Когда дети легли спать, мы поболтали в детской. Элис была разговорчивой больше чем обычно.

— Том, очевидно, изумительный человек, — предположила я. — Кажется, все высокого мнения о нем.

— Его жизнь полна приключений. Я не думаю, что он останется здесь надолго. Том всегда в пути. Он был рад видеть нас.

— Он был рад видеть вас.

— Возможно, что да. Затем… он сказал странную вещь… Он был рад, что встретил нас, но он не думает, что сейчас подходящее время нам здесь находиться. Я спросила его, что он под этим имеет в виду, но он был довольно уклончив.

— Я сказала сэру Фабиану об обнаружении этого растения в саду Хансама. Он был несколько обеспокоен.

— В воздухе ощущается странное настроение. Этот случай с тхагами… Я думаю, что это в значительной степени затрагивает их.

— Естественно, так и должно быть. Это нарушение закона.

— Том сказал, что ожидает пробыть здесь всего несколько дней, и он никогда не знает, куда поедет в следующий раз. — Она немного помолчала, а затем продолжила. — Это действительно изумительно, что он оказался в пустыне.

Элис с гордостью улыбнулась. Я надеялась, что для нее все обернется хорошо. Она заслуживала хорошего будущего.

Как только я увидела Тома Кипинга, я сказала ему, что теперь знаю, что он для нас сделал, и поблагодарила его.

— Это было удовольствием, — сказал он. — Мне только хотелось арестовать этого человека. Но в таком месте это непросто. Я сразу же узнал его, потому что он раньше применял ту же самую тактику. Была одна юная девушка, которая ехала к жениху, чтобы выйти замуж. Лассер был в той же группе, и во время путешествия через пустыню они вместе исчезли. Он достал в конюшне небольшую карету, убедил девушку в том, что они смогут проделать последний отрезок путешествия с большим комфортом и… и больше ее никогда не видели.

— Я не знаю, что вам сказать. Это так озадачивает. Когда я пытаюсь подумать о том, что могло бы быть…

Он положил свою руку на мою.

— Ладно, этого не произошло. Сэру Фабиану не понравилась мысль о том, что вы, две леди, будете путешествовать без сопровождения, и, поскольку я оказался поблизости, он просил меня присмотреть за вами и совершить последнюю часть поездки по возвращению в Индию вместе с вами. Я сразу же понял, что он собирается снова испробовать тот же самый трюк. Мне доставило большое удовольствие расстроить планы этого отвратительного типа.

— Он, вероятно, будет заниматься этим делом снова?

— Без сомнения, будет. Мне бы очень хотелось разоблачить его, но все не так просто. Я уверен, что его наниматель — человек с большим состоянием и властью. Одному небу известно, какие могут быть последствия, если кто-то навредит одному из его людей. Это может стать международным инцидентом! В таком случае лучшей доблестью должна стать осторожность, а — мне следовало бы быть довольным, что удалось доставить вас невредимыми к конечной цели вашего путешествия.

— Ну, что же, благодарю вас.

— Вы должны благодарить сэра Фабиана. Ваше благополучное прибытие было для него делом чрезвычайной важности.

Я почувствовала, как вспыхнула от удовольствия, которое, как это ни смешно, казалось, делало опасности, через которые я прошла, еще более значимыми.

Затем произошло кое-что, нарушившее спокойствие. Это случилось после полудня, когда день достигал своей самой жаркой точки и дом замирал.

Лавиния просила меня зайти к ней. Она хотела поболтать и спросить мое мнение о новом платье, которое она задумывала. В этом деле она не то, чтобы хотела принять мой совет, но ей хотелось поговорить.

Я подумала, что было подходящее время. Обычно в этот час она отдыхала, хотя и не спала, и я думала, что застану ее одну.

Когда я подошла к ее двери, я услышала голоса. Голос Лавинии был пронзительным, в нем звучала тревога.

Я подбежала к двери и открыла ее. В первую секунду я остолбенела от удивления. Она стояла у кровати, ее пеньюар спустился с плеч. Она выглядела удивленной и испуганной — и с ней был Большой Хансам. Он был там, рядом с ней, его тюрбан съехал набок… лицо было искажено. Мне показалось, что он нападал на Лавинию. Его глаза были остекленевшими и во всем облике было что-то странное.

Что касается Лавинии, ее волосы рассыпались по обнаженным плечам. Она сильно покраснела. Когда она взглянула на меня, я увидела, как страх исчез с ее лица и ее черты приняли почти чопорное выражение.

— Я думаю, — сказала она Хансаму, — что сейчас тебе лучше было бы уйти.

Я видела, как он безуспешно пытался восстановить свое достоинство. Его рука потянулась к полурасстегнутой рубашке. Он посмотрел на меня и, запинаясь, сказал:

— Мисси приходит увидеть мемсагиб графиню. Я пойду.

— Да, Хансам, — слегка высокомерно сказала Лавиния. — Сейчас тебе следует уйти.

Он поклонился и, бросив на меня недовольный взгляд, удалился. Я спросила:

— Что все это значит?

— Моя дорогая Друзилла, я была страшно удивлена. Парень подумал, что я могу позволить ему вступить со мной в любовную связь.

— Лавиния.

