Лина Мур - Индукция страсти

Горечь и страх врываются в моё сознание, и я, отпихивая от себя людей, бегу к дому. Меня пытаются схватить, но только одному это удаётся. Он прыгает на меня, борясь со мной.

– Бланш… – скулю я, утыкаясь лицом в мокрую землю.

– Эйс, успокойся. Её вытащили оттуда ещё до взрыва. Она выжила, я прослежу за её передвижением в госпиталь и буду там. Я проверю всё… Эйс! Ты слышишь меня? Бланш не могла погибнуть! – Меня пытаются убедить в том, что не всё потеряно. Так отчего моё сердце замолкает, словно засыпает навечно в этот момент?

– Да. Я всё понял. Буду, – отключая звонок, в котором Уилсон сообщил мне о том, что координаты были вычислены верно, и все угрозы предотвращены, я вздыхаю и вхожу в закрытый военный госпиталь, куда доставили раненных.

Теперь я главный свидетель в деле предательства страны и покушении. Обвинений Ордену выставят множество и вынесут смертельный вердикт. Но я буду настаивать на ином. Я не позволю им так легко умереть. Нет. Я заставлю каждого из них испытать то, на что они обрекали людей.

Сыворотка, которая продолжает жить во мне, посылает сейчас активные импульсы в головной мозг. Она активирует рецепторы страха от невозможности продолжить свой род. И я поддаюсь им. Декланд заверил меня, что Бланш выжила, и ей делают операцию. Но это было ложью, в которую меня заставили поверить, чтобы я исполнил свой долг перед страной и полностью смог разгадать шифр, на что у меня было всего пять часов. Я это сделал. Я полностью выплатил все долги этому миру, а мой собственный сейчас разрушается.

– Эйс.

– Гамильтон, я рад, что ты жив, – киваю ему, ожидающему меня в приёмной вместе с Декландом. Хоть он и сильно помят, но всё же имеет шанс на продолжение истории, под названием «будущее», когда я его теряю. Я не могу объяснить, почему мои чувства так обострены, не только действием веществ, отравивших кровь. Но моё сердце… оно так боится услышать смертельные слова.

– Молли? – Набрасывая на плечи медицинский халат, спрашиваю их.

– Спит. Ей обработали раны и вкололи снотворное. Я и подумать не мог, что он сделает такое с ней. Бедная девочка, господи, я столько лет работаю в этой семье, но ничего не заметил. Это и моя вина тоже, я должен был увидеть…

– Сейчас нет смысла винить себя в чём-то. Это произошло, и случившееся нужно пережить. Люди спасены. Никакой угрозы для них пока нет, но предстоит суд, вот там-то всё и решится. Где она? Где Бланш? – Обрываю Декланда, а он отводит взгляд, как и Гамильтон потупляет свой в пол.

– Среди раненных нет. А внизу… там опознали многих, но из-за взрыва, большинство тел изуродовано…

Больше не слушая его, разворачиваясь, иду к лифту. Внутри так тихо, как бывает после войны. Дым от сражения и множество мёртвых тел, валяющихся под ногами. Я не ранен, но моё сердце кровоточит. Меня не отпускают туда одного, а я иду. Холодный и безмолвный коридор, где витает смерть, распахивает передо мной свои двери, пропуская в обитель потерь.

– Простите, но это…

Достаю свои документы и показываю двум мужчинам, изучающим тела. Несколько столов с жертвами взрыва накрытыми простынями. Надписи на металлических ящиках о тех, кто лежит в них.

– Сэр, – мне кивают, и я прячу всё в задний карман.

– Доложить обстановку, – сухо отдаю приказ.

– Нам привезли двадцать три тела. Мы идентифицировали всех, многих только по ДНК. Но есть одно тело, и мы не можем определить, кому оно принадлежало. Это женщина.

Закрываю глаза. Всё рвётся внутри.

– Примерно двадцать пять – двадцать семь лет.

Чёрт. Нет.

– Её нашли под обломками, недалеко от места взрыва. Практически ничего не осталось, кроме сильно повреждённых мышечных тканей. Кожа была сожжена огнём от пожара, который начался моментально. Но у неё было огнестрельное ранение. Поражена печень, а пуля застряла в диафрагме. Это и стало причиной смерти. Она погибла раньше, чем произошёл взрыв. Также есть следы ещё от одного пореза. Ножевого и…

– Покажи мне её, – сдавленно произношу я.

– Эйс, не надо, – меня пытается остановить Декланд, но я сбрасываю его руку с себя и иду к столу, где под покрывалом лежит мёртвый человек. Я не буду верить в то, что она не спаслась. Даже если всё будет указывать на это. Я не могу… не могу…

Мне открывают обезображенное тело, и мои пальцы касаются пряди чёрных волос. Коротких. Практически сгоревших. Девяносто шесть. Пятьдесят три. Восемьдесят девять. Параметры Бланш.

– Чёрт, – жмурюсь, понимая, что они идеально подходят этому телу.

– Сэр, у нас нет в базе её ДНК. Отпечатки сделать невозможно, мы подали…

– Сейф. Информация во мне, – шепчу я, вспоминая её слова.

Поднимаю голову и встречаюсь с несколькими парами удивлённых глаз.

– Перчатки. Дайте мне перчатки и разрежьте живот, чтобы добраться до кишечника. Проверьте его немедленно, – протягиваю руку, ожидая, когда в неё вложат необходимое мне.

– Но, сэр, мы не имеем права делать вскрытие без разрешения, – возмущается тихо тот, кто моложе.

