Бонкимчондро Чоттопаддхай - Индира

Раздался взрыв хохота. Джамуна смутилась, но тут же обрушилась на Камини:

— Ах ты, негодница, не суй свой нос в чужие горшки!

— Как будто и без этого неизвестно, что ты готовишь одни бобы да отруби! — отрезала Камини и бросилась наутек, а вслед за ней и я.

Вернувшись, мы увидели еще одну гостью: к нам пожаловала наша старая соседка Пияри из касты бойддо. Прожила она на свете лет шестьдесят пять, и двадцать пять из них вдовствовала. Однако она явилась, увешанная драгоценностями и одетая в юбочку, словно Радха. Она бродила среди прекрасных женщин, будто по лесу, и то и дело спрашивала:

— Где Кришна? Где же Кришна?

— Кого ты ищешь, бабушка? — не выдержала я.

— Кришну.

— Тогда иди в хлев, — посоветовала Камини, а это дом, и хозяин его принадлежит к касте писцов.

— Я встречу его здесь! — ответила Пияри.

— А ты, бабушка, рождалась во всех кастах? — не унималась Камини.

Ходили слухи, что когда-то почтенная Пияри принадлежала к касте маслоделов.

Старуха зашипела, как баклажан, брошенный в кипящее масло, и разразилась бранью.

— Не нужно сердиться! — попыталась я успокоить старуху и привлечь ее внимание к Джамуне-диди. — Пойдем вместе на берег Джамуны, поплачем там.

Джамуна-диди и на этот раз ничего не поняла, ей показалось, что я намекаю на некоего Брегбихари, и она усмотрела в этом оскорбление ее супружеской чести.

— Что еще за Брег? — гневно переспросила она.

Мне захотелось подшутить над ней:

— «Брегом» называют в Бриндабане того, с кем, лежа рядом день и ночь, приходит в волнение Джамуна.

Но Джамуна-диди опять ничего не поняла.

— Ума не приложу, что означают твои «волнения», «брег» и «Бендобон», — заворчала она. — Верно, всем этим глупостям ты научилась у разбойников!

— Зачем ссориться? — вмешалась в разговор Ронгомойи, моя сверстница. — Брег — это берег, разве у тебя нет берегов, Джамуна-диди?

— О, будь у нее берег, я не знала бы печали, — раздался голос закутанной в покрывало Чончолы, невестки Джамуны-диди, которая сидела позади всех. — Если бы я могла различить среди этого бушующего мрака хоть небольшую светлую полоску земли! Так нет же! Везде плещутся темные воды Джамуны.

— Зачем тебе понадобилось заключать мою Джамуну-диди в берега? — спросила Камини.

— Господи! Она еще спрашивает зачем! — воскликнула Чончола. — Я припаду к ногам ее брата, моего мужа, и умолю его поместить ее между лугом и местом для сожжения трупов.

— А разве луг и место для сожжения трупов не одно и то же? — удивилась Ронгомойи.

— Конечно, нет, — ответила Чончола. — Там, где сжигают трупы, водятся, по крайней мере, шакалы и собаки, они приносят большую пользу. А что толку от коров и буйволов, пасущихся на прибрежных лугах? — Произнося слово «буйволы», Чончола из-под покрывала бросила смеющийся взгляд на золовку.

— Не нравится мне это слово, — сказала Джамуна. — Кто так любит буйволов, пусть ими и будет.

— Что это вы вдруг заговорили о буйволах? — спросила старая Пияри, которая была туга на ухо и половины не расслышала.

— Я слышала, что в одной стране в доме маслоделов буйволов используют для работы маслодельного пресса, — ответила Камини и убежала.

Нехорошо, конечно, было при Пияри каждый раз заводить речь о маслоделах, но Камини всячески старалась насолить ей, потому что терпеть не могла людей со сварливым характером. Бабушка Пияри метнула полный ярости взгляд в темноту, где скрылась Камини, и, ни слова не говоря, уселась рядом с моим супругом.

— Камини, — окликнула я сестру. — Взгляни-ка, Пияри наконец нашла Кришну.

— Долго же она его искала, — заметила Камини.

Вскоре послышался шум. Это мой муж бранил кого-то на языке хинди. Мы заглянули в комнату и увидели бородатого мусульманина, который, несмотря на требования моего мужа, не желал выйти за порог.

— Господин зять, — крикнула тогда Камини из-за дверей, — ты что же, совсем обессилел?

— Нет, отчего же! — отозвался У-бабу.

— Тогда вытолкай этого негодяя в шею!

Услыхав такие слова, мусульманин сам обратился в бегство. Когда он пробегал мимо меня, я схватила его за бороду, и она осталась у меня в руках.

С возгласом: «Как можно жениться на такой безмозглой!» — мусульманин скрылся.

Бороду я торжественно преподнесла Джамуне-диди.

— Что это значит? — спросил озадаченный супруг.

— Как что? — воскликнула Камини. — Надень бороду, встань на четвереньки и иди пастись на лужайку.

— Значит, могол был ненастоящий? — спросил У-бабу.

— Как только язык поворачивается сказать такое! — с притворным возмущением проговорила Камини. — Разве может почтенная Ононгомохини быть поддельным мусульманином! Это настоящее делийское производство!

