Она моргает и хмурится.

– Не волнуйся, тут ничего опасного. Просто такой вид газировки. Там есть вода, если хочешь.

Я делаю большой глоток комбучи и возвращаю бутылку Николь. Она делает ещё один глоток, сначала осторожно.

– Я знаю, что к нему надо привыкнуть.

Тогда она слегка улыбается:

– Это вовсе не ужасно.

Лоурель, переодевшись в бледно-зелёное вязаное крючком бикини, подходит к нам:

– Идёте в воду?

– Через пару минут, – говорю я.

Николь пожимает плечами.

– Думаю, я первым делом осмотрю те скалы, – говорит она, кивая на противоположную сторону бухты, где скалы выступают из воды под невысоким утёсом и неглубокой пещерой.

– Пойдём, – соглашаюсь я. – Я покажу.

Я жадно ухватился за возможность сбежать от Лоурель и её зоркого взгляда. Несмотря на то, что мы никогда не ходили с ней на свидания, никогда не были парой, я чувствую, что она по-прежнему испытывает ко мне что-то. Будто бы я ей не нужен, но никому больше она меня не уступит.

– Как хотите, – говорит она, разворачивается и идёт к воде, притормозив на мгновение, прежде чем прыгнуть.

Пока мы шли к пещере через пляж и скалистый участок, все уже зашли в воду.

– Когда я был маленьким, я приходил сюда и играл в пещерного человека доисторических времён, – говорю я.

– Там глубоко? – спрашивает Николь, когда мы смотрим в провал пещеры.

– Не сильно. Время от времени я здесь ночую. Здесь так спокойно ночью.

В этот момент Паули с криком прыгает бомбочкой в воду, а девушки визжат от брызг.

– Сейчас не так спокойно, – говорит она.

– Когда я узнал, что тебя пригласили, я подумал, что мне надо поехать и защитить тебя от этого хаоса.

– Я похожа на того, кого надо спасать?

– Нет.

– Почему ты решил, что я поеду, даже если тебя не будет с ними?

Я поднимаю взгляд на неё, чтобы посмотреть, серьёзно ли она говорит. Она улыбается, почти смущённо, будто бы никогда не флиртовала.

– Я видел, что твоих родителей нет рядом, – говорю я. – Они узнают, что вас не было, когда вернутся?

Её лицо застыло.

– Они не узнают.

– Уверена?

Я не хочу, чтобы её отец взбесился и совсем запретил ей приходить к нам.

Она вздыхает и садится на край скалы у воды, свесив ноги. Я сажусь рядом.

– Если я расскажу тебе кое-что, ты сохранишь это в тайне?

– Конечно.

Она так долго молчит, что я уже думаю, что она не будет ничего рассказывать. Я смотрю, как она наблюдает за ребятами в воде, и наконец она заговорила.

– Родители уехали, и я не знаю, когда они вернутся. Я не хотела никому говорить, но…

– Но?

– Это так тяжело. То есть, дома нет воды, запасы еды заканчиваются, добраться до магазина не так просто, и меня просто бесит, что мне не с кем об этом поговорить.

– Я думал, что вы позвоните сантехнику насчёт лопнувшей трубы.

Она мотает головой.

– На него нам не хватит денег. Я вроде остановила протечку, примотав изолентой к трубе стеклянную банку с тряпкой. Но повязку надо менять каждый день.

– Я могу помочь. То есть, я, возможно, смогу починить водопровод или же найду того, кто сможет.

– Ни в коем случае, я не могу допустить, чтобы кто-то узнал, что мы остались одни.

– Мы что-нибудь придумаем, чтобы вас прикрыть.

Она снова вздыхает.

– Врать людям я тоже устала.

– Я могу подвозить тебя до магазина. Могу попросить у кого-то машину, по крайней мере. Это хоть как-то поможет?

Она смотрит на меня, между бровей у неё пролегла глубокая складка, но она не выглядит встревоженной.

– Ага, спасибо.

Я хочу, чтобы мы здесь были одни. Я мог бы приблизиться и прикоснуться к ней. Может быть, поцеловать её. Может, что-то большее.

Я определённо хочу больше, чем просто её поцеловать. Я постоянно об этом думаю после того, как мы плавали в реке Юба. Воспоминания, её тело, влажное, сверкающее на солнце, так изящно скользящее в воде, преследуют меня. Просто я не знаю, хотела ли она когда-нибудь, чтобы я поцеловал её или прикоснулся к ней. Но больше всего я не хочу спугнуть её. Я хочу удерживать её поблизости, чтобы узнать получше, и тогда наши отношения плавно стали бы чем-то бóльшим.

– Куда уехали твои родители?

– Не знаю. У мамы сдали нервы и она сбежала, а папа поехал её искать.

– Так что ты не знаешь, когда он вернётся?

