— Ну, что же, — задумчиво сказал она, — это ведь то, что мы собирались делать, не так ли?

— Да. Но путешествие само по себе было приключением!

— Ну, теперь оно закончено. Мы прибыли. Мы должны будем приступить к своим обязанностям.

— И помнить, что мы уже больше не свободны.

— Совершенно верно. Но работа будет для нас благом.

— Сомневаюсь, что мы снова встретимся с Томом Кипингом.

Несколько мгновений Элис молчала, а затем сказала;

— От Дели до Бомбея долгий путь. Ты слышала, что он сказал о трудностях путешествия.

— Это так странно. Когда путешествуешь с людьми, так хорошо узнаешь их… и затем расстаешься с ними.

— Я думаю, — сдержанно проговорила Элис, — что это надо понимать с самого начала. А теперь попытаемся уснуть. Впереди у нас длинный день.

Я знала, что она боится выдать свои чувства. Бедная Элис! Я думала, что она влюбилась в Тома Кипинга. И он мог ответить ей на ее чувства, если бы они могли остаться вместе. Но теперь он, казалось, был занят своими делами. Я вспомнила строки Байрона:

Любовь дня мужчины стоит вне его жизни,

Для женщины — это все ее существование.

На следующий день мы прибываем в Бомбей.

Приближающаяся буря

В это утро кругом царила суматоха. Теперь я привыкла к таким прибытиям в порт. Казалось, что люди полностью изменились, и те, кто неделями были близкими друзьями, теперь вновь стали почти что посторонними. Все то, что выглядело как глубокая дружба, оказалось всего лишь приятным, но мимолетным знакомством.

Бедная Элис! Она знала это, но была мужественной и разумной женщиной. Она никогда бы не призналась, что позволила себе проявить теплые чувства к человеку, которого могла никогда больше не увидеть.

И вот мы очутились на заполненной толпой набережной.

К нам приблизился один из служащих дока и спросил, не мы ли мисс Делани и мисс Филрайт. Если да, то нас ожидает карета, чтобы доставить к месту назначения. В нескольких шагах позади него стоял держащийся с необыкновенным достоинством индус в белом тюрбане и длинной белой рубашке поверх мешковатых белых брюк. Он, не обращая внимания на служащего, низко поклонился.

— Вы мисси Делани? — спросил он.

— Да, — с живостью ответила я.

— Я приехал за вами и мисси няней. — О, да… да…

— Следуйте за мной, пожалуйста.

Мы последовали за нашим внушительного вида провожатым, в то время как он выкрикивал приказы двум кули, которые, оказалось, входили в его окружение.

— Кули несут чемоданы… мисси идут следом, — было сказано нам. И мы почувствовали, что все хорошо и к нам относятся как к почетным гостям.

Карета ожидала нас. Она была запряжена двумя серыми лошадьми, спокойно стоящими под присмотром другого кули.

Том Кипинг оставил нас там, передав другим людям. Я заметила, что он крепко пожал руку Элис, и, казалось, очень неохотно отпустил. Я видела, как она решительно улыбнулась ему. По мере того как я лучше узнавала ее, Элис нравилась мне все больше и больше.

Наш грациозный покровитель помог нам подняться в карету, нам передали наш ручной багаж, и мы поняли, что основной багаж будет должным образом получен. Присутствие встречавшего нас человека вселяло в нас уверенность в том, что все будет в порядке.

Память о той поездке все еще жива во мне. Я думаю потому, что это были мои первые впечатления об Индии.

Жара обрушилась на нас. Всюду народ — шумный, яркий. Это было совсем не похоже на все то, что я видела раньше. По всем улицам стрелой носились маленькие мальчишки. Мне казалось, что мы вот-вот задавим кого-то из них, но наш кучер искусно избежал этого, хотя один раз он крикнул что-то, похожее на поток брани, и обруганный мальчишка обернулся и бросил на него очень испуганный взгляд, но я не была уверена, было ли это связано с избавлением от близкой опасности или с бранными выражениями..

Какими красочными были улицы — здания белые, ослепительно сверкающие и очень большие; а в боковых улицах, куда мы бросали мимолетный взгляд, виднелись темные маленькие лачуги и люди, сидящие на корточках на тротуарах… бедные старики, которые, казалось, состояли только из лохмотьев и костей, маленькие дети, голые, за исключением лоскута… роющиеся в сточных канавах… как я думала, в поисках пищи. В дальнейшем мне пришлось признать, что как бы ни была я потрясена грандиозностью увиденного, оно всегда сопровождалось оттенком ужасающей бедноты.

Мне хотелось остановиться и отдать все, что у меня было, матери с ребенком на руках и другими детьми, цепляющимися за ее изорванную юбку. Наш возница неистово скакал, не обращая внимания на то, какое это производит на нас впечатление. Я понимала, что для него это настолько привычная картина, что он принимает все как норму.