Раздался громкий смех. Расстроенная тем, что мой супруг потерпел поражение, я отошла от дверей. В это время наша соседка Броджошундори Даши, одетая в лохмотья, с ребенком на руках вошла в комнату. Она приблизилась к моему супругу и, проливая слезы, запричитала:

— Я умираю с голоду! Мой ребенок умирает с голоду! Помогите!

Муж дал ей немного денег. Тогда мы с Камини встали по обе стороны двери, и, когда Броджошундори поравнялась с нами, Камини сказала:

— Милая нищенка, ты получила подаяние от богатого человека, удели немного привратникам.

— А кто привратники?

— Да вот нас двое.

— Сколько же вы требуете?

— А много ли ты получила?

— Десять рупий.

— Дай нам шестнадцать, по восемь рупий каждой! — заявила Камини.

— Хитры вы очень!

— А отчего бы нам не нажиться на милостыне, поданной в богатом доме?

Муж Броджошундори был состоятельным человеком, и ей ничего не стоило дать нам шестнадцать рупий.

Получив деньги, я, в свою очередь, вручила их Джамуне-диди и попросила ее купить сластей, чтобы угостить собравшихся.

— А это что было? — спросил мой супруг.

Между тем Броджошундори отослала ребенка домой, сменила лохмотья на бенаресское сари и вернулась в комнату. Ее встретили громким смехом.

— Значит, все это — спектакль? — спросил У-бабу.

— Ну конечно! — воскликнула Джамуна-диди. — Разве ты не заметил, что первой была разыграна сценка «Покорение змеи Кали Кришной», второй — «Восстановление доброго имени», третьей — «Свидание в Матхуре», а четвертой — «Бегство»?

— Кто же разыгрывал «Бегство»? — спросил У-бабу.

— Камини! Вся ее роль состояла в том, чтобы бегать.

Сначала Камини разозлила всех женщин своими шутками, а потом привела их в доброе расположение духа, одарив бетелем, цветами и розовым маслом.

— Ты что все время убегаешь от нас? — спросили женщины Камини, когда им общими усилиями удалось наконец поймать ее.

— Думаете, испугалась вас?

— Камини, — вмешался в разговор мой муж, — помнишь, милая, наш уговор?

— Какой уговор, господин зять?

— Ты обещала станцевать.

— А я уже танцевала.

— Когда?

— В полдень.

— Где же?

— У себя в комнате.

— А кто это видел?

— Никто.

— Мы так не договаривались.

— Но мы, кажется, и о том не договаривались, что я буду плясать перед тобой в костюме танцовщицы. Я обещала станцевать и сдержала слово. Ты не видел — вини свою судьбу!

Так Камини отвертелась. Зато моего мужа заставили петь. К счастью, он немного знал музыку западных провинций и спел какую-то песенку. Апсары позабавились, слушая его.

— Вот это голос! Настоящий Дашу Рай[41]! — неслись со всех сторон насмешливые возгласы.

Увы! Мой муж отнюдь не был искусен в пении, и апсары остались недовольны.

Так прошла почти вся ночь.

Я могла бы не писать этой главы, так как верю, что этот деревенский обычай — смотрины зятя — скоро отомрет. И чем скорее это случится — тем лучше, ибо в нем есть много непристойного, безнравственного и постыдного. Однако, поразмыслив, я решила все же включить эту главу в мое повествование, тем более что кое-где этот обычай еще бытует. И тем, кто разрешает женщинам устраивать «смотрины зятьям», следует призадуматься.

На следующий день мы с У-бабу отправились в дом свекра. Путешествовать с мужем всегда приятно, ну а я чувствовала себя безмерно счастливой. Много дней назад я пустилась в путь в погоне за своей мечтой. Сегодня я снова в пути, но мечта моя рядом. Мне кажется, что мечту можно сравнить с поэзией, а ее осуществление — с богатством. Что же приносит больше счастья? И то и другое, в равной степени. Разумеется, тот, кто всю жизнь стремился к богатству и наконец обрел его, скажет, что сорванный цветок теряет свою прелесть. Пожалуй, он прав. Ведь и небо не голубое — оно лишь кажется нам голубым. Точно так же мы заблуждаемся, когда думаем, что богатство само по себе приносит счастье. Истинное счастье в поэзии, в самой мечте, потому что не каждому дано умение наслаждаться приобретенным богатством. Многие богачи, как говорит мой дядя, просто хранители сокровищ.

Итак, беспредельно счастливая, я ехала в дом свекра, и на этот раз ничто не помешало мне попасть туда.

Муж рассказал своим родителям обо всем, что со мной произошло. Затем прочли письмо Ромона-бабу, которое я привезла с собой. Это окончательно развеяло все сомнения моего свекра и свекрови, и они остались очень довольны.

Постепенно весть о моем возвращении разлетелась по всей деревне. Моя история, которую теперь узнали во всех подробностях, не вызывала никаких толков и пересудов.

Я написала письмо Шубхашини, по которой сильно стосковалась, и попросила мужа послать Ромону-бабу пятьсот рупий для Харани. Вскоре от Шубхашини пришел ответ. Она ликовала, и, хотя письмо было написано Ромоном-бабу, но я сразу догадалась, что диктовала его Шубхашини. Она сообщала мне все последние новости. Вот некоторые из них: