Молли»

Мну записку от такого глубокого и жестокого разочарования в сестре. Я считал её умнее. Считал, что она различит обман и сможет довериться мне. И если от Бланш я добился этого, то не ожидал от Молли удара ножом в спину.

– Сообщения. В телефоне остались. Они начинаются с шести утра сегодняшнего дня. Алисия, – чётко произносит Бланш и показывает в руке телефон.

– Сука! Какая же сука! Что она за мать, раз спокойно наблюдала за насилием над своей дочерью? Что, чёрт возьми, она за человек, равнодушно отдающий своих детей на растерзание и вербовку? – Ору я, выхватывая из руки Бланш мобильный, и швыряю его в стену.

– Я думаю, Молли должна заменить её. Я считаю…

– Хватит с меня этих догадок, Бланш. Хватит размышлять о том, кто есть кто, лучше всё увидеть собственными глазами. Они забрали её без каких-либо серьёзных ухищрений, и она пошла, понимаешь? Она предала и тебя, и меня! – Возмущаясь, наступаю на Бланш.

– Она испугалась, Эйс. Любой бы на её месте испугался за любимого брата. Ты не можешь её винить в этом, мы знали, что Молли заберут первой, а тебя приведут туда. Ты сказал, что готов! – Повышая голос, она толкает меня в грудь и направляется в спальню.

– То есть я должен спокойно принимать это? – Кричу, следуя за ней.

– Нет, неспокойно, но ты уже в курсе всего, и твоя реакция сейчас лишнее. Если ты поддашься своей злости и желанию спасти её немедленно, то нарушишь ход событий, и тогда всё рухнет! Ты…

– Да, ты права, я не буду ожидать, когда мне бросят кость, как голодному псу! Я не позволю им играть со мной! Я даже не дождусь ответа от знакомого, которого просил посодействовать и помочь нам! Хватит!

– Ты что сделал? Ты кому-то рассказал про Орден? – Шепчет Бланш бледнея.

– Верно, рассказал про то, что одна группировка собирается устроить сегодня ночью, и есть отдел, в котором мне ещё верят. Я надеюсь на это, потому что не раз помогал им. Мы когда-то работали вместе, и там хорошие парни. Я не сообщил им об Ордене, но сказал, если они не доверятся мне, то сотни людей погибнут, и парламент падёт. Ты должна понимать, что, несмотря на наши с тобой навыки, вдвоём мы не справимся. И я обещал спасти тебя, что и пытаюсь сделать. Я написал им все инструкции, и если они поняли меня, то проследят за мной и штурмом возьмут место, где всё это будет происходить, – медленно делюсь с ней тем, что совершил. А как я мог полагаться на одну интуицию в этом деле? Это глупо. И хоть я не общителен, но работа во благо страны и людей это общая задача. Да, надежды мало, хотя она ещё не превратилась в призрачный дым.

– Молодец, Эйс, ты сам себе подписал смертный приговор. Ты не должен был этого делать, ведь теперь, если они решатся помочь, то мы никогда не докажем того, что Орден существует. Они всё будут отрицать, и твои отпечатки пальцев будут на каждом месте преступления. Они получат всё так же легко, как получили Молли. Идиот, – с отвращением шипит Бланш.

– Идиот, раз хочу видеть тебя и сестру живыми? Идиот, раз хотя бы что-то предпринял для вашей безопасности? Идиот? – Обиженно рычу я, наступая на неё.

– Да, ты абсолютный идиот, Эйс. Ты даже не представляешь, что вынуждаешь меня сделать. Ты тоже предал меня, не рассказав об этом. Ты желаешь бежать отсюда, когда я не позволю им творить такое с людьми. Ты эгоист, думающий только о собственных желаниях, – желчно заявляет Бланш и бредёт к кровати.

– Что ж, раз я так противен тебе, то ты не будешь проливать горькие слёзы, если стану одним из них. Но так я буду уверен, что ты не сгорела, и тебя не ранили. Пусть, я останусь для тебя таким вот идиотом, который слишком сильно боится узнать, что ты не дышишь. Мне плевать на твои слова, я иду за сестрой, – решительно подхожу к шкафу и достаю коробку с оружием. Мне неприятно, что она сказала такое, когда я стараюсь выйти из этой ситуации хотя бы не мёртвым. Мне до ноющего сердца неприятно знать, что Бланш даже не допускает ни единой возможности привлечь кого-то извне. Мне противно знать, что параноидальная жажда наказать их намного сильнее, чем чувства ко мне.

– Эйс, они же тебя сделают виновным. Они тебя выставят зачинщиком всего. Наводка на тебя уже висит у них, и всем приказано: не верить тебе. Ты же загоняешь себя в ловушку, – шёпот Бланш и её рука, дотрагивающаяся до моей спины, вызывают отчаянное желание оттолкнуть её.

– Я знаю. Меня это не волнует. Я идиот, – шиплю я, дёргаясь, чтобы сбросить её руку, пока наполняю второй пистолет патронами.

– Прости меня, но я не могу допустить этого. Не могу, – что-то острое проникает в мою шею, прямо под кожу. Удар. Слабый. Исподтишка.

– Что ты сделала со мной? – Шепчу, хватая её за запястье, и вижу в сжатой ладони пустой шприц.

– Как ты могла? – Холод пронзает мою кровь, разнося по опасно пульсирующим венам лютую обиду и чувство жестокого предательства. Мой взгляд мутнеет, когда я отпускаю её руку. Всё вокруг начинает кружиться, и я хриплю, желая сказать ей, как глубоко она меня ранила сейчас. Но ничего не могу. Тело не слушается меня больше, хотя внутри я кричу так громко, что голос пропадает. Меня заваливает вбок, и сквозь мутную пелену я встречаюсь с её глазами, полными раскаяния и печали. Слеза капает на мою щёку, разрывая сердце от боли. Её ладони ласкают моё лицо, и она прижимается к моим губам, быстро покрывая их поцелуями, а я ответить ей не могу. Нет возможности даже пошевелиться, меня обезвредила та, кому я верил, ради которой я был готов на всё.

– Прости меня… прости меня, Эйс. Я не могу позволить им забрать у меня того, кто ценен для моего сознания. Тебя. Я не могу… не могу отдать им тебя, моего единственного и уникального психопата, который заставил меня вернуться к нему, чтобы подарить будущее. И только он имеет право забрать мою жизнь, потому что она ему и принадлежит. Он подарил мне её снова, и он же может забрать. Лишь ты, Эйс, лишь ты убьёшь меня, но не кто-то другой. Прости меня… прошу тебя, прости меня за то, что я не могу поставить себя на первое место, там… в моём сердце, холодном и чёрством к другим, есть маленький горячий уголок, в котором существуешь лишь ты. Всегда существовал. Ты укорял меня в том, что я ничего не делаю для тебя. Но вся моя жизнь, всё, что есть во мне, отдано тебе. Прости меня… не вини меня за это решение, ведь я никогда не дам тебе возможности украсть у меня невероятного мужчину, заставившего меня понять, что я люблю его… прости… за это чувство… прости меня… прости…

Реакция на то вещество, что Бланш вколола мне, не позволяет мне услышать больше, но то, что я уже слышал, причиняет мне колотую рану в груди, растекаясь безумным страхом от невозможности ответить ей. Любит его… невероятного… психопата любит. Меня любит. Меня… и это так больно. И я хотел бы ей сказать, что все мои действия рождены тем же пониманием, что и её, но темнота, проклятая темнота, которую я ненавижу, забирает её поцелуи у меня. Она поглощает их, так и не подарив мне последнего слова, только молчание и осознанная тишина, где я не могу узнать, есть ли у нас будущее.

Глава 47

Сильнейший звон в ушах. Попытка открыть глаза. Ещё одна и ещё. Гул набирает обороты. Я слышу голос Гамильтона на низких частотах. Он что-то кричит мне. Мне удаётся немного приоткрыть глаза, не различаю мутные картинки, лишь тёмные пятна. Меня трясут, пытаются привести в чувство, но я не могу ответить ничего. Темно. Я знаю, что пролежал на полу больше шести часов. Вокруг меня нет света, только где-то за спиной Гамильтона, хлопающего меня по щекам, виднеются плывущие яркие точки. Тени. Их много. Слишком много. Они сгущаются вокруг нас. Я хочу его предупредить. Не успеваю. Падаю на спину и ударяюсь затылком, закрывая глаза. Топот. Какие-то крики. Грохот чего-то тяжёлого рядом со мной. Гамильтон. Мне жаль. Мне так жаль, что я не могу ничего сделать сейчас, чтобы помочь ему выжить. За мной пришли. Так больно внутри. В груди всё стянуто узлом, пока воспоминания, точнее, одно единственное, остаётся продолжением моих страданий. Предательство. Снова и снова оно повторяется. Укол и слёзы. Признание, такое желанное и гнусное одновременно, становится тем, что я хотел бы изменить. Поздно. Слишком поздно менять что-то. Время пришло, и я чувствую, как меня тащат по полу несколько пар рук. Я знаю этот голос. Знаю его и ненавижу. Нейсон. Ублюдок. Она бросила меня здесь… бросила, чтобы дать им шанс схватить меня и привести в Орден. Я помню… так много помню, не хочу… не могу больше бороться за что-то важное, оно не задерживается в моём сознании. Всё проносится бурлящим потоком сквозь моё тело. Побег Молли. Злость. Ярость. Желание всё завершить немедленно. Никаких вариантов, чтобы физически справиться с обездвиживанием, хотя мозговые рецепторы уже работают в полную силу, сопровождаясь вибрацией натянутых оголённых проводов боли, захлестнувшей меня от поступка Бланш.

Меня бросают на пол какого-то фургона и натягивают на голову тёмный мешок. Нейсон отдаёт приказ немедленно уезжать и наблюдать за слежкой. Он возмущён тем, что я сделал при последней встрече с ним. Удар прямо в живот сопровождается бранью и внутренней болью, не позволяющей мне издать ни звука. Затем он делает это ещё раз и ещё, с моих губ вытекают слюни от физического насилия над недвижимым телом. Я всё чувствую! Чувствую, как его ботинок с металлическим носом, переворачивает меня на спину после последнего мощного удара, а я дышать не могу. Диафрагма горит от боли. Внутри я ору, желая бороться. Подняться бы на ноги, но меня обезвредили. Меня предали. Я вижу самого себя в сознании, как падаю на колени, хватаясь за живот и напрочь забывая обо всех своих навыках, словно маленький мальчик, который каждый раз переживал наказание за домыслы и догадки о том, кто его окружает. Расплата. Ненависть. Сильнейшая боль, но не от насильственного, а от морального воздействия. Я же пытался… я стал мягким… я хотел быть её психопатом. Бланш бросила меня! Она меня оставила, не дав мне возможности избежать упадка сил, чтобы ответить нападающим с той же яростью. Лежачих не бьют? Бьют, ещё как. В моём мире требуется добивать до конца, наслаждаясь тем, что в данный момент жертва не может отразить ни единого удара. Подлость – норма в этом мире. Это первое правило, с которым приходится жить, не ощущая, что совесть существует.