Я видела прилавки, полные продуктов, которые я не всегда знала, и людей, одетых в платья самых различных фасонов. Позже я узнала, что они принадлежат к различным кастам и племенам. Всюду проносились кули, стремясь главным образом выпросить или заработать немного денег. Я видела женщин под белыми вуалями, закутанных в простые бесформенные платья, а также женщин, относящихся к низшим кастам с прекрасными длинными черными волосами, распущенными по плечам, они двигались с беспредельной грацией. Я подумала, насколько они привлекательнее тех женщин-затворниц, чье обаяние, я полагала, доступно только их господину.

Мы говорили мало, так как обе были полностью поглощены происходящим вокруг и старались ничего не пропустить. Проехав несколько миль и миновав прекрасные дома, мы, наконец, остановились у одного из них.

Это было самое внушительное здание — ослепительно белое, окруженное террасой, на которой стояли два белых стола и стулья. На столах плясали белые и зеленые солнечные блики.

На террасу вела лестница.

Когда мы подъехали, одетые в белое слуги выбежали из дома. Возбужденно переговариваясь, они окружили карету.

Наш восхитительный кучер спустился, бросил вожжи одному из одетых в белое слуг и махнул рукой, требуя молчания. Затем он принялся отдавать приказания на языке, которого мы не понимали. Ему беспрекословно повиновались, что нисколько не удивило меня.

Мы поднялись по лестнице, сопровождаемые им.

Элис прошептала мне:

— Чувствуется, что должны бы трубить трубы… не для нас, а для него.

Я кивнула.

Нас провели с террасы в дом.

Разница в температуре была контрастной: здесь было почти прохладно. Комната была большая и темноватая, окна находились в углублениях. Я поняла, что так было спроектировано для того, чтобы препятствовать проникновению жарких солнечных лучей. На стене комнаты висел огромный веер, который, как я узнала позже, носил название «пунках». Его приводил в действие мальчик в обычной длинной белой рубашке и мешковатых брюках. Мне показалось, что до нас он бездельничал, поскольку при нашем появлении вскочил на ноги, энергично работая «пункахом».

Один из барственно выглядевших слуг, вошедших с нами, бросил уничтожающий взгляд в его направлении, и я догадалась, что наказание последует в более подходящее время.

— Мисси няня идет в комнату… в детскую, — сказал наш джентльмен. — Мисси Делани идет к мемсагиб леди графине.

Элис выглядела удивленной, но один из слуг немедленно схватил чемодан, который она несла, и поспешил прочь. Элис последовала за ним. Я осталась.

— Вы мисси. Делани. Вы идете, — сказали мне.

Я поднялась на пролет лестницы. Через одно из окон я увидела сад. Там был пруд, в котором плавали цветы лотоса, а стол и стулья были украшены белыми и зелеными солнечными бликами.

Мы помедлили перед дверью. Мой провожатый поскребся в нее. \

— Войдите, — раздался голос, который я узнала.

— Мисси входит, — сказал провожатый, улыбаясь с удовлетворением героя, который с триумфом выполнил непреодолимую задачу. — Я привел мисси, — добавил он. И вот уже передо мной была Лавиния.

— Друзилла! — вскричала она.

Я подбежала к ней, и мы обнялись. Я услышала бормотание с поздравлением самого себя, в то время как дверь закрылась за нами.

— Тебя не было так долго.

— Это было продолжительное путешествие.

— Я так рада, что ты приехала. Дай мне посмотреть на тебя. Все та же прежняя Друзилла.

— А что ты ожидала?

— Именно то, что вижу… и я этому рада. Я думала, что ты можешь превратиться в какой-нибудь ужасный старый синий чулок. Ты была чуть-чуть такой.

— Никогда не ожидала такого от тебя! А теперь дай мне посмотреть на тебя.

Она отступила на несколько шагов назад, встряхнула своими восхитительными волосами, которые были свободно схвачены сзади лентой, и молитвенно подняла вверх глаза, позируя мне.

Она пополнела, но была прекрасна, как всегда. Я забыла, какой потрясающей она была. На ней было длинное свободного покроя нарядное платье цвета лаванды, и оно ей очень шло… в действительности Лавинии шло все и всегда.

Я почувствовала, что она инсценировала нашу встречу и ведет себя так, как будто это была сцена из пьесы, а она — ее героиня.

— Ты нисколько не изменилась, — сказала я.

— Ну, что же, надеюсь, что нет. Я стараюсь.

— Тебе хорошо в Индии?

Она ухмыльнулась.

— Я не уверена. Мы собираемся вернуться домой через два года. Дугал не может ждать. Он ненавидит жизнь здесь. Он хочет уехать домой и изучать какие-то старые высохшие вещи. Дугал совершенно не умеет наслаждаться.

— Люди редко находят наслаждение в одном и том же.

Она подняла глаза к потолку. «Ее старая привычка», — вспомнила я.

— Верная себе Друзилла, — сказала она. — Ты провела здесь всего пять минут, а разговор уже принял психологический оборот.

— Это просто совершенно очевидный факт.

— То, что очевидно для тебя, умной, слишком сложно для такой тупицы, как я. Все дело в том, что Дугал ждет не дождется возвращения домой.

— Где он сейчас?

— В Дели. Они всегда куда-то уезжают по делам Компании. Меня тошнит от нее. Фабиан тоже там.