— Не удивляйся так. Ему кажется, что он лучше любого из нас.

— Как ты могла это позволить?

— Я этого не позволяла. Я протестовала изо всех сил.

— Как он мог подумать, что такое возможно?

— Я же говорю тебе, что он очень высокого мнения о себе.

— Ты, должно быть, как-то поощряла его.

Она скривилась.

— Это верно. Обвиняй меня… как ты это всегда делаешь.

— Разве ты не понимаешь, как это опасно?

— Опасно? Я могла распоряжаться им, если бы хотела.

— Когда я вошла, ты выглядела довольно испуганной.

— В самый критический момент! — драматически произнесла она.

— Ты никогда не должна принимать его таким образом, как ты делаешь. Для своих ежедневных консультаций ты должна встречаться с ним внизу.

— Что за чушь. Я делала только то, что и все женщины. Они каждое утро видятся со своими хансамами.

— Это совсем другое. Ты вела себя по-глупому. Ты с ним флиртовала. Ты заставила его подумать, что он может добиться с тобой успеха. Это никогда не пришло бы ему в голову, если бы ты, как другие, вела себя в соответствии с приличиями. Кому еще пришло бы в голову поощрять слуг иметь такие мысли?

— Я не делала ничего подобного.

— Делала. Я это видела. Принимать его в неглиже… улыбаться ему, слушать его комплименты. Естественно, он подумал, что добьется успеха.

— Но он здесь слуга. Он должен бы это помнить.

— Нет, когда ты ведешь себя как сука.

— Полегче, Друзилла.

— Это ты должна быть поосторожнее. Если ты не хочешь говорить начистоту, тогда нам вообще не о чем говорить.

— Я думала, что ты могла бы посочувствовать.

— Лавиния, ты что, не понимаешь, какая здесь обстановка? Из-за этого здесь Том Кипинг. Здесь нелегко… неспокойно… и ты создаешь такую ситуацию с этим человеком!

— Я ее не создавала. Это он. Я не просила его приходить ко мне в комнату.

— Нет. Но ты проявила к нему свой интерес.

— Я никогда не говорила ни слова.

— Взгляды говорят также много, как слова. Ты такая же порочная, как была в школе.

— Ты опять собираешься начать все сначала, да?

— Да, собираюсь… привести пример одной из глупостей. Это почти так же дурно.

Она подняла брови.

— На самом деле, Друзилла, ты напускаешь на себя важность… только потому, что я отношусь к тебе по-дружески.

— Если моя манера тебе не нравится…

— Я знаю. Ты уедешь домой. Ты вернулась бы в тот противный пасторский дом… ты думаешь, что можешь это сделать, но ты не сможешь. Ты не сможешь выйти замуж за Колина Брейди, потому что он уже женат.

— Я никогда не собиралась выходить за него замуж. И я не хочу быть там, где меня не ждут.

— Фабиан никогда не позволил бы тебе уехать.

Я слегка покраснела. Она увидела это и засмеялась.

— Он очень интересуется тобой… но не обманывай себя. На тебе он никогда не женится. В действительности Фабиан нисколько не лучше меня. Но… знаешь, тебе не надо быть с ним такой сдержанной.

Я собралась идти, но она жалобно вскричала:

— Друзилла, подожди минутку. Я была так рада, когда ты пришла. Я думаю, что Хансам был бы очень решительным. На самом деле я начала немного бояться, что он изнасилует меня.

— Лавиния, я не хочу больше ничего слышать. В том, что случилось, вина главным образом твоя. Я думаю, что ты должна быть немного более ответственной. Я уверена, что он был под действием наркотика. Я знаю, что он выращивает в своем саду дурман. Этим объясняется его неблаговидный поступок, поскольку я не могу поверить, что в нормальном состоянии он позволит себе так много.

— И что же ты собираешься теперь делать? Рассказать Дугалу, какая у него ужасная жена? Не беспокойся. Он уже знает. Скажи ему, что он зануда и что именно поэтому мне приходится искать развлечения.

— Я, конечно, не скажу Дугалу.

— Я знаю. Ты скажешь Фабиану. Друзилла, ради всего святого не делай этого.

— Я думаю, что об этом, возможно, следует упомянуть. Это невыносимо… его приход в твою спальню.

— Ладно, я ведь неотразима.

— И полна предполагаемых обещаний.

— Друзилла, пожалуйста, не говори Фабиану.

Я помедлила. Затем сказала:

— Я думаю, что это могло бы быть важным с точки зрения…

— О, не будь такой мудрой! Он такой же человек, как все. Все они одинаковы, если только дашь им палец…

— Тогда перестань давать палец… хотя в твоем случае он превращается в целую руку.

— Я обещаю… Друзилла, я обещаю. Я буду себя вести… только не говори Фабиану.

Наконец, я согласилась, но с некоторым трудом, так как чувствовала, что тот факт, что один из штата слуг-индийцев намеревался вступить в близкие отношения с хозяйкой дома, был очень значительным.

Примерно через два дня после этого в дом была принесена новость.

За это время я видела Хансама только один раз. Он снова был полон достоинства. Он наклонил голову в привычном приветствии и не обнаружил никаких признаков того, что он помнит ту сцену в спальне Лавинии и ту роль, которую я в ней сыграла.