Она отрицательно качает головой, я не могу разгадать выражение её лица.

– Он тебе не писал, не звонил?

– Телефоны – это не для него.

– Слишком удобно?

– Вроде того. – Она поднимает камень и взвешивает его на ладони. – Он хочет посмотреть, как мы выживем без его помощи.

– Выживете после чего?

– После чего-нибудь. После всего.

– После Армагеддона что ли?

В ответ она улыбается, но взгляд при этом остаётся мрачным.

– Наверно.

– Твой отец сурвивалист?

– Он предпочитает называть себя подготовленцем.

– Кем?

– Человеком, который готовится к худшему. Мне кажется, что у сурвивализма теперь какой-то слишком негативный оттенок.

– Так вот почему ты охотишься и живёшь на отшибе?

– Ты тоже живёшь на отшибе.

– Я живу в духовном центре, мама была одним из его основателей. Они решили купить эти земли, потому что тут красиво, дёшево и они думали, что само место вдохновляет на духовное созерцание.

Я говорю это, стараясь звучать менее пафосно, но Николь серьёзно кивает, смотря прямо перед собой.

– Цели папиного плана – превратить дом в автономную крепость. Он даже убежище собирается построить.

– На случай ядерной войны?

– На случай любой катастрофы.

– Ты веришь, что это всё пригодится?

Она пожимает плечами.

– Все мы когда-нибудь умрём, верно?

– Большинство из нас к тому времени будут лежать с восковыми лицами в кровати, доживая старость.

– А зомби будут карабкаться в окно.

Я смеюсь и оглядываюсь на неё посмотреть, шутит ли она. Она иронично улыбается.

– Так твой отец научил тебя, как выживать в диких условиях? Это достаточно полезно, так ведь?

– Ну да. То есть так и есть, но это тяжелее, чем я думала. Я чувствую себя безнадёжно тупой, когда дом неумолимо разваливается.

– Дом разваливался и до твоего приезда, так что ты никакого вреда не нанесла.

– Спасибо, утешил.

– Я умею обращаться с гвоздями и молотком, если хочешь, могу помочь с ремонтом.

Она с недоверием смотрит на меня.

– Почему ты хочешь помочь?

– Почему бы нет?

Она молчит.

– Мне тоже нужна ещё одна пара рук, чтобы помочь на стройке дома на дереве. Может, мы могли бы совершить обмен услугами.

– Может быть.

– Ты не против, если я приду завтра и посмотрю, в чём у тебя дело?

Она пожимает плечами.

– Только, если ты хочешь.

Я вижу, как в озере ребята брызгаются, визжат и смеются, устраивая бои мальчиков против девочек. Лоурель будто чувствует, что на неё смотрят, и оборачивается на нас, в выражении её лица что-то меняется. Её губы всё ещё улыбаются, а глаза – уже нет.

Николь, должно быть, тоже заметила это, потому что она спрашивает:

– Вы с Лоурель встречались когда-то?

– Нет. Мы только друзья, – говорю я, соображая, как деликатно описать все наши запутанные отношения.

– Мне кажется, что я ей не нравлюсь.

– Ага, я не в курсе. Но, если от этого станет понятнее, она немного жадная до вещей, которые ей не принадлежат.

– То есть, вы никогда не гуляли под ручку или что-то ещё?

– Боже, нет. Это как ухаживать за собственной сестрой.

От одной мысли мне стало даже немного противно, но вслух я этого не сказал, чтобы она не подумала, что я извращенец.

Лоурель всем нравится. Она похожа на мою маму в миниатюре, только без серьёзных пагубных пристрастий.

– Это почти бессмысленно, – продолжаю я. – Но она ведёт себя так же, когда дело касается моей матери. Будто бы она хочет завладеть всем маминым вниманием и раздражается, когда мама хочет провести время со мной.

– Мда.

– Как я и говорил, всё очень запутанно. Она выросла без семьи. Именно поэтому, наверное, она испытывает ко мне глубочайшую привязанность, как к родному брату, и боится, что кто-то меня украдёт? Её одержимость моей мамой такого же рода.

– Хочешь теперь поплавать? – спрашивает она.

Не хочу. Я хочу поцеловать её, доказать ей, что дурацкая ревность Лоурель никак на меня не влияет, но я знаю, что сейчас неподходящее время, неподходящие условия.

Так что я беру её за руку.

– Пойдём, - говорю я. – В воду!


Глава 13

Вольф

На следующий день я прихожу к дому девочек. Ранним утром здесь тихо и спокойно. Лишь с ветвей деревьев неподалёку, доносится щебетание птиц. Я обошёл участок, пытаясь представить, что должны испытывать две девочки-подростка, живущие одни в этом месте. Когда здесь много лет подряд никого не было, я обшарил всё, просто из любопытства. Когда-то это был уютный дом, но за ним никто не присматривал уже несколько десятков лет.