Я хочу, чтобы ты знал, что, хотя я понимаю твоё желание иметь детей – я к этому не готова, и я не знаю, когда буду готова и буду ли готова вообще. Я не могу завести ребёнка прямо сейчас, когда я только-только встала на ноги, стала работать учителем. Это первый год, когда я чувствую, что знаю, чем занимаюсь, и я радуюсь успехам учеников и своим собственным навыкам. Я не могу бросить всё это сейчас. Я просто не могу.

Писать это так же тяжело, как говорить вслух. Мне жаль, но я решила прервать беременность. Иногда я думаю, что я должна просто сделать это и не говорить тебе, и ты бы никогда не узнал об этом, но если что-то пойдёт не так, я хочу, чтобы ты знал причины моих поступков.

Я надеюсь, что ты простишь меня. Я знаю, что, когда мы говорили о детях, ты надеялся разубедить меня. Ты думал, что наша любовь друг к другу – разрушит мои сомнения. Я очень сильно тебя люблю, и я надеюсь, что ты достаточно сильно меня любишь, чтобы понять и принять мои чувства. Я верю в то, что ты поймешь и примешь это.

Навеки твоя,

Мали


Мама не хотела иметь детей? Я смотрю на дату вверху страницы, письмо написано за пять лет до моего рождения. Я была ошарашена.

У меня был бы старший брат или сестра. Меня вообще могло бы не быть. Может, мама изменила своё мнение насчёт детей, а, может, папа настоял и заставил её. Судя по письму, на маму всё же нелегко было надавить.

Кто-то затряс дверную ручку, потом постучал.

– Открывай! Что ты там делаешь? – говорит Иззи с другой стороны двери. Я закидываю бумаги обратно в картотеку, закрываю и иду к двери.

Прежде чем Иззи бы что-то сказала, я пулей проношусь мимо неё и выбегаю по лестнице, через двор прямо к лесу. Я бегу, пока не оказываюсь достаточно далеко, чтобы она не погналась за мной. Потом я сажусь на землю и плачу.


* * *

Мне не стоило разнюхивать что-то, если не смогу держать то, что я нашла в тайне. Я понимаю это только теперь, на день позже. Я не могу заснуть, лежу, пытаясь прогнать из своих мыслей маму, папу и их запутанную ситуацию.

Как только я слышу старую песню группы REM «Настал конец света, как мы его представляем» (прим.: англ. «It’s the End of the World as We Know It and I Feel Fine – Я в порядке»), слова оседают в моей голове и не покидают меня больше. Когда я была маленькой, я слышала эту песню по радио, которое любила слушать мама, когда мы ехали на машине, и я помню, как папа постоянно говорил, что мы должны быть готовы к концу света, каким мы его представляем, что только самый хитрый и подготовленный выживет. Я бы задумалась, почему эти парни поют о том, что с ними всё в порядке, когда наступает конец света, который они знают? Разве их это не пугает?

Теперь смысл песни, слова которой навсегда выжжены в моей памяти постоянными повторениями, раскрывается мне полностью. В мире – который я знаю – я никогда не смогла бы почувствовать себя в безопасности.

Лёжа в кровати, я слушаю, как скребутся на чердаке грызуны, и мне кажется, что потолок вот-вот рухнет на меня. Так жарко, что я мокрая от пота, а веер только дует горячим воздухом и не приносит прохлады, но этим вечером нельзя открывать окна, чтобы не дышать едким коричневым дымом лесных пожаров на соседних холмах.

В одном из углов падают кусочки потолка, крошки белой штукатурки, как капли из слабоватого душа, сыплются и образуют кучку на полу возле моей кровати. От этого сильнее всего мне хочется кричать, или разбить что-то, или поступить, как мама – убежать от всего этого.

Только я не могу убежать.

Я в западне со своевольной сестрой и не от кого ждать помощи. Я могла бы пересчитать по пальцам родственников, которых мы видели лично, людей, которых мы могли бы позвать, если бы были нормальной семьёй. Но мы не нормальная семья.

Я немного знакома с двоюродными братьями и сёстрами во Фресно, потому что они единственные поддерживают с нами связь. Мамина родня никогда не любила папу, поэтому мы держались на расстоянии. Возможно, они помогут, если я им позвоню, но в глубине души я знаю, что не готова принять отказ.

Я хочу доказать себе – если только не папе – что я могу справиться.

Но могу ли я справиться?

У меня нет выбора.


Глава 11

Вольф

Во второй половине XIX века люди пришли в эту часть страны в поисках золота. Если вы читали что-то об истории Золотой лихорадки, то знаете, что там, в основном, про то, как люди боролись с трудностями, умирали и отчаянно искали удачу. Раньше я думал, что всеми ими правила корысть. Но потом я понял, какие отважные люди были среди них, если они, покинув родные края, пересекли страну, когда ещё не было машин, автострад, самолётов, даже многих дорог, а потом годы надрывались ради золота, которого хватило бы на то, чтобы выжить.