– Я ваше разрешение. Это приказ. Немедленно произвести вскрытие и тщательно проверить кишечный тракт, – натягиваю перчатки.

– Хорошо. Тогда приступаем. Это займёт немного времени, – кивает мне старший, и я отхожу от стола.

Декланд и Гамильтон отходят к стене, когда я подхожу к холодильным камерам и нахожу одно единственное имя, с кем хотел бы проститься. Выдвигаю поддон с трупом и сглатываю горечь.

– Ларк. Прости меня, что я не помог тебе выбраться. Ты бы мог, но они не дали тебе и шанса. Мне жаль. Мне жаль, – шепчу я, касаясь отметины от выстрела.

Он был моим братом, и я испытываю сочувствие только к нему. Не могу найти причин этому явлению, но я хотел бы узнать его лучше. Я считаю, случись всё иначе, то он был бы хорошим человеком. Ларк бы смог измениться, и у него, вероятно, было бы прекрасное будущее. Но его нет. Я потерял в этой войне всех, кого мог бы любить. Я лишился семьи так рано, что в эту минуту скорбь не вызывает во мне боли. У меня и не было семьи, только идея, ради которой мы существовали.

– Сэр, – оборачиваясь к патологоанатомам, я закрываю камеру и подхожу к ним.

Моё сердце опускается вниз, когда на ладони, затянутой в перчатку, мне протягивают маленькую карту памяти. «Информация во мне». Отшатываюсь от мужчины и перевожу взгляд на неё.

– Бланш… чёрт, Бланш, – издаю стон, и всё рушится.

– Вон. Пошли все отсюда вон, – рычу я, направляя пистолет на патологоанатомов.

– Положи это и вон. Немедленно, – указываю им на дверь и они, опасаясь моего состояния, да я и сам его боюсь, быстро покидают помещение.

Оружие падает из моих рук, и я жмурюсь, воя от боли. Она вбивает в моё сердце острый гвоздь, прокручивая его внутри, отчего мои ноги подкашиваются.

Из моего горла вырывается крик одинокого мужчины, потерявшего свою женщину. Я кричу, хватаясь за волосы, и ощущаю, как горячие капли мучений и агонии адской смеси горя наполняют мои глаза, скатываясь по лицу. Я кричу, пытаясь этим облегчить свою боль. Кричу, чтобы все слышали, как страшно осознавать то, что я не спас её. Я кричу, падая на колени и ударяя кулаками по полу, стараясь как-то пережить осознание – моя гадюка погибла. Её больше нет. Она никогда больше не дотронется до меня. Я никогда не смогу ей сказать, как глубоко она завладела моим сознанием. Все слова теперь пустые, и я трус, так и не решившийся признаться, что люблю её. Поздно. Ей уже не узнать, как глубоко раскаиваюсь и как сильно я разочарован в себе. Время, его иногда бывает так мало и не хватает, чтобы бороться с собой. Но я старался. Я не терял шанса позволить её словам проникнуть в меня. Она спасла меня, а я вот не смог. Я обещал ей и не сдержал своих обещаний.

Последний хриплый крик срывается с моих губ, и всё затихает. Поднимаюсь на ноги и мне плевать, что в моих руках, которыми я обнимаю её, труп. Мне всё равно, что кровь пачкает меня. Мне больно. Горло дерёт, а я вою, качая её в своих объятиях.

– Прости меня… не оставляй меня одного. Не забирай у меня причину, чтобы жить. Бланш… гадюка… ты стала единственной женщиной, единственным человеком, перед которым я упал на колени, – шепчу, а слёзы катятся из моих глаз. Я не помню, чтобы когда-то плакал так горько, как сейчас. Ещё мальчиком. Маленьким и не имеющим кровавого следа из жертв, я тоже плакал, потому что не понимал: почему я переживаю это? Почему меня заставляют выбирать одиночество, когда мне очень скучно? Почему я так жестоко расплачиваюсь за чужие грехи? Почему это случилось со мной?

Я знаю, что мои слова бесполезны. Они не приносят облегчения. Они ничто, но я не в силах остановиться. Я не в силах отпустить её. Я не в силах простить Бланш за то, что она всё же меня любила и закрыла собой. Я зол на выдуманное задание, которое обернулось невообразимой потерей для меня. С ней ушла и часть моего сознания. Оно угасло в том месте, где жила она.

– Я накажу их. Они ответят за то, что забрали у меня. Найду и уничтожу всех, кто продолжает их идею. Бланш… я не готов проститься с тобой. Я найду тебя где-то ещё… я обещаю, что найду тебя там, где у нас будет будущее. Я не устану искать это место и доберусь до тебя. Благодарю тебя за то, что ты оставила во мне часть себя. Я благодарю тебя за храбрость и веру в меня. Я благодарю тебя за то, что ты стала моей. Я клянусь, что никогда тебя не забуду. Моя война ещё не завершилась. Я вернусь к тебе, чтобы больше не позволить жертвовать собой. Я сделаю всё, чтобы ты слышала мой смех. Ты жди меня, потому что когда я приду за тобой, то буду очень голоден. А ты встретишь меня, как всегда, колкой фразой, заставляя верить, что я могу быть лучше. Я заслуживаю счастья рядом с тобой. Я имею право любить и быть любимым. Ты только жди меня… жди меня… я найду тебя, – мой голос хрипит, отталкиваясь от мёртвых стен и отдаваясь холодом в моей груди. Я замерзаю изнутри, чтобы оставить все слова для того момента, когда увижу её снова.