выбросить ключ в мусорную корзину, однако все же решаю оставить. На память.

К тому же... ничего невозможно предугадать.

Следующая остановка – комната для хранения реквизита драматического дружка. Меня немного потряхивает от отвращения, ведь это обитель Эзра. Я вспоминаю парочку актеров, которую я разбила в прошлом году. Все, что от меня потребовалось, так это опубликовать в сети плохие отзывы для одного и восхваляющие для другого, а остальное сделали зависть и театральность. Выдергиваю из-под груды хлама причудливую плетеную скамейку, просто идеально подходящую для старомодного сада, и тащу ее к нашей новой телевизионной студии.

Ставлю ее лицом к новой, еще сверкающей камере. Подвигаю поближе невысокий столик и ставлю на него СD проигрыватель и две баночки кока-колы. Надеюсь, что они не нагреются и не выдохнутся к обеду. Отхожу подальше и осматриваю получившуюся обстановку. Никогда еще я не была так горда своим планом.

Весь ланч провожу в аппаратной, постоянно проверяя время и отчаянно желая силой мысли сдвинуть стрелки часов. Но я не могу. Поэтому приходится ждать.

Ровно в полдень, в студию заглядывает Стив. Я прячусь за пультом управления, напичканного всякими кнопочками и рычажками. Стив внимательно осматривает лавочку, буквально инспектируя ее. Мне так и хочется сказать, что это просто лавочка. Наконец, он понимает, что к ней не подведен электрический ток, и она не взорвется, он решается сесть. Нажимает на кнопку воспроизведения проигрывателя, как и указано в записке. Из колонок раздаются первые медленные аккорды «Bittersweet Symphony».

– Привет, – говорит Хаксли, стоя у входа.

Мое дыхание учащается и мне становится интересно, как чувствует себя Стив. Они отлично смотрятся вместе. Некоторые люди просто рождены друг для друга.

Стив встает, чтобы поприветствовать ее.

– Привет.

– Все как будто специально устроено, – говорит она, осматривая обстановку.

– Знаю.

– Я и забыла, что ты знаешь код от моего шкафчика.

– А ты – мой, – говорит он.

Хаксли походит ближе, но не садится на лавочку. Они еще какое-то время осматриваются. Баночки кока-колы, приглушенный синий свет.

– Сколько времени у тебя ушло, чтобы сделать все это? – спрашивает он ее.

– У меня? Разве это не ты?

– Нет.

– Это не ты положил бутылочку с ополаскивателем для полости рта и записку в мой шкафчик? – спрашивает она, доставая доказательства из кармана.

Он делает то же самое.

– Хочешь сказать, что это не ты?

Они внимательно осматриваются еще раз.

– Здесь кто-нибудь есть? Если есть, то вам лучше выйти, – кричит Стив.

Я прикрываю рот рукой. Я должна была догадаться, что они начнут что-то подозревать. Слышу их шаги, приближающиеся к аппаратной. Замечаю под пультом управления картонную коробку, вытаскиваю и ставлю ее перед собой. Стив распахивает дверь.

– Если здесь кто-то есть, то вы ведете себя очень странно.

Просто расслабься, хочется сказать мне ему. Позже ты будешь мне благодарен.

Он заходит в комнату и встает прямо перед пультом. Я даже чувствую запах резины от его туфель.

– Это какая-то злая шутка? – говорит он в никуда, хотя, полагаю, Стив говорит со мной.

– Стив, – говорит Хаксли. – Иди сюда.

Он идет в студию, а я возвращаюсь на свой наблюдательный пункт.

– Почему здесь стоит лавочка?

– Стив, – мягко смеется Хаксли. Она вытаскивает из кармана бутылочку с ополаскивателем полости для рта и записку, Стив делает то же самое.

– Лавочка, ополаскиватель для рта, «Bittersweet Symphony», – говорит она.

Его глаза округляются, когда он понимает, что она имеет в виду.

– Как на вечеринке Трэвиса Вебера.

– Наш первый поцелуй.

– Я так нервничал.

– Я больше. У меня даже зубы стучали.

– Я думал, что ты замерзла, поэтому отдал свою куртку. – Стив берет куртку, которую я предусмотрительно положила на лавочку, и накидывает на плечи Хаксли.

– Кто все это организовал? – спрашивает она, садясь на скамейку. Их колени соприкасаются.

– Тот, кто хочет, чтобы мы снова были вместе.

– А тебя можно отнести к этой категории?

Стив отодвигает колени подальше, тем самым разрушая этот момент.

– Хакс, зачем ты пыталась оплатить мое обучение в Вермилионе? Кто так делает?

Я вижу, как она напряжена, готовая защищаться.

– Тот, кому ты не безразличен. Я всего лишь пыталась помочь.

– Знаешь, как мне было стыдно? Да, моя семья не так богата, но…

– Ты никогда раньше не жаловался, когда ездил с нами отдыхать или получал рождественские подарки.

– Это совсем другое.

– Почему?

– Потому что я хочу учиться в Чандлере! – вырывается у него. – Я хочу играть в футбол. Я люблю футбол.

Хаксли глубоко вздыхает и смотрит на освещение.

– Я знаю.

– Но я также люблю и тебя.

Они пристально смотрят друг на друга, будто ведут безмолвный разговор. Их тела все ближе и ближе друг к другу. Удивительно, как быстро все вернулось на круги своя. Может, некоторые пары невозможно разлучить, как ни старайся.