Возможно, если бы я жил тогда, я тоже стал бы золотоискателем.

Чем старше я становлюсь, тем сильнее ощущаю себя одиноким исследователем в странном новом мире, о котором я почти ничего не знаю, и не уверен, хватит ли мне экипировки для выживания. Я думаю о Николь и её охотничьем ружье, как легко и уверенно её палец переместился на курок, готовый поразить любое живое существо, в которое она целится.

Так что я не могу проигнорировать нравоучения Махеша о мире и вселенской любви, и неважно, что я хорошо понимаю, что нам всем необходимо выживать и мы все знаем, каким образом.

В глубине моих мыслей маячит темнота. Она была там всё время, что я себя помню, но, по крайней мере, то, чему я научился у Махеша, помогает мне держать её под контролем.

Именно эта темнота убила моего отца, по словам мамы. Подтолкнула его всадить пулю в голову, такая внезапная и жестокая смерть, что я не могу представить, как он приставляет дуло к виску, мой нежный папа, пусть земля тебе будет пухом. Уже то, что он прикоснулся к пистолету, для меня непостижимо, не говоря о том, что он наставил на себя дуло и потянул за курок. Как он пришёл к тому, чтобы обладать предметом, несущим такие разрушения?

Как он мог уничтожить свою жизнь, оставив мне только свои каштановые волосы, карие глаза и тёмные закоулки души?

Хорошо, что я ни разу не видел Николь с ружьём после первого дня знакомства. Я не уверен, что смог бы называть её другом, зная, что она тепло относится к этим вещам.

Я пригласил её посмотреть на реку Юба. Она всего в полутора часах ходьбы от деревни, но лучше выйти пораньше и захватить воды. Обнаружить прохладную воду и нырнуть в неё – вот, что кажется единственной стоящей вещью.

Мы идём по тропинке в реке, постепенно спускаясь, и на какое-то мгновение между нами повисла тишина.

Она кажется слегка подавленной с нашей прошлой встречи, под уставшими глазами пролегли тени, но она не говорила, что её что-то беспокоит, а я не спрашивал. Если она захочет мне рассказать, она сама расскажет.

Звук шумящего потока заглушает теперь щебетанье птиц над головой. Я не устаю благодарить природу за то, что вода каким-то чудом ещё здесь, несмотря на засуху. Она течет с ледников холодная, плавать в ней тяжело, а кое-где подстерегают предательские течения, но здесь скалы образуют полузакрытую бухту с бассейном, прекрасно подходящим для плавания.

Когда мы проходим сквозь просвет в скалах, я слышу, как Николь что-то восклицает. Обернувшись, я вижу на её лице восторг.

– Ух ты, настоящая река.

– Ага. Великая Юба во всём великолепии.

Она улыбается, и я вижу, что долгая прогулка пошла на пользу. Она могла бы весь день выполнять задания из бесконечного списка своего папы, а вместо этого она здесь со мной.

– Раньше птиц вокруг было больше, – говорю я, смущаясь, будто бы я хвастаюсь перед ней своей наблюдательностью. – Всех животных было больше, но последние несколько лет, они всё исчезают и исчезают.

– Откуда ты знаешь?

– Засуха. Сама Юба сильно уменьшилась. Я думаю, что большинство животных умерли или переселились туда, где воды больше.

Она всматривается в темноту леса за рекой, будто бы общаясь с ним.

– Что из того, что ты видел там, самое красивое?

«Ты», – почти сказал я. Вместо этого я рассказываю ей о другой прекрасной встрече.

– Однажды я гулял и немного заблудился, так что домой пришлось возвращаться в потёмках. Я шёл по грунтовой дороге, как вдруг увидел, как молодая пума перебегает дорогу в погоне за зайцем. Вышла луна, и я мог их отчётливо видеть, я чуть штаны не намочил.

Напряжение на её лице сменяется улыбкой.

– Потрясающе. Я бы до смерти перепугалась.

– Она всего килограммов двадцать весила, но страшновато. Я какое-то время потом не гулял по темноте.

Я наблюдаю, как она приближается к воде, потом наслоняется, чтобы прикоснуться к ней, подойдя к берегу реки. Целовал ли её кто-то или обнимал ли когда-то?

Подпустит ли она меня?

Я не для этого её сюда привёл или сделал это неосознанно, но я хочу, чтобы она сняла футболку и шорты, представ в сплошном синем купальнике, я знаю, что, в конце концов, мне захочется, чтобы между нами было что-то большее, чем дружба.

Я хочу познать её непостижимым для самого себя образом, и это влечение так сильно, что я чувствую, как вся энергия, накопленная человечеством в прошлом и настоящем, подталкивает меня к этому.


Николь

Многие люди не понимают, что то, что я умею обращаться с оружием, не означает, что люблю его применять.